Час испытаний - Ростовцев Эдуард Исаакович. Страница 9

Пустовойтова делает вид, что только сейчас узнала Галку, вскакивает, обнимает ее.

— Галя, девочка моя! Как ты повзрослела. А я только вспоминала о тебе. Ты уже читала газету?

— Да.

— Какое несчастье! Бедный Алексей. Шахов всегда был негодяем. — Она достает из перчатки батистовый платочек, осторожно подносит к глазам.

— Я вижу, вы знакомы, — говорит Логунов.

— Еще бы, — уже улыбается Нина. — Мы, можно сказать, почти родственницы. Не так ли, Галя?

Галка молчит. Пустовойтова прячет улыбку.

— Ну, как живешь? Рассказывай. Я тебя не видела целую вечность. Ты похорошела, стала интересной. Не правда ли, Альберт, она очень эффектна?

— Я бы сказал — красива, — подхватил тот.

— Ты находишь? — голос Нины черствеет.

Логунов бормочет что-то невнятное.

— У тебя какое-то дело? — спрашивает Пустовойтова Галку.

— Я хотела просить Альберта Ивановича помочь мне зарегистрировать паспорт. В городской управе ко всему придираются.

Усмешка кривит полные губы Пустовойтовой.

— Ну, конечно, ты только хотела получить от новых властей вид на жительство и избежать неприятностей, связанных с твоей службой в красноармейском госпитале.

— А что ты думаешь? — пытается вмешаться Логунов. — Это очень серьезно. При всем моем уважении к памяти отца Галины Алексеевны я не знаю, смогу ли помочь ей.

— Он хочет, чтобы ты пришла к нему еще раз, — говорит Пустовойтова. — Желательно вечерком, когда, скажем, не будет меня.

— Нина!

— Помолчи-ка лучше, господин бургомистр. Или вот что. Возьми у Галины паспорт и пойди к Мюллеру, оформи, что нужно. А мы пока поболтаем о том, о сем.

Логунов послушно взял Галкин паспорт и, пробормотав извинения, вышел из кабинета. Едва за ним закрылась дверь, Пустовойтова подошла к девушке и бесцеремонно начала разглядывать ее.

— Строгий английский костюм, — комментирует она, — но фигура подчеркнута. А подчеркивать есть что! Прическа в меру скромна. Губки не накрашены. Да к чему их красить — мы еще так свежи! Французский каблучок, литой старинный браслет… Милая девушка из приличной и состоятельной семьи. На мужчин средних лет это действует безотказно. Браво, Галина Алексеевна!

— Уверяю вас, Нина, я не собираюсь никого покорять, — пытается улыбнуться Галка.

— Ой ли! Я не так наивна, чтобы поверить этому лепету о паспорте. После того как появилась статья о твоем отце, тебе не было нужды прибегать к покровительству бургомистра. Немцы не станут преследовать дочь и внучку людей, пострадавших от большевиков. И ты это понимаешь не хуже меня. Короче, зачем ты пришла сюда? Только откровенно!

— Я хочу устроиться на приличную работу, — говорит Галка понимая, что с Пустовойтовой лучше не спорить. — В городе трудно с продуктами. Меня интересует паек.

— И только?

— И только.

— Ну, если это так, то я охотно помогу тебе. Ты, кажется, знаешь итальянский язык?

— Да. Я, можно сказать, на 25 процентов итальянка. Но, кроме итальянского, знаю немецкий…

— Немецким владею я. Ты меня поняла?

— Поняла, — невольно усмехается девушка. — Однако…

— Никаких «однако». — Пустовойтова небрежно бросает на стол меховую накидку и по-хозяйски снимает телефонную трубку: — Господин Хюбе?.. Да — я… Благодарю вас… О, даже так! На это я вам отвечу несколько позже. А пока у меня к вам дело Помните, вы просили найти переводчика для полковника Стадерини?.. Вы угадали, я нашла подходящего человека… Галина Ортынская… Нет, не жена — дочь того капитана. Да, я рекомендую ее… Значит, она может обратиться к Стадерини от вашего имени?.. Благодарю. Я еще позвоню вам сегодня.

Вот уже три месяца Галка работает в итальянской комендатуре. Официально она числится переводчицей коменданта — полковника Стадерини, но фактически к ее услугам прибегают многие офицеры итальянского гарнизона. Если среди немцев немало военнослужащих, более или менее сносно владеющих русским языком, то из итальянцев только Стадерини пытается говорить по-русски. Правда, он с таким же успехом мог бы изъясняться по-японски — все равно его никто не понимает, е удивительно, что его уважение к молодой переводчице растет с каждым днем. Комендант оказывает синьорине Галине знаки внимания: ежедневно в восемь часов утра присылает за ней свой потрепанный «фиат». Огромный, похожий на растолстевшего борца, Стадерини не прочь поухаживать за хорошенькой переводчицей, но он слишком нуждается в ее помощи и не хочет усложнять отношений. Во все свои поездки по городу полковник неизменно берет Галку. Ее рабочий день загружен до предела: Стадерини надо побывать в городской управе, где он потребует рабочих для ремонта казарм и выяснит экономическое положение близлежащих сел; его интересует курс лиры на черном рынке; ему надо непременно заглянуть во все скупочные и комиссионные магазины, прицениться к мехам — полковника они очень интересуют — ну и заодно узнать домашний адрес кокетливой продавщицы. Да мало ли у итальянского коменданта дел, в которых синьорина Галина ему нужна как воздух!

Стадерини доверяет ей, — как-никак в ее жилах течет кровь славных квиритов. Он уже не раз жаловался Галке на немцев. Эти фрицы буквально игнорируют своих союзников — итальянцев: мало того, что немецкий комендант забрал всю полноту власти в городе, он еще отказывается снабжать союзников самым необходимым. Только подумайте: все заведения с девочками открыты в зоне расположения немецких подразделений, все комиссионные и скупочные магазины — там же, даже базар находится под контролем немцев. А вчера — какое свинство — эта старая галоша — адмирал Рейнгардт запретил разгружать вагоны, прибывшие — в адрес итальянского гарнизона, и приказал отправить их на фронт. Какое ему дело, что большинство итальянских частей ушло на восток! Это вино следовало в адрес итальянского гарнизона и должно быть выдано ему — итальянскому коменданту…

Галка сочувственно кивает головой. Но, делая вид, что слушает полковника, она думает о другом. Прошло немного больше трех месяцев, как оккупанты вошли в город, а кажется, что миновало три года. Время зимой вообще тянется медленно, а эта зима была особенной. Холодный колючий дождь сменялся липким снегом, снег — дождем. И — ветры, ветры, ветры… Остервенело воя, они врывались через разбитые окна в нетопленные квартиры, рвали обледенелые провода, сбрасывали на мостовые остатки крыш с разбитых домов. Но люди не отчаивались: весть о поражении немцев под Москвой с удивительной быстротой облетела город. Бравурный тон геббельсовских передач уже не обманывал никого. Салютом Красной Армии в день ее юбилея прогремел взрыв бензохранилища в Западном предместье. На перегонах летели под откос эшелоны с фашистскими солдатами, техникой и боеприпасами. По ночам из Старых каменоломен выходили партизаны, и тогда в Корабельном поселке до рассвета не затихала стрельба. А наутро фашисты хоронили еще несколько десятков своих солдат и офицеров.