Голубой Ксилл - Ромов Анатолий Сергеевич. Страница 13

— Не передавайте Моону и его дочери о нашем… разговоре. Вы обещаете?

Над прибрежными скалами управление ракетолетом взял Щербаков. Вглядываясь вниз, сказал задумчиво:

— Запомни, Моон — человек, проживший здесь, на Иммете, полжизни.К тому же серьезный, талантливый ученый. Не буду объяснять азы психологии творчества, но характер таких людей всегда состоит из парадоксов. И еще, Влад. Мы с тобой в критической ситуации. Пока в силу некоторых причин я не хочу раскрывать ход своих мыслей. Просто предупреждаю: ситуация может оказаться самой неожиданной.

Щербаков снизил скорость до минимума. Я смотрел вниз: там давно уже тянулось знакомое нагорье. И неожиданно увидел фигурку. Уна стоит на еле заметной кромке песка и машет рукой.На ней подвернутые до колен брюки, рубашка с распахнутым воротом, козырек от солнца. Увидев за стеклом меня, сжала над головой руки.

Щербаков осторожно опустил аппарат, я открыл люк, спрыгнул, и ракетолет сразу же ушел вверх, скрылся за скалами. Уна подошла ко мне и, улыбаясь, сморщила нос:

— Ну? Все в порядке?

Она говорила спокойно, будто мы не разлучались, будто мне только что не грозила смерть. Здесь, в бухте, со мной остались только крики птиц, плеск воды и Уна. Я вглядывался в ее лицо. Мне вдруг показалось, что я вижу его впервые.

— Что ты молчишь?

— Я не молчу.

— Если бы только видел себя. Живого места нет. — Она тронула ладонью мою губу. — Подожди, принесу порошок.

— Какой порошок?

— Ксилловый. — Повернувшись, она побежала к скалам. Я крикнул:

— Уна, стой! Куда ты?

Она махнула рукой, скрылась и минуты через три вернулась. Порошок, мелкий, серый, напоминавший обычную пыль, был насыпан прямо в ладонь.

Осторожно притрагиваясь к порошку указательным пальцем, Уна стала протирать мои ссадины, нашептывая:

— Быстрее, сейчас может выйти отец… Он не любит, когда я беру ксилл. Больно?

Потерпи. Ты не пугайся, отец на первый взгляд странный, но вообще он ничего.

Главное, ты с ним не спорь, что бы он ни говорил… Хорошо? Если уж будет особенно наседать, молчи, я сама с ним справлюсь. Ну как, легче ?

Она вдруг сделала круглые глаза: человек, неожиданно вышедший к нам из расщелины, быстро приближался к нам. Он казался слишком располневшим. Моон был в рваной майке-безрукавке, в поношенных брюках. Еще не доходя до нас, он крикнул каким-то капризным, резким голосом:

— Уна, ты зачем взяла порошок ? Я терпеть не могу, когда что-то берется без спросу, ты же знаешь!

Филипп Моон неожиданно резко остановился в двух шагах за спиной Уны, всматриваясь в меня и близоруко щуря глаза. Лицо Моона одуловатое, нос загнут книзу. Под носом топорщились неровно подстриженные рыжие усы, щеки же обсыпала грязно-седая щетина. По цвету глаза Моона такие же, как у Уны, зеленовато-серые, но маленькие и близко посаженные.

Уна улыбнулась:

— Влад, познакомься, это мой отец. Пап, это Влад.

Моон сердито моргнул, уставившись на меня:

— Кто это такой, Влад?

— Папа, не сердись. Влад попал в неприятную историю.

Лицо Моона передернулось. Он повторил так, будто ничего не слышал:

— Уна, я спрашиваю: кто это такой?

Я поклонился Моону и, стараясь отчетливо произнести каждую букву сказал:

— Меня зовут Влад Стин. Астронавт Влад Стин.

Некоторое время Моон смотрел на меня в упор; наконец, глядя в пространство, хрипло произнес:

— Некоторые думают, что у них очень красивые имена.

Моон оглянулся с видом победителя, будто сделал удачный удар.

— Па, зачем ты так? — Уна растерянно перевела взгляд с отца на меня. — Я Влада хорошо знаю. Посмотри, у него же все лицо разбито….

Моон, будто только и ждал этих слов, злорадно заметил:

— Ну и что? Кого это волнует? — Он уперся в меня серо-зелеными глазами, явно надеясь вывести меня из равновесия. Я молчал.

Моон отошел к воде, остановился, будто разглядывал море. Долго молчал, наконец вздохнул:

— Хорошая погода, а?

— Хорошая, — быстро ответила Уна.

