Тринадцать способов умереть - Рощин Валерий Георгиевич. Страница 50
– Ты обещал: тут никого не будет, – тихо произнесла Виктория. В голосе не было ни возмущения, ни разочарования, ни удивления…
– А чо, они тебе мешают?! – усмехнулся Крокодил, подталкивая ее к топчану. – Падай вон на матрацы. Ща курнем и трахнемся…
Сам же подошел к сверстникам, принял от одного из них крошечный бумажный пакетик и начал мастерить сигарету. Сменив табак на зелье, щелкнул зажигалкой, сладко затянулся дурманящим дымком, передал сигарету следующему…
Все четверо жадно уставились на незнакомку, присевшую на деревянный лежак прямо перед ними.
Она была чертовски соблазнительна: стройная; с правильными чертами лица; с недлинными, но красиво уложенными волосами; с гладкой глянцевой кожей. И даже замутненный взор серых глаз, нетрезвые жесты с неловкой походкой – не отторгали, не портили ее внешности.
Девица даже не удосужилась запахнуть полы кофточки и расправить юбку – то ли была профессиональной шлюхой, то ли…
Впрочем, пацанов это не интересовало. Они бесцеремонно пялились на сползший вниз расстегнутый лифчик, на красивую грудь с набухшими от холода сосками. На ровные, обтянутые черными чулками ножки; на белевшие за широкими резинками чулок полоски голой кожи… А уж слегка раздвинутые бедра вкупе с отсутствием нижнего белья и вовсе дозволяли лицезреть то, отчего кровушка враз куда-то отливала от молодых бесшабашных голов…
Получив окурок обратно, Крокодил направился к случайной подружке:
– Держи.
– Что здесь? Конопля?.. – безучастно спросила она, принимая тлевший бычок.
– Х-хе… – присаживаясь рядом, опять показал тот желтые зубы. – Кому конопля, кому каннабис, кому укропчик… Не боись, дерьма не держим – из Грузии убойный товар поставляют. Горло не дерет и по вкусу – не сено. Ганжа – что надо!
Обычные сигареты Вика курила давно – со студенческой поры, а вот действие наркотика вкусила впервые. Дурман ложился на выпитый алкоголь, и после первых же затяжек легкая вуаль приятной слабости сковала мышцы; и без того размытое алкогольным туманом зрение, перестало различать даже лица сидевших в трех шагах мальчишек…
Тем временем Прыщавый по-хозяйски, словно возражений не предвиделось и в помине, снимал с нее оставшуюся одежду. Побросав на матрацы кофту с лифчиком и шаловливо оглядываясь на друзей, потискал упругую грудь… Двое приятелей беззвучно хихикали, третий громко ржал. Ни на миг не задумываясь о причинах покладистости – это были недоступные для его ума материи, заставил ее откинуться на топчан. Та покорно легла на спину и докуривала сигарету, пока узкая юбка медленно сползала по бедрам. Раздевая женщину, юнец отпускал пошлости, корчил рожи. Дружки гоготали над «представлением» и пожирали глазами открывавшуюся наготу…
Но даже подобное поведение четверых подонков не разбудило сознание Виктории, не всколыхнуло притупленный алкоголем и травкой стыд, не заставило воспротивиться, переменить пришедшее в кафе решение – Всеволод не отпускал ни на минуту.
Издевательской пытки она не выдержала, когда Прыщавый зашел слишком далеко – покончив с юбкой, попытался продемонстрировать «зрителям» самые интимные детали ее тела.
Отпихнув его, Вика устало сказала:
– Хватит, Крокодил паясничать – трахни меня и довольно. Нет больше сил, тебя терпеть. Да и пора мне отсюда убираться.
– Ладно, щас, – оскалился тот и подмигнул парням: – Щас еще по одной курнем, и я так и быть – засажу тебе по самые жабры.
Вновь у окна зашуршал мизерный пакетик…
Устраивать порно-шоу – отдаваться на топчане, прямо перед троицей недорослей, все же не хотелось. Она поднялась; в одних чулках и полусапожках сделала несколько неверных шагов к большому мутному окну, дабы упереться руками в край грязно-серого подоконника. Но голова вдруг закружилась, все вокруг поплыло… Рядом вмиг оказались дружки Крокодила – помогли неровно простучать каблуками в обратном направлении и снова упасть на матрацы.
