Зимняя роза - Рот Эмили. Страница 28

Обижать тетю девушке не хотелось, но и напяливать на себя эти две полоски ткани она не собиралась категорически. И вот, пожалуйста! Как раз тогда, когда она оказалась наедине с мужчиной в открытом море, у нее только и есть, что этот сверхоткровенный наряд. Стоя босиком в одних трусиках и расстегнутой рубашке, Лиза беспомощно смотрела на свисающие с пальцев лоскутки и лихорадочно соображала, что же делать. Придумывать отговорку, почему она не может сейчас купаться, было глупо. И тут Лиза вспомнила. Она же вчера оставила мокрый купальник в номере Дэвида! Может, он догадался его захватить? Обрадованная, девушка бросила на скамью бикини и, подойдя поближе к люку, позвала:

– Дэвид!

К ее полному смятению, буквально через секунду в проеме появился силуэт.

– Да? – спросил мужчина и сделал шаг вниз по лестнице.

Лиза растерялась до такой степени, что напрочь утратила дар речи.

– Нужна помощь? – поинтересовался Дэвид и внезапно замер на полпути.

Лиза покраснела до корней волос и инстинктивно запахнула рубашку, прикрывая грудь. Надо же было так нелепо попасть впросак! Задумавшись, она совершенно забыла о том, что стоит посреди каюты босиком, в одних трусиках и расстегнутой рубашке. Ей и в голову не приходило, что Дэвид явится на ее зов самолично. Интересно, успел ли он поставить яхту на якорь? Чего доброго, пока он стоит тут с разинутым ртом, они налетят на какую-нибудь мель. Судорожно глотая воздух, Лиза лихорадочно соображала, как выпутаться из дурацкого положения. Дэвид продолжал стоять, как громом пораженный. Кровь бушевала в писках, сердце колотилось, как бешеное. Идиот! Неужели не мог сообразить, что она еще не переоделась! С другой стороны, зачем было его звать? Он не мог оторвать глаз от точеной фигурки девушки. Боже, как хороша!

Лиза сняла кепку, и волосы заструились по ее плечам. Тонкая ткань рубашки почти ничего не скрывала, но еще до того, как Лиза запахнула ее, Дэвид успел увидеть нежные холмики грудей и темные полукружья слегка выступающих сосков, гладкий живот с узкой впадинкой пупка и заветный треугольник, просвечивавший сквозь тонкое кружево трусиков. У него перехватило дыхание. Сразу вспомнилось, как он ласкал ее груди накануне, и мышцы его живота невольно сократились. Дэвид мог лишь стоять и пожирать глазами девушку, борясь с непреодолимым желанием в один прыжок перекрыть расстояние между ними, заключить ее в объятия и целовать до бесконечности.

– Я... – пролепетала Лиза и, окончательно смешавшись, опустила глаза. Руки ее сомкнулись вокруг плеч, и она вздрогнула, словно ей стало холодно.

Этого Дэвид уже вынести не мог. В мгновение ока он оказался рядом с Лизой и крепко прижал ее к себе. На короткое мгновение девушка напряглась, но не сделала попытки вырваться. Дэвиду было достаточно и такого поощрения. Чуть отстранив Лизу, он приподнял ее голову и прильнул губами к ее губам. На какую-то долю секунды ее губы неподвижно замерли, но уже через мгновение ожили, затрепетали, отвечая на его поцелуй.

Что со мной творится? – эта-мысль мелькнула где-то в дальнем углу сознания Лизы и туг же растворилась в наслаждении, которое она испытывала от прикосновения твердых губ мужчины к своим губам, движения его крепких теплых рук. Его ладони скользнули под ее рубашку, поднялись вдоль спины, потом спустились к талии. Губы Дэвида нежно и властно ласкали ее рот, язык медленно проник внутрь, двинулся вдоль десен, исследуя глубины ее рта. Одна рука плавно заскользила от талии по направлению к животу, затем вверх, минуя грудь. Осторожно добравшись до плеча, его пальцы спустили с него рубашку.

Лиза высвободила руку из рукава и закинула ее за голову Дэвида, лаская его затылок. Вскоре рот мужчины оторвался от ее губ и начал путешествие вдоль шеи к ключице, а затем ниже, ниже – к груди. Добравшись до нежно-розового соска, губы жадно сомкнулись на нем.

Между тем другой рукой Дэвид окончательно освободил Лизу от рубашки. Обхватив ладонями ее упругие ягодицы, он с силой прижал девушку к себе – так, что она ощутила напряженно выступающую мужскую плоть, казалось, пульсирующую даже сквозь грубую ткань джинсов. Дэвид вновь приник к ее соску, словно к источнику спасительной влаги, Лиза же, откинув голову и запустив в его волосы дрожащие пальцы, откровенно наслаждалась своими ощущениями.

Весь мир перестал для нее существовать, оставалось лишь блаженство прикосновений, от которых по ее телу пробегала сладостная дрожь. Если бы она была в состоянии соображать, то поняла бы, что еще никогда не чувствовала себя столь желанной, столь полноценной женщиной. Дэвид оторвался от правого соска и прильнул губами к левому. Одновременно его пальцы проникли под ткань трусиков и стали ласкать обнаженную кожу ее ягодиц, медленно и неумолимо спускаясь все ниже и ниже.

С губ Лизы сорвался стон наслаждения, и она невольно слегка развела ноги в стороны. Дэвид оставил сосок и медленно опустился на колени, стягивая с Лизы трусики. Она бесстыдно позволила ему освободить себя от этой последней хрупкой зашиты, прикрывавшей ее тело, позволила его рукам пройти весь путь от ее щиколоток до внутренней стороны бедер, а его губам прижаться к шелковистому белокурому холмику, прикрывавшему заветные глубины, где уже скапливалась влага. У Лизы было такое ощущение, что она истекает влагой, все ее существо было готово принять его, раствориться в нем. Губы Дэвида спустились ниже, и все тело девушки конвульсивно содрогнулось, балансируя на грани экстаза.

Дэвид резко вскинул голову, пружинистым движением поднялся на ноги и, подхватив Лизу, уложил ее на кушетку. Крепко прижав ее к себе одной рукой, он стал лихорадочно расстегивать джинсы.

– Прости, не могу больше, – срывающимся шепотом произнес он ей прямо в губы.

Лиза развела ноги в стороны, приглашая его овладеть собой. Она жаждала взять его с не меньшей силой, чем он желал ее. Еще мгновение, и он вошел в нее – властно, почти грубо, но Лиза, ощутила лишь блаженное чувство долгожданного слияния, и все ее тело устремилось ему навстречу. Прикосновение шершавой ткани джинсов к ее бедрам лишь усиливало возбуждение. Они достигли пика блаженства в считанные минуты и спустя несколько мгновений уже плавали в густой истоме послевкусия любви.