Кузница в Лесу - Роэн Майкл Скотт. Страница 54

—  Кажется, однажды я видел нечто подобное, когда ночь застигла меня на Льду…

Я слышу это по дрожи в твоем голосе. Но такое усилие может ввергнуть их в человеческую форму. Там, где Лед не поддерживает их, им часто приходится искать новых проводников, иные орудия, послушные их воле.

Элоф вспомнил покойного мастера-кузнеца и кивнул. Но потом ледяной холод с новой силой сжал его внутренности: он угадал следующие слова Тапиау еще до того, как они были произнесены.

Лишь величайшие среди этих холодных разумов достаточно сильны, чтобы облечься в форму, которую они презирают и ненавидят. Некогда, в прошлую эпоху, Туон был их предводителем; поддерживаемый своими более слабыми собратьями, он блуждал по земным путям и склонял людей на службу своим смертоносным целям. Но я друг всем людям, и мне помогали многие, кому не безразлична их судьба. Я сразился с ним, одолел его и загнал туда, откуда он пришел, лишенного тела и превратившегося в тень своей былой силы. В наши дни правит другая — хитроумная и беспощадная мастерица интриг, которая часто появляется в прекрасном облике и соблазняет сердца людей. Облеченная плотью, она являет лишь малую часть своей красоты и грозного величия, но я слышал, что для любого человека этого более чем достаточно.

—  Как ее зовут? — прошептал Элоф.

Ее истинное имя — Туонетар, ледяная супруга Туона. Но существо, под видом которого она появляется среди людей, называет себя Лоухи.

Элоф почти не помнил, как вернулся домой в тот вечер. Он почти не ел и мало спал, беспокойно ворочаясь с боку на бок под меховым покрывалом. Могло ли случиться, что Тапиау проведал о его собственных поисках и теперь пытается чинить ему преграды? Возможно… но, хотя Властелин Деревьев мог исказить истину в своих целях, он не стал бы прибегать к откровенной лжи.

Лоухи тоже взяла себе ученицу… То, что имеет эта девчонка, принадлежит Лоухи… Не кузнец сковал мои цепи, и даже если бы ты был величайшим из людей, то не смог бы разорвать их… Слова, произнесенные разными голосами, сливались и пылали в его памяти, становились одним голосом, гулким эхом над необъятными холодными просторами. Ничто… Ты не можешь… Если Лоухи такая, как говорил Тапиау, то кем была Кара? Кого он посмел полюбить? Кого он отправился искать по всей этой обширной земле, по всему миру, если понадобится? Но потом, словно в ответ, он услышал ее тихие слова, вспомнил биение ее сердца, когда она поднесла его руку к своей груди. Я не из простых смертных… Я не изменюсь.

Элоф лежал неподвижно. Его мысли успокоились; теперь осталась лишь горечь. Она не изменится? Тогда и он тоже. Он любит то, что любит — не больше и не меньше. Он может лишь продолжить начатое и стремиться к цели так же непреклонно, как он стремился уничтожить колдовской меч, как стремился заново отковать Гортауэр…

Тогда к Элофу пришло озарение. Из воспоминаний о долгих поисках в остатках библиотеки мастера-кузнеца всплыло некое обстоятельство, которое он в то время счел незначительным. Возможно, само по себе оно не представляло большого интереса, но если он сможет использовать это в своем замысле… Тут Элоф наконец заснул.

Его сон был недолгим: он проснулся с первыми лучами солнца и отправился в лесной чертог, где с нетерпением ждал, когда проснутся Иле и Рок.

— Что я знаю… о чем ты спрашиваешь? — сонно пробурчала Иле. — О поведении меди и железа в едких растворах. Многое, хотя я не лучше всех среди нашего народа разбираюсь в подобных вопросах. Конечно, они подвергаются коррозии, но насколько, как быстро, что они образуют…

— Что они создают! — взволнованно прошептал Элоф. — Понимаешь, что я имею в виду? Нет? Скоро поймешь! Нам понадобится много едкого раствора, а также чистое листовое железо и медь — настолько чистое, насколько нам удастся получить. Еще тот рассыпчатый черный камень, которым мастер-кузнец пользовался для пометок на рукописях…

— Такого добра можно сколько угодно найти в холмах, — сказал Рок и широко зевнул. — Он содержится в аспидных сланцах, верно? А свинец тебе не подойдет?

— Нет. Этот камень мне нужен не для того, чтобы делать пометки. Шевелитесь, вставайте, нам нельзя терять ни одного дня! У нас впереди не одна неделя работы!

