Путь предателя - Роулэнд Лора Джо. Страница 51

Ничто не действовало. Каким бы логичным ни было объяснение, которое Сано мог предложить трибуналу, оно не спасет ни его, ни Хирату без подтверждения Киёси... а тот явно намерен унести свои тайны с собой в могилу.

Вдруг губы Киёси слегка дрогнули, послышался хриплый шепот, но такой тихий, что Сано придвинулся, чтобы расслышать его сквозь шум дождя.

— Марш смерти начинается. Сначала все будет так, как было на самом деле. Рассвет, и солдаты ведут приговоренного, Ёсидо Ганзаэмона, в горы. Его обвинили в измене за оскорбление сёгуна. Я участвую в процессии вместе с другими свидетелями. Казни пугают меня... но мне не о чем тревожиться. Я не сделал ничего предосудительного. — Затравленный взгляд Киёси словно отражал посетившее его мрачное видение; шепот стал прерывистым. — Но когда мы пришли на место казни, я вдруг оказался не среди наблюдателей... я пленник. — По лбу юноши стекал пот; от него исходил запах страха. — Я чувствую, как веревки впиваются в мои запястья... — Он медленно завел руки назад и сложил их за спиной. — Я ощущаю тяжесть кандалов на ногах. Я вижу, как все наблюдают за мной. Мой отец тоже там. И губернатор Нагаи, и мои товарищи из портового патруля... Они презирают меня, потому что я изменник.

Впервые Сано усомнился в невиновности Киёси. Совершенно очевидно: эти фантазии означают, что он испытывает тяжкое чувство вины. Но в чем виновен этот юноша?

— Солдаты заставили меня встать на колени перед палачами, — прошептал Киёси. Его била крупная дрожь, становящаяся все интенсивнее. — Я молю о пощаде, потому что невиновен. Я преданно служил сёгуну всю жизнь. Я самый трудолюбивый офицер в портовом патруле. — Его голос осекся на высокой жалобной ноте. — Я всегда сам напрашивался на дополнительные задания. Я занимаюсь боевыми искусствами, чтобы принести когда-нибудь моему господину славу на поле брани... Я провожу целые ночи на наблюдательной вышке, высматривая иностранные военные корабли... Я учу голландский язык, чтобы понимать варваров, чья военная мощь угрожает моей стране. — Его голос стал визгливым. — Я никогда не выступал против сёгуна или его режима. Кто скажет, что это не так, тот лжец!

Из коридора послышался голос начальника тюрьмы:

— У вас там все в порядке?

— Да, — поспешно отозвался Сано, опасаясь, что Киёси замолчит.

Но Киёси, захваченный своими видениями, казалось, не замечал, что происходит вокруг.

— Губернатор Нагаи объявляет мне приговор, — пробормотал он, снова переходя на шепот. — Киёси Охира поставил свои личные интересы выше интересов сёгуна и государства, а тем самым совершил акт измены. У него на руках кровь. Поэтому он должен умереть.

Личные интересы? Кровь на руках? Может, юноша и в самом деле занимался контрабандой, действуя по приказу отца, Нагаи, Исино — или по собственной инициативе, чтобы собрать денег для свадьбы с Дзюнко? Не вступил ли он в заговор с Яном Спаеном и не убил ли его потом во время ссоры? Не он ли позже убил Пеон, потому что она знала о его преступлении? И может, когда Киёси прошлой ночью поймали, он подставил Сано, чтобы попытаться оправдать себя и получить более легкое наказание?

Вовлечены ли в преступления двое оставшихся варваров?

Сано не исключал, что в этом участвовал заместитель директора де Граф. И, ощутив легкий приступ дурноты, он подумал, что познания в японском языке доктора Хюйгенса позволили бы ему вступить в контакт с членами преступной контрабандной цепочки. Вероятно, он научился говорить по-японски во время бесед с учениками, включая Киёси — его сообщника? Сано не хотел думать дурно ни о Хюйгенсе, ни о мальчишке, в котором видел себя в молодости, но если это правда, то он должен знать.

Придвинувшись ближе, Сано схватил молодого человека за мускулистые плечи и почувствовал, как они дрожат.

