Рискованное увлечение - Росс Джулия. Страница 14

– Вашей рубашкой, милорд… сэр?

Последовало двойное «Ура!».

Олден Грэнвилл отложил свою косу и стянул рубашку. Джульетта вообразила живой мрамор, таинственно светящийся изнутри, словно греческая статуя каким-то чудом ожила. Золотистые волосы, завязанные хвостиком, курчавились над могучими плечами, являя поразительный контраст с этим хвостиком и кончиками темной ленты. Это было соединение верха элегантности с недюжинной мужской силой.

Ужасная слабость – желать этого, находить это таким прекрасным, чувствовать, как ты лишаешься покоя и у тебя застревает дыхание в груди. Приличные леди вот так не восхищаются мужчинами. Ее мать никогда не смотрела на ее отца таким образом, и у нее не было таких мыслей. Из всех женщин только она думает о подобных вещах – она одна. Настоящая блудница! Этот мужчина олицетворял собой все, от чего раньше она пыталась отказаться и в результате оказалась запертой здесь. Она не могла никуда убежать. Это ее луг. Трава была почти полностью скошена.

Ярко сияло солнце. Мужчины продолжали трудиться. Пришлые затянули какую-то песню, для поддержания ритма. Разрастающийся звук уплывал в летний воздух. Лица людей блестели от пота. Судя по тому, как они махали косой, похоже, это были рабочие с фермы. Однако ни одного из них она никогда не видела. И уж точно не встречала по дороге в Аппер-Мингейт, где было не больше двух ферм и трех коттеджей. По этой дороге вообще редко кто ездил за исключением местных.

Один мистер Грэнвилл не знал песню. Он блистал среди остальных, красивый как Аполлон. Рассекая сверкающим лезвием траву и лютики, он дразнил Джульетту своими твердыми мускулами, своими уверенными движениями, своей прекрасной белой кожей. Он все никак не устанет! Негодник, неужели он нисколько не раскаивается за свое высокомерие и этот балаган, устроенный у нее на лугу?

Бок о бок шестеро мужчин дошли до края поля. Последний ряд травы был скошен, и работа закончилась.

Толпа на просеке вновь закричала «Ура!», когда из деревни с грохотом выкатилась повозка. Мистер Сэндхэм, хозяин гостиницы, восседая на облучке, правил пегой лошадью.

Джемми Брэмби с сияющим веснушчатым лицом подбежал к Джульетте.

– Вот и он, мэм! С элем для мужчин, как вы хотели! Но мистер Сэндхэм сказал, чтобы вы оставили деньги себе. – Мальчик протянул ей монеты, которые она дала ему. – Тот нарядный джентльмен еще утром заказал все это в гостинице и оплатил. Эль и пищу для косцов и еще то же для зрителей.

Джульетта поблагодарила Джемми и, дав ему фартинг за хлопоты, пошла в дом положить монеты обратно в потайное место. Когда она на секунду обвела взглядом комнату с низким потолком, воображение внезапно вернуло ее в детство, к великолепию белого алебастра, парившего над головой. Четкие зрительные образы в изобилии зароились в сознании. У нее перехватило горло. Обычно она не позволяла себе предаваться напрасным сожалениям. Но сейчас все возвращалось на круги своя, с мучительной пустотой от утраты всех, кого она любила. Судьба колесом прошлась по их жизням. Джульетта сжала кулаки, когда слезы обожгли ей глаза.

Будь он неладен, этот мужчина! Своим внезапным, стремительным появлением он как косой рассек ее спокойствие. Это было невыносимо. Она повернулась, чтобы вернуться на луг и дать отпор Олдену Грэнвиллу.

На просеке, у ворот, расположились пятеро рабочих и вместе с хохочущими зрителями глушили эль, отламывая большие куски хлеба и сыра. Здоровяк с каштановыми волосами почтительно водрузил на столбик заработанную треуголку. С изгороди свешивалась розовая парча, в то время как смуглый мужчина вытирал лицо носовым платком и принимал от товарищей одобрительные шлепки по спине. Жилет, кружевные манжеты и льняная рубашка были аккуратно сложены и отнесены в безопасное место, пока их новые владельцы смеялись и кивали веселящейся толпе. Но среди этих людей не было полураздетого джентльмена с золотистыми волосами.

