Звёздный свиток - Роун Мелани. Страница 55

— Душить — это не по ней, — глубокомысленно заявил Рохан. — Когда мы росли, ей больше подходили ножи, стрелы и мечи!

— А правду говорят об их брачном контракте с дядей Чейном? — спросил Поль, когда они взобрались на вершину холма.

— Да, правду. На этом настоял Чейн.

— А что написано в твоем контракте с мамой? — не унимался Поль.

Ему ответила Маэта.

— «Гонцы Солнца» — слишком воспитанные люди, чтобы размахивать мечами. В контракте Сьонед говорится, что единственный Огонь, который ей разрешается призывать в спальне, это жар в постели. Вот так, мой мальчик, ты и был зачат!

В двадцать пятый день с начала путешествия они начали подъем на главный хребет гор Вереш. Цепь за цепью вздымались уходящие в облака вершины; самые высокие из них были покрыты снегом даже летом. Между ними лежали темно-фиолетовые ущелья: когда солнце падало под нужным углом, в них тонкой серебряной ленточкой сверкали реки. На хвойных деревьях раз в десять-двенадцать выше человеческого роста пучками росли иглы размером с руку Поля и шишки, богатые сладкими зернышками и смолой, напоминавшей по вкусу мед. Стада испуганных оленей поднимали белоснежные рога к самому небу и замирали на мгновение перед тем, как унестись в чащу.

Вода в озерах и ручьях была слаще любой другой, как будто ее нацедили прямо из облаков и не дали коснуться земли. Они были поражены разнообразием и числом птиц; казалось, окружающий мир напоен биением крыльев, любовными песнями, охотничьими кличами, так отличавшимися от безмолвия Пустыни. Все утро можно было наблюдать за стаями водоплавающих, бороздивших озера и нырявших за рыбой; иногда с небес на обильные дичью луга стрелой бросался ястреб. Тропы, ведущие через лес, неожиданно вырывались на простор горных лугов, омытых синим, красным, оранжевым, желтым, бордовым и розовым. Это невероятное богатство красок опьяняло двух фарадимов.

Их, вскормленных Пустыней, знакомых только с застывшей красотой Долгих Песков, где не было никакой растительности и где находило себе временное пристанище лишь несколько видов птиц и животных, горы Вереш просто пугали. Низменности, знакомые с изгородью и плугом, были более понятны, чем эти горы, где все оставалось неизменным с тех времен, когда здесь выросло первое дерево. Люди тут были задумчивыми и неторопливыми: творения их рук не могли сравниться с щедростью даров леса. В Пустыне жители собирались вместе, чтобы лучше противостоять суровым условиям жизни. Здесь же крестьяне жили в маленьких деревеньках человек по тридцать, выращивали бессчетные стада овец и коз и строили домики глубоко в лесу. Но как бы ни различался их образ жизни, с течением времени Рохану становилось яснее, что все на свете соблюдают незримое равновесие. Каждый понимал, что эту землю изменить невозможно. Безмолвное величие Пустыни или Гор нельзя было нарушить ни изгородью, ни плугом. Люди знали, чего следует ждать от того или иного места, а чего нет.

Поль заупрямился из-за снега. Мальчику мало было просто видеть его — непременно хотелось потрогать эти белые хлопья и удостовериться, что они настоящие. Рохан, в глубине души разделявший любопытство сына, пригласил проводником ошеломленного пастуха, очевидно, решившего что все они сошли с ума, если вдруг среди лета им приспичило любоваться невидалью, от которой зимой некуда деваться. Отряд принца два дня пытался заставить своих испуганных пустынных лошадей пройти по снежному сверкающему полю и две ночи дрожал под одеялами от непривычной стужи.

— Может быть, хватит? — с надеждой спросил Мааркен на третий день.

Поль, придерживавший одеяло, обернутое поверх всех взятой с собой одежды, глубокомысленно кивнул. Кидаться снежками было очень весело, а от живительного воздуха перехватывало дыхание, но сейчас ему больше всего на свете хотелось согреться.