— Киёси, это ты привез голландские товары в бухту прошлой ночью? Чью кровь ты пролил? У тебя была сделка с варваром? С которым из них? Зачем ты оболгал меня? Отвечай!

— Пожалуйста, оставьте меня в покое! — Киёси в ужасе вращал глазами. — Не приближайте ко мне этот меч. Вы должны выслушать меня. Я просто пытался остановить... я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о... нет. Пожалуйста. НЕТ!

Юноша вырвался из рук Сано и вскочил на ноги. Сано, потеряв равновесие, всей тяжестью осел на пол. Но он не ощутил боли, поскольку Киёси напрочь утратил самоконтроль. Он носился по камере, завывая как сумасшедший, бился о стены. В бешеном кружении юноша перевернул поднос с едой и ведро для нечистот, содержимое которых разлилось по полу. Сано бросился за Киёси, опасаясь, что если его сейчас же не остановить, то он покалечит себя. Однако Сано не мог совладать с неистовой силой молодого человека. Киёси снова и снова вырывался. Ноги Сано скользили в образовавшемся на полу месиве. За дверью камеры послышались крики, удары и голос тюремщика:

— Что там происходит? Прекратите, вы тревожите остальных заключенных!

— Я лишь выполнял долг! — крикнул Киёси. — Я сделал это из преданности. И... и любви. Отпустите меня. Я обязан остановить это, я обязан остановить это... — Он сделал яростный прыжок к окну. Сано схватил его, но юноша вывернулся, кинулся к двери и начал биться в нее руками и головой. — Выпустите меня! Пожалуйста, выпустите меня!

Обхватив Киёси руками, Сано оттащил его от двери как раз в тот момент, когда снаружи загремела задвижка.

— Успокойся, Киёси. — Собрав все силы, Сано сделал молодому самураю подсечку и бросил его на пол лицом вниз. Он уселся на выгибающуюся спину Киёси и придавил ему руки. — Спокойно, спокойно... — Сано, тяжело дыша, повторял это, пока юноша не перестал выть и сопротивляться. — Все будет хорошо.

Но будет ли? Слова Киёси можно интерпретировать как признание в том, что он занимался контрабандой и замешан убийстве, за это наказывают смертью, даже если он, заблуждаясь, пытался угодить кому-то, защитить или сдержать кого-то другого. К тому же туманные показания умалишенного не снимут подозрений ни с Сано, ни с Хираты. А если Киёси невиновен, то Сано не сможет свалить все преступления на юношу, даже для того, чтобы спасти свою жизнь и честь.

Сано ослабил хватку на влажном, трепещущем теле Киёси, лежащем под ним. Он успокаивающе положил руку на его голову.

— Киёси, ты должен рассказать правду. Только так ты поможешь себе или людям, которые небезразличны тебе.

Молчание. Осторожно перевернув Киёси, Сано увидел, что с его лица, по-прежнему испуганного, исчезло выражение одержимости.

Дверь распахнулась, шум снаружи усилился, заключенные в других камерах возбужденно галдели. Начальник тюрьмы и двое стражников ворвались в помещение.

— Вам придется немедленно покинуть тюрьму, — сказал тюремщик. — Он начал буянить, и если вы не оставите его в покое, будет еще хуже.

— Еще минуту, — попросил Сано. Чтобы узнать правду, он должен разрушить в молодом самурае преданность к тому, кого он покрывает, кто бы это ни был — старший чиновник Охира, переводчик Исино, Дзюнко или губернатор Нагаи. — Киёси уже успокоился и, может быть, заговорит.

Но тюремный начальник покачал головой:

— Придете позднее.

Стражники без церемоний выпроводили Сано из камеры Киёси, а тюремщик запер дверь.

— Подождите! — запротестовал Сано.

Вдруг страшный грохот сотряс тюрьму. У Сано оборвалось сердце; в ушах зазвенело. С потолка посыпалась штукатурка, и в тюрьме воцарилась гробовая тишина. Затем заключенные вновь закричали еще громче и начали стучать в двери с криками: «Выпустите нас!»

— Что это было? — пробормотал тюремщик. — Гром? Землетрясение?

От ужаса у Сано ослабли ноги.

— Голландский корабль, — сказал он и бросился к выходу.