Он не ошибся, хотя недели растянулись в месяцы. В тот день, как и в следующие дни, они трудились до позднего вечера, подготавливая кузницу к работе. Потом они на несколько недель исчезли в горах вместе со Стражами, добывая редкие минералы, драгоценные камни и самую чистую глину, какую удавалось найти. Элоф нещадно гонял Рока и Иле, пока не увидел, что они совсем избавились от вялой доброжелательности, навеянной жизнью в лесном чертоге. Когда зарядили осенние дожди, он целыми днями работал в кузнице, а ночью отблески пламени озаряли длинные сосновые стволы, бросая вызов мраку своим теплом и энергией. Многие спрашивали, над чем он трудится с таким усердием, но он отвечал лишь, что готовит некий подарок. Наконец наступила ночь, когда маленькая кузница сияла как маяк среди деревьев — так ярко горели ее огни. Из каждой щели в ставнях и дверном косяке пробивался свет, как будто каменный пол расплавился от подземного жара. Немного позже ставни распахнулись, выпустив облако горячего пара, и Рок с Иле устало побрели по нахоженной тропе на ночлег. Но Элоф задержался: удары молота и потрескивание обожженных глиняных форм еще долго раздавались в ночи. Он отправился в замок лишь под утро, когда подморозило и трава серебрилась от инея. В лесу было так тихо, что он не сразу уловил внезапную перемену в мерном журчании ручья.

Итак, кузнец? Над чем ты трудишься так долго и неустанно?

Элоф натянуто улыбнулся.

— Это будет серебряная отливка, Повелитель Леса. Украшение и подарок для великого лорда.

Не сомневаюсь, что дар будет достоин его. Но будь осторожен, когда ходишь в этих лесах так поздно без Стражей. Ты знаешь, что у меня есть и другие подданные; для многих из них ночь — время охоты и бодрствования. На тропе, ведущей к замку, тебе ничто не угрожает, но не сходи с нее!

Листья тревожно зашелестели, и Элоф невольно пригнулся, когда чья-то большая тень опустилась на него сверху. Но тень пролетела над головой, сложила крылья и уселась на ветке перед ним: огромная сова с блестящими желтыми глазами, над которыми, как рожки, торчали два перистых хохолка. Взгляд птицы был холодным и совершенно нечеловеческим. Элоф перевел дух и сглотнул комок в горле.

— Я слышал тебя, Повелитель Леса, — сказал он и подтвердил свои слова кивком. — Я не сойду с тропы. Доброй ночи!

Но улыбка Элофа, когда он миновал последние деревья, была мрачной, как и удовлетворение, которое он чувствовал. Да, он не сойдет с тропы… с той тропы, на которую ступил с самого начала. Тапиау наконец приоткрыл свою маску, но, хотя это было интересно по многим причинам, теперь ему нужно было спешить изо всех сил, насколько позволяла работа. И не поддаваться жалости. Элоф плотнее запахнулся в плащ, как будто хотел защитить свое сердце от пронизывающего холода. Где-то глубоко внутри него скрывалась эта стальная пружина беспощадной и безличной целеустремленности, позволившая ему создать колдовской меч ценой жизни другого человека. Он ненавидел ее, но сейчас должен был снова прибегнуть к ней ради большего блага. Ему опять предстояла работа, достойная великого мастера.

На следующее утро все было готово; теперь он не мог отступиться от задуманного. Листы меди были скатаны в цилиндры со вставленными внутрь железными стержнями, а сами цилиндры помещались в небольших стеклянных банках, которые Иле выплавила из кварцевого песка и наполнила корродирующим раствором. Многожильные шнуры, свитые из тянутой меди, вели от банок к каменному корыту, наполненному дурно пахнущей жидкостью; внутри был подвешен тяжелый предмет, имевший форму наконечника копья и сделанный из самого чистого золота, которое им удалось добыть. На каменной скамье стоял плавильный тигель с серым минералом, размолотым в порошок и смешанным с яичным белком и другими веществами, а рядом с ним — легкий и причудливый каркас из гнутого серебра, отполированного до зеркального блеска. Иле с Роком завороженно смотрели, как Элоф взял его и, то и дело сверяясь с россыпью пергаментов и табличек на соседнем столе, опустил тонкую кисть в тигель с порошком и начал вычерчивать на серебре затейливую вязь, состоявшую из крошечных символов. Затем, надев перчатку, он прикоснулся к каркасу медными жилами, предварительно отведенными от главного сплетения. Рок издал сдавленный возглас, когда посыпался дождь миниатюрных голубых искр, но лицо Иле просветлело от внезапного понимания, и она удовлетворенно кивнула, когда Элоф плотно прикрутил медные жилы к серебряному каркасу, ухватил его длинными щипцами и аккуратно опустил в корыто с раствором. Он жестом призвал друзей к молчанию и смотрел до тех пор, пока не увидел ниточку мелких пузырьков, поднимавшихся и лопавшихся на маслянистой поверхности. Тогда он начал тихо напевать, сначала без слов, но потом с легким пришептыванием, в котором они время от времени могли разобрать отдельные фразы: