Девочка, где ты живешь? (Радуга зимой) - Рощин Михаил Михайлович. Страница 5
Вьются вокруг Кати, валяют дурака. Ирма хохочет, а Катя не знает, смеяться или плакать.
Ирма. Ну, прекратите! Будьте, пожалуйста, ее рыцарями и телохранителями. Она может пробыть с нами только до одиннадцати.
Первый. Слушаемся и повинуемся!
Второй. А можно быть вашим телохранителем, о Ирма?
Первый. Неужели только до одиннадцати? Даже Золушке разрешали до двенадцати.
Второй. Вы танцуете, принцесса? Разрешите!
Буратины уводят Катю, стены исчезают, свет меркнет, и в полумраке, среди праздничных огней, начинается вальс. Катя танцует то с Володей, то с Яшкой, которые тоже оказываются здесь, то с юным моряком. Два Буратино играют и поют:
Вдруг Катя выбегает на авансцену. Вал продолжается.
Катя. Гена! Гена! Скажите, он не приходил?… Что я наделала, я забыла, он меня ждет! Он же там совсем замерз! Ах я бессовестная! (Быстро одевается.)
Ирма. Ну куда же ты? Побудь еще, попей чаю!
Буратины (вместе). О принцесса! Не покидайте нас!…
Катя. Нет, нет, мне нужно идти, мне очень нужно…
Ирма. Куда? Уже поздно… Ты где сейчас живешь, у дяди Пети или у тети Любы?
Катя. У тети Любы, у тети Любы… То есть у дяди Пети, у дяди Пети… До свидания, Ирма, до свидания, Буратины! Спасибо.
Буратины. Не покидайте!
Ирма. До свидания. Ты не обижайся, но это просто странно, чтобы приходил какой-то мальчишка в нашей ванной играть на скрипке… Ах, как жарко!…
Катя. Ну да, конечно, я понимаю.
Голоса из комнаты: «Ирма! Ирма! Скорей!»
Ирма. Иду! Иду!… Ну, счастливо, Катя, приходи!
Катя убегает, Ирма и Буратины тоже.
Катя и Гена на улице.
Катя. Ну прости меня, пожалуйста. Ты совсем замерз, да?
Но понимаешь, что получилось: у них такой необыкновенный замок, электронно-вычислительный, он как захлопнется…
Гена. Да ладно!
Катя. Нет, точно! Заграничный такой замок, японский… Ген, ну ты что? Мы сейчас к тете Любе, она хорошая, вот увидишь, она добрая. У нее уж точно играть можно. Как войдешь, так и играй, честное слово!
Гена (нехотя). Да ну, Катя!…
Катя. Не верит… Да у нее там так интересно! И книги разные, и вещи, и… и еще собака, да, у нее замечательная собака! Ты любишь собак? Ну вот! Такая собака, просто чудо! Белая-белая, пушистая-пушистая, а глаза такие большие, умные-умные. (Гримасничает.)
Гена. Шпиц?
Катя. Кто?
Гена. Шпиц. Порода такая.
Катя. Да, да. Шпиц, шпиц. Ее зовут… ее зовут… (Ничего не может сразу придумать.) Шарик… Замечательная просто собака, вот увидишь, и с ней можно играть, она не кусается, ничего такого. Один раз, знаешь, пошла я с ней гулять… Ну идем, идем, я тебе по дороге расскажу. (Тянет Гену за собой.)
Уходят.
Тут же мы видим маленькую, совершенно пустую комнату. Тетя Люба, пожилая сухонькая женщина, стоит на табуретке и клеит на стену обои. Входят дети.
Катя (продолжает увлеченно врать про собаку). А еще вот один раз в лесу… (Как бы спотыкается у порога комнаты, но тут же находится.) Тетя Любочка, здравствуй!… Ой, чего это ты делаешь, ремонт, да? А где твой Шарик? Беленький такой? Шпиц? Где он?… А это Гена, тетя Люба, мой знакомый мальчик, он не из моего класса, ты его не знаешь, он, видишь, музыкант, он играет на скрипке. (Гене.) Ты доставай, доставай скрипочку, играй… Пусть он поиграет тут, тетя Люба. А? Но где же Шарик?… Шарик!… Шарик!… Раздевайся пока, я сейчас его поищу. (Выбегает.) Шарик! Шарик…
Тетя Люба с Геной некоторое время смотрят друг на друга, потом тетя Люба продолжает возиться с обоями, я Гена «пилит» гаммы.
Тетя Люба. Ну, потешница! Ты играй, играй, ничего!… Она и маленькая такая была, такая же, смех просто с ней! В детский сад-то еще когда ходила, такая потешница! У нас Вера Демидовна-то, старшая воспитательница, уж такая строгая, такая нравная, у ней чтоб порядок был – это первое дело, она детишкам по сей день в тихий час на горшок не разрешает: врут, говорит, балуются, чтобы не спать… У Катюши и кукла любимая была, она ее все графиней да графиней, наряжает, в карете возит, а Вера Демидовна и скажи: что это у тебя кукла графипя, пускай лучше будет героиня. Ка-тюшка как стала смеяться, чуть из детсада ее Вера Демидовна не исключила… Вся в мать, вылитая мать!
Гена. А правда, что они поехали в Австралию и разбились возле острова Сейбл?
Тетя Люба (испуганно). Кто?
Гена. Ну вот они, ее родители. (Кивает на дверь.)
Тетя Люба. В Австр… в Австралию?
Гена. Ну да.
Тетя Люба. И чего?
Гена. И разбились возле острова Сейбл.
Тетя Люба. Кто?
Гена. Ну родители вот Анны-Марии.
Тетя Люба. Анны-Марии?
Гена. Ну да.
Тетя Люба. Разбились?
Гена. Разбились.
Тетя Люба. Это что ж, насмерть?
Гена. Ну да, наверное.
Тетя Люба. Ах ты несчастье-то какое! И как же это вышло?
Гена. Как вышло? Ну на корабле-то они поехали?
Тетя Люба. Ну?
Гена. В Австралию.
Тетя Люба. Так. Экая даль!
Гена. Ну вот. А возле острова Сейбл корабль потерпел крушение, и они погибли.
Тетя Люба. Ах ты батюшки! Вот страх-то! Я вот вечно, вечно воды боюсь, сроду ни на какой пароход, даже в лодку не сяду, на воде это хуже нет помирать. А тут вон куда, ясное дело, только и жди беды… Ну, а она что?
Гена. Кто?
Тетя Люба. Ну эта, Анна-то? Мария? Чьи родители?
Гена. Как – что?
Тетя Люба. Спаслась?
Гена. Как спаслась? Она разве с ними была?
Тетя Люба. А не с ними? А где же?
Гена (судорожно вздыхает). Да вы не поняли!… Я думал, вы знаете, как все это произошло…
Тетя Люба. Я? Да откуда ж мне знать, милый ты мой, я сроду отсюдова никуда не выезжаю, сроду воспитательницей в четвертом детсадике работаю, тебе любой скажет… Надо же несчастье какое! И она, значит, сиротой осталась? Ох, горе!… У нашей Катюши хоть сродственников много – мать, правда, все по командировкам, мы вот с Петром и бабушка еще есть, а та-то с кем?
Гена. Кто? (Все понял.) Я не знаю… А скажите, собака у вас правда есть?
Тетя Люба. Собака? (Волнуется, не хочет подводить Катю.) Собака-то? Собака вообще, собака-то такая вроде бы, вроде бы мелькала эдак какая-то собака… Но я вот теперь ремонтом занялась, все сама, сама… Да ты разденься пока, она сейчас. (Слезает с табурета, суетится.) Сейчас она. Она ведь у меня как ртуть, Катюшка-то, как огонь, она и собаку найдет, все у ней будет, ты погоди. Вам зачем собака-то?