Принц драконов - Роун Мелани. Страница 59
— Нет, нет, я не хотела… — прошептала она, потрясенная тем, что сделала. — О нет, пожалуйста!
Правда, через секунду караковый жеребец встал на ноги, но распростертый на земле наездник так и не пошевелился.
Она услышала крик Тобин и заставила себя обернуться. Три принцессы спешили по ступенькам. Сьонед подождала, пока успокоится дыхание, а затем последовала за ними, держась на приличном расстоянии.
К тому времени, когда Сьонед присоединилась к ним, все трое были на конюшне. Рохан медленно подъехал, спешился и повел жеребца, на ходу поглаживая его, похлопывая по шее и что-то нежно бормоча. Подошел грум, обнял сначала принца, а потом лошадь и повел ее на конюшню для долгого и столь необходимого отдыха. Рохана слегка пошатывало, и он с благодарностью принял большую чашу вина из рук другого грума. Когда Сьонед увидела разорванную рубашку и кровавые царапины на спине, лице и руках, ее волнение сменилось гордостью. Ссадины оказались намного серьезнее, чем она думала. Ей хотелось подойти к Рохану, отругать за глупость, а потом крепко обнять и отругать снова. Но все это было строжайше запрещено, и ей оставалось только ревниво следить за Тобин, которая взяла инициативу в свои руки.
— Дрянь паршивая, всю одежду превратил в клочья, исцарапался, словно в когтях у дракона побывал, да еще и хромает впридачу! — завопила сестра. — Снимай эти лохмотья и сейчас же иди мыться! Если ты этого не сделаешь, раны загноятся!
— Да, Тобин, — кротко ответил Рохан. — Только не обнимай меня больше, а то задушишь. — Казалось, он только сейчас заметил других женщин. — Не стоило так волноваться, — устало улыбнулся принц. — Ведь это всего лишь скачки…
Нежные пальцы Янте прикоснулись к его рукаву.
— Вы очень рисковали, кузен, — сказала принцесса. — Лошади позади вас повезло меньше.
Выражение лица Рохана стало непроницаемым, а Сьонед отвернулась.
— По пути сюда мы слышали, что наездник мертв. Свернул себе шею, — вмешалась Пандсала. — Лошадь выживет, хотя больше никогда не сможет участвовать в скачках. А почему это случилось, никто не знает. Пытаются разобраться.
Сьонед смотрела куда угодно, только не на Рохана. Из-за него она убила человека. Более того, она сделала это, используя свой дар фарадима, что находилось под абсолютным запретом. Нет более страшного преступления для «Гонца Солнца». Что она скажет Андраде? Что не хотела убивать? Однако, взглянув на Рохана, она с горечью поняла, что ради него не остановилась бы и перед прямым убийством. Он был ее призом.
— Это мерид, — негромко сказал принц.
— Что? — побелела Тобин.
— Он пытался выбить меня из седла… О, прекрати, Тобин, со мной все в порядке, — раздраженно сказал он, уклоняясь от объятий сестры. — Жаль, что он мертв. Я хотел поговорить с ним.
Сьонед заметила предупреждающий взгляд, которым обменялись брат и сестра, и приняла рассеянный вид. Затем самым резким тоном, какой могла изобразить, она сказала:
— Это могло вам очень дорого обойтись, ваше высочество!
— И ни слова, чтобы поздравить меня с победой, леди Сьонед?
Ей хотелось задушить его. Тобин пришла к девушке на выручку, сказав Рохану:
— Иди окунись. От тебя разит конюшней!
— Дорогая сестра, ты мое единственное утешение, — улыбнулся Рохан.
— Если так, постарайся в благодарность утешить мой нос. Чейн! — крикнула она подоспевшему мужу. — Возьми Рохана и брось его в реку!
— Времени нет, — ответил Чейн, стискивая принца в объятиях и поднимая его в воздух. Лицо Рохана искривилось от боли. Опустив шурина наземь, Чейн продолжил:
— Прекрасная езда, дьявол! Мне нужно готовиться к последнему заезду, так что все расскажешь за обедом!
Он наклонился, поцеловал жену и ушел.
— Наверно, нам следует вернуться на трибуны и посмотреть на лорда Чейналя, — холодно сказала Сьонед.
— Вы до сих пор не поздравили меня, — произнес Рохан со сладчайшей улыбкой и нехорошим блеском в глазах. — Может быть, вы ставили на моего соперника?
