Звёздный свиток - Роун Мелани. Страница 8

Поднявшись из-за стола, принцесса-регент подошла к окну и поглядела на широкое ущелье, пробитое в горах рекой Фаолейн. Далеко внизу шумела вода, но из самой крепости не доносилось ни звука. Постепенно Пандсала успокоилась до такой степени, что ее слепая ярость сменилась чем-то вроде бесстрастия.

Большинство людей сочло бы, что в тот вечер она проиграла все. Пандсала пообещала Палиле, что если у той родится еще одна девочка, заменить ее мальчиком, которого должна была незадолго до того произвести на свет одна из служанок, Ролстра получил бы долгожданного наследника, Палила стала бы всемогущей матерью этого наследника, а Пандсала обрела бы преимущество в борьбе за руку молодого принца Рохана, Оба заговора были безумной аферой, опиравшейся только на пол неродившегося ребенка. Настолько безумной, что Янте не составило никакого труда разоблачить Пандсалу на глазах у отца в ту ночь, когда Палила родила Чиану. Умная, безжалостная Янте… Принцесса все еще помнила, как улыбалась сестра, когда Ролстра приговорил новорожденную дочь и Пандсалу к ссылке в Крепость Богини. А Янте получила в награду важную пограничную крепость — замок Феруче.

Но подлинной иронией судьбы стало не то, что у Пандсалы обнаружился дар фарадима, развившийся под руководством Андраде, и даже не ее нынешнее положение принцессы-регента. Самым смешным оказалось вот что: через несколько минут после предательства Янте у одной из служанок действительно родился мальчик. Еще мгновение, и победительницей стала бы Пандсала, а не Янте…

Взгляд Пандсалы опустился на ее руки, украшенные кольцами. Пять колец указывали на ее ранг «Гонца Солнца». Еще одно кольцо со вделанными в него топазом и аметистом было символом ее регентства. Золотистый камень Пустыни сиял ярче и затмевал собой темно-пурпурный самоцвет Марки. Что ж, так и должно быть, сказала себе Пандсала.

Недостаток уважения к целям покойного отца заботил ее так же мало, как недостаток сестринских чувств. Много лет назад она приняла предложение, человека, который мог стать ее мужем, позаботиться о мальчике, который мог стать ее сыном. С тех пор как Рохан сделал Пандсалу регентом при Поле, ее жизнь приобрела смысл. Именно ради этих двух людей она строго, но справедливо правила Маркой; ради них она сделала эту страну образцом законности и процветания; ради них она научилась быть настоящей принцессой. Все для них…

Пандсала вернулась к столу и поставила печать на письме Чиане, любуясь своими сверкающими кольцами. Она была единственной из дочерей Ролстры, кому передался дар фарадима. Правда, отец тут был ни при чем: это оказалось заслугой принцессы Лалланте, его единственной жены. Имела ли этот дар Янте? Пандсала пожала плечами. Было поздно думать об этом. Обладай Янте способностями «Гонца Солнца», она стала бы поистине непобедимой.

Но Янте была мертва, а Пандсала сидела здесь, живая, здоровая и уступающая знатностью лишь одной из женщин — самой верховной принцессе… Тут она спохватилась, что нужно составить отчет для Сьонед, и Забыла Чиану, сводных сестер и свое прошлое.

В тот вечер леди Киле Визская тоже сидела за столом и тоже думала о даре, которым Пандсала была наделена, а она нет. Киле выжала все из того, что имела; но насколько большего достигла бы эта женщина, обладай она способностью сплетать солнечный свет и видеть то, что другие желали скрыть…

Она разгладила складки дорогого зеленого с золотом платья и решила довольствоваться тем, что имеет. Вскоре ей предстояло присутствовать на обеде в честь принца Клуты Луговинного, прибывшего в Виз, чтобы обсудить план проведения приближавшейся Риаллы — план, который грозил ей и Лиеллу разорением. О Богиня, опять! Клута так и не простил Лиеллу, что в войне с Пустыней тот выступил на стороне Ролстры. Долгие годы он подозревал Лиелла во всех смертных грехах и не спускал с него глаз. В этом не было ничего смешного, Клута был убежден, что если Виз будет в одиночку нести все громадные расходы по проведению проходившей раз в три года Риаллы, у Лиелла и Киле не хватит средств, чтобы устроить какую-нибудь очередную интригу. Столь пристальный надзор выводил Киле из себя; Лиелла же это ничуть не беспокоило. По правде говоря, лорд не отличался особым умом и был благодарен уже за то, что остался жив и сохранил власть над городом.

