Миллиард долларов наличными - Ромов Анатолий Сергеевич. Страница 41

Один из мичманов, здоровяк с усами цвета спелой пшеницы, нижняя часть которых стала ядовито-желтой от постоянно употребляемой махорки, поймав взгляд Седова, кивнул:

— Если хотите, садитесь к нам. У нас целых два места. Сев за стол, Седов улыбнулся:

— Спасибо. Меня зовут Юра.

— Меня Петр Викторович, — доев последнюю ложку салата, мичман отодвинул тарелку. — Можете называть просто Петром, я еще не старик. Петр Слепень, если уж полностью. А это Николай Иваныч Куторгин.

Второй мичман, черноволосый, жилистый, чем-то напоминающий жука, кивнул. Матрос, дежуривший по камбузу, подкатил к столику тележку, на которой друг на друге в довольно сложном порядке были расставлены тарелки с горячей едой. Покосившись на Седова, сказал:

— Выбирайте, Петр Викторыч. И вы, Николай Иваныч.

— Было б из чего… — Слепень оглядел тарелки. — Что дают? Гуляш?

— Гуляш. И макароны по-флотски. Гуляш хороший, советую.

— Ладно, возьму гуляш. Коля, тебе что?

— Мне тоже гуляш.

Поставив на стол две тарелки с гуляшом, Слепень посмотрел на Седова:

— Берите, молодой человек. На выбор.

Взяв себе тоже тарелку с гуляшом, Седов принялся за еду.

После того как все три тарелки опустели, Слепень осторожно промокнул рот бумажной салфеткой. Скомкав салфетку и бросив ее в тарелку, спросил:

— Что случилось-то с вами? Говорят, вас обстреляли?

— Обстреляли.

— Как дело-то было?

— Да подошел какой-то катер, будто бы пограничный, оттуда дали команду остановиться для досмотра. Мы отказались.

— Чей катер? Флаг на нем был?

— Флаг был чем-то испачкан. Думаю, нарочно.

— На каком языке они с вами говорили?

— На русском. Применяя болгарские слова. Куторгин покосился:

— Что значит «будто пограничный»? Если катер пограничный, сразу видно, что он пограничный.

— Внешне-то он был как пограничный. Но повели они себя не как пограничники. Наш шкипер сразу это понял.

После некоторой паузы Слепень сказал:

— Шкиперу видней. А вы кем на этой яхте?

— Шкотовым.

— Так вам в палубную команду надо попроситься. У нас. Чтобы делом заняться.

Седов улыбнулся:

— Я бы, чтобы делом заняться, скорей бы к механикам попросился.

— Да? — Слепень переглянулся с Куторгиным. — Вы что, механик?

— В свое время закончил электромеханический факультет питерского высшего инженерно-морского. Ходил вторым [5] на дизель-электроходе «Сестрорецк».

— Коль, слышишь? — Слепень многозначительно посмотрел на соседа.

— Слышу, — отозвался Куторгин.

— Во дела… Мы ведь, Юра, тоже механики.

— Очень приятно. Значит, поймем друг друга.

— Конечно, поймем. Николай вот — старший пом по подсобным двигателям, я — то же самое на главной машине. Так приходите к нам на вахту, серьезно!

— Я бы пришел. Только ведь у вас военный корабль. Кто меня пустит?

— Я поговорю с «дедом» [6]. «Дед» даст добро, лишний человек нам не помешает. Постоите часок у главной машины. А потом, может, и на вахту встанете.

— Хорошо, Петр Викторович. Только скажите когда. Я должен выбрать время, мы ведь тут еще яхту будем ремонтировать.

— Хорошо, я предупрежу заранее..

Допив компот, оба мичмана встали. Слепень спросил:

— Если что, где вас искать?

— В ангаре «26». Там наша яхта стоит на стапеле, я на ней буду жить. Все время.

— Чего так? У нас ведь полно пустых кают.

— Петр Викторович, мне как-то удобней на яхте.

— Живите где хотите, мне все равно. Я к тому, что я как раз сейчас иду к «деду». Значит, если он даст добро, я пошлю кого-нибудь, и этот человек проведет вас в машину. Там спросите меня, я все объясню.

— Хорошо.

Вечером, отстояв вместе с механиками, электриками и дизелистами полуторачасовую вахту у главной машины, Седов понял: своего он пока добился. Никто из команды не будет теперь ошущать, что он здесь чужой.

Из стереосистемы в каюте приглушенно звучала обволакивающая слух мелодия «смуф-джаза». На экране установленного под потолком телевизора разворачивались события боевика, хотя звук был выключен.