— То-то я смотрю, ветра нет и давление нормальное. — Моон снова подошел ко мне.

— Вы из Сообщества?

— Из Сообщества. — Я хорошо помнил наставления Щербакова, но сейчас совершенно не знал, как говорить с Мооном.

— Недавно прилетели?

— Недавно.

— Чем вы занимаетесь? Я имею в виду вообще, что вы делаете? Ваше образование?

— Высшая школа и академия.

— Ай-яй-яй! Высшая школа! Академия… Быстро — структуру альфаспирали ДНК?

— Альфа-спирали ДНК? — Я помедлил. Требовать структуру ДНК в этой обстановке все равно что ударить обухом по голове. — Полностью?

— Да, полностью! И не медлить! — Моон смотрел в упор, не давая думать.

Собравшись, я все-таки выпалил тридцатидвухступенчатую формулу. Некоторое время Моон смотрел под ноги, будто проверял, нет ли в моем ответе ошибки. Прищурился:

— Терпимо. Ладно, самый ценный вывод «Лао-цзы».(«Лао-цзы» — древнекитайский философский трактат.)

Это был совсем уже запрещенный прием. Как можно спрашивать вообще что-то о «Лао-цзы» здесь, на Иммете? Да еще требовать самый ценный вывод? Да этого вывода наверняка не знал и сам Лао-цзы, если он и в самом деле существовал. Я посмотрел на Уну — она умоляюще прищурилась. Это, видимо, означало: ответь, пожалуйста, ответь. Глубоко вздохнув, я выдавил:

— Наиболее ценный вывод «Лао-цзы»: при истинном странствии не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят.

Уна улыбнулась. Моон прошелся по песку, повернулся; — Забавно, забавно, молодой человек. Я бы даже сказал — более чем забавно, — Кивнул Уне: — Помажь, помажь ему раны, а то действительно не заживут. — Он как-то странно посмотрел на меня, шагнул в сторону и исчез в расщелине.

Некоторое время мы с Уной молча смотрели друг на друга. Уна с улыбкой, я раздосадованно. Допускаю, что она лучше меня понимает и ДНК и «Лао-цзы», но все-таки не очень приятно, когда над тобой подсмеиваются. Вдруг вспомнил — Щербаков. Ведь он ждет наверху, в ракетолете. Задрал голову : сверху, со скал, медленно сполз ракетолет , мягко опустился на песок. Люк открылся, и Щербаков, выглянув, протянул Уне руку:

— Поднимайтесь. Меня зовут Павел Петрович.

Помедлив, девушка улыбнулась:

— Вы — товарищ Влада?

— Товарищ. Поднимайтесь.

Уна легко поднялась в машину. Забравшись следом за ней, я задраил люк и поднял ракетолет в воздух. Уна сидела рядом со мной, с интересом наблюдая в иллюминатор. Ракетолет постепенно набирал высоту, уходя к джунглям. Уна вдруг вздохнула, взявшись за щеки ладонями. Покачала головой, разглядывая море.

— Здорово. Это же ни с чем нельзя сравнить.

Я улыбнулся:

— Ты первый раз в воздухе?

Она кивнула:

— Выгляжу смешно, да?

— Что ты! Ты не представляешь,что было со мной, когда я первый раз поднялся в воздух. Павел Петрович подошел к Уне:

— Уна, если вам не трудно, расскажите об отце. Я ведь много о нем слышал. Еще в дни молодости.

— Об отце? — Уна замолчала. Вдруг улыбнулась чему-то. — Ну если вы хотите знать правду, отец — хозяин Имметы.

— Как это понять?

— Считайте, я сказала это в переносном смысле. Просто… отец отличный психолог, он раскусил Сигэцу с самого начала. Хозяином Имметы отец считает себя потому, что, оставшись здесь, он бросил все и начал заниматься ксиллом. Только ксиллом.

Собственно, он из-за этого здесь и остался. Вместе с мамой. От Сигэцу же он откупался камешками.Для него, серьезно изучавшего ксилл, это ничего не значит.

— То есть как?

— Ну, эа это время, за двадцать лет, отец узнал о ксилле практически все.

Впрочем, все о ксилле, конечно же, узнать еще предстоит.

— И все-таки, как нам показалось, настоящий хозяин Имметы скорее Сигэцу, чем Моон.

— Сигэцу? — Уна хотела сказать что-то обидное, но сдержалась. — Сигэцу — временщик, он все равно долго не продержится. И потом… Что мог с ним сделать отец один? Он растил меня. Занимался ксиллом. Ну и ему нужно было покупать у Сигэцу различные вещи. Для меня. А отец — ученый, и борьба с бандитами не его дело. Этим пусть занимаются другие жители Имметы.