Опускаясь, они наслаждались зрелищем горных хребтов, покрытых голубой дымкой. Мощные гранитные скалы чередовались с горными склонами, поросшими хвойными деревьями. Странные гладкие плиты в полмеры шириной прерывались огромными каменными осыпями, о которые звенели копыта лошадей. Они даже нашли давно оставленные драконьи пещеры и провели весь день, осматривая их. Попадались и следы присутствия человека, довольно странные здесь. Мааркен нашел кострища и каменные фундаменты домов, когда-то составлявших поселение, но давно заброшенных. Рохану и Полю о многом сказали следы примитивных плавильных работ. Отец с сыном обменялись взглядами заговорщиков и кивнули в сторону пещер. Большая часть сводов обвалилась, а вместо дракона они повстречали там злющего горного кота, который возмутился тем, что кто-то посмел нарушить его послеобеденный сон. Отцу с сыном пришлось позорно отступить. Спустившись ниже уровня снегов, они стали чаще посещать поместья и замки. Весть о прибытии отряда опережала их. Теперь принца встречали с большей помпой, чем в начале путешествия. Первую остановку они сделали в небольшом поместье под названием Резельд, где лорд Морлен и его жена леди Абинор готовились к долгожданному визиту с самой весны. Рохан содрогнулся, видя безграничный энтузиазм хозяев, но разделил философское замечание Поля, что эти стены, может быть, ни разу в жизни не видели и одного-то принца, не то что двоих одновременно; пренебрежение правителей к своим атри — непростительная ошибка…

— Чтобы лучше всего судить о замке или поместье, надо посетить их самому, — вслух размышлял Рохан. — Когда они переданы во владение, то обычно выглядят лучше. Особенно если хватило времени их подновить. Но чтобы узнать действительное положение вещей, одного взгляда со стороны недостаточно.

Они сидели в большой, тщательно убранной комнате леди Абинор, на время визита переданной в их полное распоряжение. Потертые гобелены и истрепанные коврики делали комнату уютнее, но почти не смягчали холода, которым тянуло от стен и каменного пола. Все ткани, включая накидки на кровати, носили на себе следы штопки — впрочем, недостаточной, чтобы их поношенность не бросалась в глаза. Мебели было мало и выглядела она очень просто, стекла в окнах нужно было менять, а вот вино, сделанное из смолы шишек, было просто великолепным. Рохан налил себе еще один кубок и откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на мальчика.

Поль оглянулся, правильно поняв последние слова отца как предложение оценить Резельд и его обитателей. Их прибытие в поместье было самым крупным здешним событием за последние двадцать лет. Все родные и домочадцы атри вплоть до последнего поваренка были принаряжены, вычищены и надраены до блеска. Сыновья, оба на несколько лет младше Поля, прислуживали за обедом и хорошо справлялись со своими обязанностями, хотя и не проходили официального обучения в крупных замках. Шестнадцатилетняя дочь лорда Морлена Авали неожиданно появилась в лучшей шелковой вуали ее матери, украшенной замысловатой вышивкой в виде деревьев и лосиных рогов. Однако Поль видел в Резельде крошечное бедное поместье, не имеющее никакого значения.

— Они действительно достали для нас все самое лучшее, — сказал он, показывая рукой на гобелены и коврики. — Ожерелье, которое надела леди Авали, сделано из простого резного камня и не представляет никакой ценности. Да и из всего того, что я видел… Я хочу сказать, у них даже свечей нет, только вонючие факелы. Отец, я не думаю, что они разыгрывают бедность, чтобы получить от нас помощь. И, кажется, они искренне рады нашему приезду.

— Да, рады, — улыбнулся Рохан.

— Но почему Пандсала такая скупая? Почему людям не на что купить новые ковры, которые здесь совсем не роскошь, а суровая необходимость? От пола идет холод и достает даже сквозь сапоги. — Он выразительно спрятал ноги под ковер. — Овцы и козы, скорее всего, на летнем пастбище, но тем не менее… Если бы я встречал своего принца, я бы оставил лучших животных здесь, чтобы он узнал, как они хороши, и наградил бы меня за это во время Риаллы.

— Очень интересное наблюдение, Поль. Я уверен, что ты как следует подумал. — Глаза мальчика загорелись от гордости, но тут Рохан добавил: — Однако, к сожалению, все обстоит совсем наоборот.