Пока Прыщавый ухмыляясь, деловито набивал сигарету, прикуривал и скидывал джинсы, приятели расположились вокруг обнаженной женщины. Несколько минут она не замечала любопытных созерцателей; потом, понемногу придя в себя, равнодушно взирала в почерневший потолок и терпела прикосновения, покуда чья-то осмелевшая рука не добралась до лобка. Отвесив ей звонкий шлепок, Виктория позвала:
– Крокодил, сколько же можно ждать?!
Наконец, он сподобился, подошел; подхватил под коленки ее ноги…
– Ну, вот и «славно»!.. Гаже уж некуда, – беззвучно говорила она, ритмично покачиваясь на неудобном ложе. И, смирившись с настырными повесами, теребившими соски колыхавшейся груди; ползавшими ладонями по всему ее телу, она лишь морщилась от застарелой пыли и, подгоняя время, твердила, точно молитву: – Теперь ты обязан забыть меня. Навсегда вычеркнуть из своей памяти. Навсегда…
Еще немножко… и можно будет покончить с гнусным занятием, одеться, спуститься к машине; убравшись подальше от этого дома, привести себя в порядок – выпить где-нибудь крепкого кофе и уехать домой. Дома она прямиком направится в ванную, подольше постоит под горячим душем – отмоется от всей этой грязи… И больше уж никогда не появится в маленьком убогом городке. И непременно забудет весь этот кошмар, сотрет его без остатка из анналов своей памяти…
Не прерывая сладостного действа, Прыщавый подал вернувшуюся от дружков сигарету. Вика отказалась – рассудку и так уж хватало туману, да все четверо проявили необъяснимую настойчивость – чуть не насильно заставили затягиваться…
Сигарета показалась крепче первой, аромат другим. Горло будто царапало дымом – она закашлялась; конечности быстро становились ватными. Докурить не смогла – окурок выпал из побледневших губ; сознание окончательно подернулось густой пеленой. Все куда-то поплыло и перестало восприниматься реальностью.
Испустив протяжный стон, Крокодил обмяк, отошел… и тут же ее ножки подхватил кто-то другой – освободившееся место попытался занять следующий. Скинув с себя мальчишеские ладони и, с трудом поднявшись, Виктория оттолкнула похотливого наглеца; неуверенно встала, попыталась соорентироваться и вспомнить, где одежда. Но, почувствовав подступившую тошноту, на миг закрыла глаза; по телу прокатилась холодная волна, на лбу выступила испарина… Теряя равновесие, она покачнулась…
А четверо парней, точно того и ждали – вновь бросили на твердый лежак, жадно облепили со всех сторон…
Остатки сознания лишь на короткий миг охватил панический страх, но больше не оставалось ни сил, ни желания сопротивляться. Она слышала где-то вдали противные голоса, омерзительный смех, возню, шаги; чувствовала чьи-то сильные пальцы, снимающие с нее золотые украшения: кольца, серьги, цепочку. Казалось, что десятки рук одновременно ощупывают ее плоть…
– Смотри же! Хорошенько смотри! Полюбуйся на ту, которую любил!.. – машинально шептали губы. – Видишь, какая я дрянь?! Доступная кому угодно шлюха! Прокляни меня, Всеволод!! Прокляни, забудь и отпусти!.. Дай, наконец, свободы!..
– Чо она там, мля, бормочет? – доносился чужой голос.
– Хрен ее разберет! Пусть бормочет, нам какое дело?.. – отвечал ему другой, столь же незнакомый мальчишеский альт.
– С головой, по-моему, телка не дружит.
– Зачем тебе голова?! Мне лично больше нравится вот эта штучка! Глянь сюда…
– Ногами к окну разверните – к свету!
Ее снова подхватили и как будто долгое время куда-то несли, волокли, переворачивали…
– Подтаскивай ближе. Клади задницей на самый край!..
– Отлично!
– Раздвигайте… Шире-шире – не стесняйтесь! Вот так и держите…
– Класс!
– Офигенный видок!
– Дай-ка ей колес. Чтоб до утра не очухалась.
Кто-то заставил приоткрыть расслабленные губки, пропихнул в рот какие-то таблетки.
– Глотай! – услышала она, – сейчас полегче станет.
Вика попыталась отвернуть голову вбок и выплюнуть непонятное снадобье.
– Глотай, я сказал, сука!! – сдавил кто-то щеки.
Пришлось сделать усилие – послушно проглотить две или три таблетки…