Полуденные врата - Роэн Майкл Скотт. Страница 3
– Выходит, фирмы, занимающиеся перевозками, просто ищут предлога для отказа. А так как я – представитель проклятого третьего мира, то не могу отказаться от воспитанного во мне недоверия. По-моему, всякое противодействие, да ещё такое всеобщее, носит политический характер. Может быть, какая-нибудь оппозиция…
Меня охватило чувство глубокой безнадежности. Над этим вопросом я без конца бился все последние дни.
– Какая? Бога ради, оппозиция? И кто из них выиграет, застопорив проект? Бали едва ли не самое спокойное место в Индонезии. Мирные жители, красивая природа, прибыльное сельское хозяйство, превосходный серфинг. Вот тебе полный перечень ресурсов острова. Никто никому не угрожает, вторгнуться на него практически невозможно… – Я вздохнул и пнул ногой землю. Тотчас взметнулся фонтан грязи. – Не знаю, Дейв! Ну не схожу же я с ума?
– Разве что мы оба… – Он наконец закурил сигарету и выдохнул облако дорогого дыма. И тут мы оба обнаружили, что тротуара у нас под ногами больше нет.
– Господи! Куда это нас занесло?
Мы огляделись. Как-то незаметно узкие, переполненные народом улочки остались позади, а мы стояли в грязном, глухом и непривычно пустом переулке. Нас окружала странная чересполосица заборов и стен. Ряды подгнивших досок, залатанных бамбуком и ржавой проволокой, примыкали к элегантной старинной каменной стене, испещренной трещинами. Рядом поднималась стена из дешевого желтого кирпича с осыпавшейся светлой штукатуркой. Известка висела хлопьями или, смытая жидкостью, струившейся из проходившей по стене старой трубы, стекала, образовывая у подножия вонючие лужи. Из окон, по большей части забитых досками, качаясь как пьяные, спускались железные пожарные лестницы. Прочие окна, будто акулы, пялились на нас остатками грязного битого стекла. В детстве я любил гулять в заброшенных районах, разглядывать такие окна и слушать, как на сильном ветру их стеклянные зубы выстукивают едва слышные звуки, похожие на перезвон сосулек. Время от времени такой стеклянный зуб отрывался и с дребезгом валился вниз в кучу себе подобных, незамеченный оставшимися. Но здесь, в Бангкоке, эти осколки шевелились под мягким бризом, обдававшим нас горячим дыханием, и издавали чуждую моему уху музыку.
Мы обернулись. Позади виднелся сплошной лабиринт переулков, разбегающихся в разные стороны, тонущих в грязи и нечистотах. Поблескивали мерзкие зловонные лужи.
Дейв брезгливо взглянул на свои элегантные ботинки.
– Неужели мы топали по этому безобразию и ничего не замечали?
– Мы, наверное, не там свернули, – ответил я и уверенно обогнул следующий угол. – Сейчас…
Я уперся в стену густого тумана. Именно в стену – туман не стлался, не висел клочьями, перед нами внезапно выросла стена, как бывает в поздний час на ночной автостраде, когда перед тобой неожиданно возникает преграда и ты резко тормозишь, доводя колеса до визга. Только что был клонящийся к вечеру день, и вдруг я врезался в белесый сумрак, где и звуки-то казались другими, и даже зловонные лужи, которые я тщательно обходил, куда-то исчезли. В тумане было жарко, душно и трудно дышать. Даже шаги звучали непривычно.
– Дейв! Ты здесь?
– Хотел бы я знать, где это «здесь»? Но я действительно где-то тут!
– Ты видишь что-нибудь? Что у тебя под ногами?
– Как что? Грязь! Хотя нет! Камни! Наверное, развалины каких-то старых зданий. Черт побери! Вон впереди что-то вроде колонны! Господи! Только что она была здесь – и вдруг исчезла!
– Где ты её видел?
Не успев получить ответ, Дейв врезался в меня. Затем, уже вдвоем, мы налетели на эту колонну. В спину мне впился какой-то торчащий камень. Здесь туман был немного реже, и, опустив глаза, я увидел, что стою на неровных серых каменных плитах, покрытых трещинами и мхом. На плитах виднелся рисунок, напоминающий гирлянды из листьев. Я посмотрел вверх. Сквозь туман маячили другие колонны – высокие, сужающиеся кверху, казалось, они стоят просто так, ничего, кроме клубов тумана, не поддерживая. Я хотел было что-то сказать, но Дейв схватил меня за руку. Мог и не предупреждать: между двумя колоннами зашевелилась ещё одна тень – чуть намеченная, изменчивая. Я не сразу различил, что у неё очертания человека, – тень слегка повернулась туда, сюда, вытянулась, будто во что-то вглядываясь. Вдруг она двинулась, похоже, в нашу сторону, и я замер, сдерживая дыхание, отчаянно надеясь, что неведомое существо нас не заметит. Но тень в конце концов ускользнула обратно в туман.