Легко пригнувшись над столом, за которым сидели Довгань и Петраков, Лена осторожно ставила перед ними тарелки с закуской. На столе постепенно появлялись осетрина, севрюга, семга, черная икра, маринованные грибы, лобио, сациви. Закончив, спросила:

— Пить что будете, Леонид Петрович?

— Глеб, выпьем водочки? Или по коньячку? По случаю прохода через проливы?

— Лучше водки.

— Тогда, Лен, достань «Смирновской». Только из морозильника, хорошо?

— Конечно, Леонид Петрович.

— И брусничный сок поставь, слышишь?

— Обязательно, Леонид Петрович. — Лена ушла в буфетную. Посмотрев ей вслед, Петраков сказал:

— Как кадр?

Глеб пожал плечами:

— Крепкая девка.

— Может, хочешь пройтись?

— Пройтись?

— Ну да. — Петраков незаметно сделал понятный всем мужчинам жест. — Если хочешь, я не возражаю. Можешь прямо здесь. Поверь, она это делает замечательно.

Довгань усмехнулся:

— Спасибо. Но у меня есть Алла.

— Ну вот, Алла. Алла даже не узнает.

— При чем тут «не узнает»? Пойми, я ни на кого, кроме Аллы, смотреть не хочу. Да и не могу.

— Ладно. Тогда позови Аллу, посидим вчетвером.

— Алла сейчас на яхте. Проверяет вместе с Юрой корпус.

— Ах, ну да, я забыл. Вы же хотите ее отремонтировать.

— Мы должны успеть хоть что-то сделать, корпус подготовить, с винтом что-то решить. Чтобы, когда ты нас высадишь в Лимасоле, сразу встать на ремонт.

Улыбнувшись, Петраков широко развел руками.

— Глеб, я разве тебе не говорил? Насчет Лимасола?

— Насчет Лимасола? Нет. А что?

Лена, подойдя, поставила перед ними покрытую инеем бутылку «Смирновской», графин с брусничным соком. Петраков цокнул языком:

— Вот это я понимаю. — Положил ладонь Лене на талию. — Ленусь, ты пока пойди к себе.

— Как скажете, Леонид Петрович, — Лена совсем не пыталась освободиться от прикосновения его руки.

— Но будь наготове, если что, я тебя вызову.

— Конечно, Леонид Петрович.

— Иди. — Петраков легко хлопнул ее по ягодицам. Лена ушла.

Взяв салфетку, Петраков открыл бутылку, разлил водку по рюмкам. Подняв свою рюмку, сказал:

— Что, будем?

— Будем.

Чокнувшись и выпив, они взялись за закуски. Прожевывая бутерброд с семгой и запивая его брусничным соком, Довгань спросил:

— Ты там что-то хотел сказать насчет Лимасола?

— Что? А-а… — Ложка, которой Петраков намазывал на хлеб икру, на секунду застыла. — Я хотел тебе сказать, что мы в Лимасол не заходим.

— То есть как это не заходите? — Глеб перестал жевать. — Шутишь?

— Никаких шуток. После проливов идем сразу в Красное море.

Помолчав, Глеб отодвинул тарелку.

— Леня… Ты меня подсекаешь под корень. Без ножа режешь.

— Ладно тебе. Давай по второй… — Петраков потянулся было к рюмке друга, но тот прикрыл ее рукой.

— Но почему заход отменен?

— По очень важным причинам.

— И что — ты сразу идешь в Бендер-Аббас?

— Нет, по дороге зайдем в Джибути. А потом в Бендер-Аббас.

— Джибути… — Довгань помолчал. — Это где-то у черта на рогах?

— Почти. В Аравийском море.

— А вода? Горючее?

— Горючим и водой будем заправляться на ходу, — вырвав наконец силой у Довганя пустую рюмку, Петраков налил туда водки. — Утром подойдут танкер и два транспорта, перекачаем воду и солярку. Глеб, да брось в конце концов. Давай. Первая колом, вторая ясным соколом… Да что с тобой? Я что, виноват, что тебя обстреляли и ты получил пробоину? Когда я брал тебя на борт, заход в Лимасол был давно уже отменен. Ты ведь отлично знаешь, зачем мы гоним крейсер в Иран.

— Знаю.

— Да что ты мрачный такой? Ну, пойдешь с нами до Бен-Дер-Аббаса. Ну, потеряешь две недели, ну и что? Земля не перевернется. Пока будем идти, яхту свою отделаешь, как конфетку. Сам знаешь, какие у нас мастерские.