– Если бы я присоединился к ним, это испортило бы все празднество, – сказал он.

Джульетта огляделась кругом. Олден Грэнвилл растянулся во весь рост возле изгороди, на полоске свежескошенной травы, положив одну руку на глаза, чтобы защитить их от солнца. Ее внимание сосредоточилось на очаровательном изгибе его губ, на легкой улыбке, задержавшейся в уголках. На торсе под кожей перекатывались твердые мышцы. По середине груди сбегала тонкая полоска волос.

Джульетта подняла подбородок, сознавая свое безрассудство, чувствуя кожей подкрадывающееся желание.

Коты свернулись на траве рядом с божеством в один клубок пестрого меха и мурлыкали.

– Вы схитрили, – сказала она.

Он раздвинул пальцы и открыл один синий глаз.

– Разве?

Недовольные коты выпрямились и выгнули спины. Авденаго важно прошествовал по скошенной траве.

– Вы нашли себе помощников, – Джульетта прикусила губу и тотчас отвела взгляд. Она собиралась сказать совсем не то.

– Трава скошена, – сказал он совершенно невинным тоном. – Я выступал в качестве исполнителя. Полагаю, вы получили свой приз, мэм.

Она нагнулась подобрать головку лютика. Лепестки светились подобно желтому пламени.

– А вы полагаете, что сколько-нибудь приблизились к получению своего?

– Увы, нет, – сказал он, чуть ли не смеясь. – Весь штраф целиком в вашу пользу.

Седрах потянулся и пошел прочь. Мисах, задрав хвост, подбежал в сторону двора. Джульетта наблюдала, как они удаляются, ее неверные питомцы.

– Я не много на этом заработала, – сказала она.

– Да. Вы хотели, чтобы я испытал унижение. Я его не почувствовал. Но вы также хотели, чтобы мне было хотя бы чуточку больно.

Что правда, то правда. Разве нет?

– И что, вам больно?

Он захохотал. И не переставая смеяться, перекатился на живот и зарылся лицом в руки. Белокурые волосы, порыжевшей от влаги, прилипли к его спине. Парчовые бриджи, даже те намокли, но кожа была свежей. Должно быть, он сходил к насосу и помылся во дворе. Опрокинул на голову и плечи несколько ведер и отправился на солнце сушиться.

К естественному, особенному запаху свежескошенной травы примешивался другой, более острый запах, отдающий влажным теплом чистого мужского тела. Если подойти ближе, можно будет обонять этот запах, втягивать его в глубь изголодавшихся легких. Джульетта чувствовала, как по мере усиления ее ярости загадочно зачастил ее пульс.

– У меня болит все, с головы до кончиков пальцев, – проговорил он наконец. – Каждая проклятая мышца. Клянусь, я не представлял, что косить траву такой адский труд.

Джульетта отпустила лютик. Подхваченные легким бризом лепестки отнесло к мистеру Грэнвиллу, на его нагую спину. Золото заблестело на его мощном позвоночнике.

– Потому что до этого вы и одного дня не работали, – сказала она. – Вот почему вы не можете присоединиться к мужчинам и выпить с ними зля. Им будет слишком неуютно в вашем обществе. Они знают свое место. Так же, как вы знаете свое, милорд.

Было видно, как напряглись его мышцы на спине.

– Да, – сказал он. – Но разве это имеет какое-то значение?

Джульетта посмотрела через луг на подвыпившую компанию, сидящую у ворот. Естественно, это имеет значение! Больше, чем что-либо в этой Англии, где один класс рожден для богатства и привилегий, другой – для беспросветного труда. Но на плечах аристократии лежало величайшее бремя – ответственность за целостность всей общественной системы. Увы, среди представителей этого класса, к которому принадлежала она сама, встречались люди, не понимавшие, какая цена будет взыскана с того, кто нарушит корпоративные правила.

– Один из ваших людей чуть было не назвал ваш титул, – сказала она. – Вы лорд. Кто вы?

Он согнул спину. Мышцы плавно скользнули под кожей. Упавшие лютиковые лепестки затерялись в скошенной траве. Он перевернулся и, подложив руку под свою влажную голову, ладонью другой опять загородил глаза.

– Если я расскажу вам о своем происхождении, вы поведаете мне о своем?

– Вас это не касается.

Он прищурил глаза.