Ничего не случилось, но появление этой тени оставило неприятный осадок. Отвратительное ощущение, что нас преследуют, обволокло, словно холодный липкий лишай. Такое необъяснимое, сковывавшее всего меня напряжение я уже вроде бы испытывал, но где? Я посмотрел на Дейва. Кожа у него стала сероватой, будто туман проник и под нее.
– Уходим! – одними губами выговорил я.
Он лихорадочно закивал.
Очень медленно, тихо, крепко держась друг за друга, мы обогнули колонну. За ней возвышались новые ряды колонн, а ведь когда мы сюда шли, их не было, следовательно, мы свернули неверно. Если здесь применимы нормальные рассуждения…
Почему вдруг я так подумал? Когда и где такие рассуждения были бы неприменимы?
В памяти шевельнулось что-то неясное, как тень в тумане. Что-то, от чего я до сих пор просыпаюсь перед рассветом в холодном поту. Просыпаюсь в смятении, раздираемый противоречивыми чувствами, словно крутясь в искрящемся колесе. Последние годы это случается реже, но однажды, не так давно, когда я, задыхаясь, сел в постели, девушка, с которой я проводил ночь, приложила к моей щеке руку и удивленно воскликнула:
– Да ты весь в поту! У тебя жар?
Ну с чего эта безмозглая дурочка так поразилась?
– Стив, никак ты плакал?
Будь это несколькими годами раньше, я бы просто выставил её за дверь, да и тогда такое искушение у меня возникло. Но острее всего я испытал чувство потери. Только непонятно какой? Потери чего-то определенного, потери, с которой я не мог смириться, потери чего-то, что я не хотел уточнять. Моя квартира, огромная, похожая на сарай, тонула в темноте, но в гостиной, под галереей, что служила мне спальней, я заметил какое-то свечение, свет будто висел в пустоте. Я вылез из постели и прошлепал по ступеням мимо разбросанной (что не говорило в пользу её обладательницы) одежды моей девицы. Оказалось, что это всего-навсего луна освещает каминную полку из серого портлендского мрамора и висящий над ней старинный меч. Дизайнер просто рыдал, глядя на него, настолько меч не вписывался в созданный по его постмодернистскому вкусу интерьер. Большинство моих гостей было на стороне творца интерьеров, но я расставаться с мечом не желал. Я коснулся совершенного по форме и холодного, как застывшая вода, клинка. Я порывисто прижался к нему горячим лбом, и смятение, казалось, стихло. Потом я приготовил коктейли и понес их в спальню. У девицы хватило ума не приставать ко мне с расспросами, так что до восхода солнца мы провели время с приятностью. Но ощущение чего-то мрачного после того смутного сна не оставляло меня. И сейчас я каким-то образом понял, как бывает с давно забытым запахом или вкусом, что все происходящее здесь надвинулось на нас из того темного сна.
Обнаружив колонны, мы поспешно повернули назад, пугливо озираясь по сторонам, ибо каждый шорох в тумане звучал угрожающе. Мы завернули за угол, надеясь, что возвращаемся…
И вдруг нас залил свет, словно его неожиданно кто-то включил, вокруг опять было тепло и светло, та же самая липкая грязь под ногами, та же многослойная вонь. После бесформенной пустоты, в которой нам только что довелось побывать, мы чуть ли не обрадовались этому. Во всяком случае, грязные стены здесь были устойчивы и неподвижны.
– Слава Богу! Тот самый закоулок! – Дейв с облегчением улыбнулся. – Давай скорей отсюда!
Но когда мы обернулись, оказалось, что улица теперь отнюдь не безлюдна. Ещё мгновение назад я бы обрадовался кому угодно, но эти…
По сравнению со мной и даже с Дейвом они были не велики ростом, но их набежала целая толпа. Все были явно местные, но странно неопределенных национальностей, лица цвета светлой бронзы напоминали осклабленные маски, и, вероятно, даже родные матери не дерзнули бы назвать их славными: сломанные носы, шрамы, рты, в которых виднелось всего по несколько зубов, похожих на старые могильные плиты. И все они были в допотопных синих мешковатых робах, перехваченных черными поясами, что неприятно напоминало военную форму, хотя сами они казались грязными и оборванными. На некую военизированность намекали и длинные ножи с волнистыми лезвиями в их руках. Выразительно и угрожающе размахивая ими, они медленно надвигались на нас, злорадно покачивая головами. Так же молча мы с Дейвом стали пятиться. Я видел, как покрылось каплями пота его лицо, чувствовал, что пот стекает мне за воротник. Нападавшие безжалостно, ровной поступью приближались, тесня нас к страшному углу.