Пальцы Киле погладили лежавшую на столе золотую диадему. Конечно, это была далеко не корона, но даже ее леди не смела надевать в присутствии принца. Ее прелестные губы сжались при мысли о возможности когда-нибудь все же водрузить на себя корону. Есть ли у нее шансы на это? Практически никаких. Слишком много людей должно было умереть ради этого. Клута был хотя и стар, но отменно здоров. Так же, как и его сын Халиан. Кровная связь между Лиеллом и родом принца была весьма отдаленной, да и то по женской линии, так что надеяться унаследовать власть над Луговиной не приходилось.

Самое большее, на что она могла рассчитывать, это выдать замуж за Халиана одну из своих сводных сестер. Несколько лет назад она была близка к цели, задумав женить наследного принца на прекрасной Киприс, но та внезапно умерла от какой-то странной лихорадки. Халиан был искренне привязан к Киприс, но это не помешало ему завести для утешения новую любовницу. Любовница родила ему нескольких детей. Все они были девочками, за что Киле неустанно благодарила Богиню. Родись у него сын, он мог бы унаследовать Луговину, и это лишило бы Киле последних надежд.

Халиан был совершенно доволен такой жизнью и не собирался вступать в законный брак. Но теперь его любовница умерла. Киле улыбалась, подписывая письмо своей сводной сестре Мосвен. В этом письме содержалось приглашение провести лето в Визе. Мосвен была бы Халиану отличной женой, и Киле смущало только одно: ей не хотелось содействовать возвышению дочерей ненавистной леди Палилы. Но затем она пожала плечами. Надо было пользоваться тем, что есть. Мосвен была в самом подходящем возрасте, довольно хороша собой и благодарна Киле за поддержку, которую та оказывала ей раньше. Кроме того, Мосвен тоже была неравнодушна к власти. Она с детства привыкла к драгоценностям, красивой одежде, знакам уважения и страстно желала всего этого. О другой стороне жизни принцев и принцесс она не имела понятия и не желала об этом думать. Вот поэтому Киле и остановила на ней свой выбор: такой женщиной будет легко руководить. Когда Клута умрет, а Лиелл с Халианом освободятся от стариковского надзора, реальная власть над Луговиной перейдет в руки Киле, а уж она не преминет ею воспользоваться. Халиан относился к тому типу мужчин, которые считали мозги отнюдь не главным своим украшением, а Лиелл ничем не отличался от него. Значит, можно было надеяться, что Мосвен будет управлять Халианом, а она, Киле, будет управлять Мосвен…

Ее внимание отвлек отразившийся в зеркале свет. Дверь за спиной Киле открылась, и на пороге показался Лиелл — угловатый, мертвенно-бледный мужчина, голубые глаза и почти бесцветные светлые волосы которого казались еще более тусклыми на фоне одежды, выдержанной в традиционных красно-желтых цветах лордов Визских. Киле слегка нахмурилась: она велела оруженосцам приготовить для мужа зеленый костюм, в тон ее собственному платью. В таком же случае они составили бы хорошую пару, да и Клута был бы польщен тем, что они носят его цвет. Но Лиелл был помешан на фамильной чести и демонстрировал свои цвета при каждом удобном случае. Впрочем, иногда упрямство Лиелла оборачивалось Киле на пользу. Особенно на первых порах, когда она едва не наделала непоправимых ошибок, и спасала ее только смешная приверженность Лиелла к чопорному соблюдению традиций. Эти воспоминания заставили Киле ощутить к мужу что-то вроде благодарности; к тому времени, когда Лиелл пересек комнату и встал рядом, она сменила гнев на милость и встретила его улыбкой.

— Как ты прекрасна… — пробормотал он, прикасаясь к обнаженному плечу жены.

— Спасибо, мой повелитель, — притворно застенчиво ответила она. — Я думала приберечь это платье для Риаллы, но…

— Надень его и на Риаллу. Ты затмишь в нем саму верховную принцессу Сьонед.