— О, пари продолжается, милорд, — Ответила она с такой же сладкой улыбкой и посмотрела на Янте. — Только мы ставили на совсем другой заезд.
Чейн выиграл, оставив лошадь лорда Резе, как и обещал, задыхаться в пыли. После этого вся знать отправилась в свои шатры, чтобы отдохнуть перед вечерним пиром. Простолюдины вернулись на ярмарку, а слуги приступили к своим обязанностям. Сьонед тоже могла бы пойти на пир — особенно после того, как Тобин назвала ее своей подругой, — но сомневалась, что сможет и в дальнейшем вынести общество принцесс, если они будут в компании с Роханом. Поэтому она пошла к реке, села под дерево и попыталась не думать о принце и о том, что она для него сделала.
Он был горд собой, красный от триумфа, внимания и сознания того, что избежал смертельной опасности. Флиртовал с этой невыносимой парой, пыжился перед ними и как-то по-особому улыбался, пытаясь произвести впечатление. Со Сьонед же разговаривал насмешливо и пытался разозлить. Ну и черт с ним…
От шатров принца Ролстры донеслись одобрительные восклицания, и ее лицо приобрело кислое выражение. Началось вручение призов. У Тобин будут рубины, у Ками — халцедоны… Пусть он подавится своими изумрудами!
— Мои поздравления, принц! — пробормотала она и прилегла на влажную траву, наблюдая за облаками, которые серебрил свет всходивших лун. Сьонед знала, в чем ее беда или, вернее, один из грехов. Она была ревнива. Болезненно, глупо ревнива к драгоценностям, шелкам и красоте двух принцесс, ревнива к тому, что они могли флиртовать с Роханом, а она нет, ревнива к его комплиментам и вниманию. — Но ты мой, ты, голубоглазый сын дракона, — прошептала она. — И с помощью Богини я добьюсь этого!
Но неужели этот человек был нужен ей даже после того, что случилось сегодня? Она долго спорила сама с собой. Да, возможно, она спасла жизнь принцу, колдовством вызвав образ дракона, чтобы напугать мерида. Но это же колдовство убило человека. Вопреки всем своим намерениям, она нарушила важнейший обет фарадимов. Именно об этом и предупреждал ее Уриваль. Она пользуется своей силой только для блага Рохана и не заботится ни о ком другом. Чувства предали ее и привели к убийству. Чем она оправдается? Можно ли соединить в одном лице фарадима и принцессу? Как могут они требовать от нее верности? Долг перед Крепостью Богини, долг перед Роханом, долг перед Пустыней… а как же ее долг перед самой собой? Дойдет ли когда-нибудь очередь до него? Едва ли…
Она могла выйти замуж за Рохана и предать забвению свои способности, стать только принцессой и отказаться от попыток использовать свой дар для его блага. Но сила, которой она обладала, была частью того, почему Рохан желал ее и почему Андраде выбрала ее ему в жены. От нее ждали, что она будет и фарадимом, и принцессой. Если она перестанет быть фарадимом, то какой пример покажет своим детям, которые скорее всего унаследуют ее дар? Они будут иметь власть не только от Рохана, но и от фарадимов. «Гонец Солнца» должен быть предан только Крепости Богини, а не какому-нибудь государству. От нее хотели, чтобы она разорвала на части не только себя, но и своих детей и разделила эти части между Андраде, и Роханом. Надо было выбирать, и выбор был мучительно труден…
Нет. Это ложь. Она закрыла лицо руками и повернулась на живот, так как не могла вынести прикосновения к щекам мягкого, холодного лунного света. Она уже cделала выбор. Сегодня. Она использовала свою силу, чтобы убить.
И ведь это была не первая смерть. Девушка вспомнила стронгхолдского виночерпия, который умер после поимки с поличным. Она сделала выбор еще тогда и даже не осознала этого.
Но зная то, что знает сейчас, она могла бы отказаться выйти замуж за Рохана. Она осталась бы «Гонцом Солнца», не стала бы принцессой и отвергла бы все попытки выставить ее из Крепости Богини. Она могла бы смириться с мыслью, что Рохан женится на другой.
Никогда.
Она лежала долго, глубоко вдыхая влажный, острый запах травы. Ночная прохлада заставила ее вздрогнуть. Никакого выбора не было, и она знала об этом. Она сама загнала себя в западню, и виной тому ее любовь, гордость и чувство долга.