Огненный герцог - Розенберг Джоэл. Страница 19

Тем не менее конец веревки был срезан будто одним ударом, очень аккуратно.

Торри попытался посветить лампой наверх, но не увидел ничего, кроме темноты и сплошного каменного потолка. Он решил было окликнуть Дэйви, однако передумал. Возможно, эхо в туннеле разносит звуки на большое расстояние.

Что ж, сидеть тут и ждать совершенно незачем, раз есть туннель, по которому можно идти. Если понадобится, почему бы не подняться наверх, цепляясь за выемки в стене колодца… Сейчас в этом необходимости не было.

Торри достал из ножен меч – так как-то спокойнее – и неторопливо зашагал по туннелю.

Подземный ход в поперечном разрезе напоминал яйцо тупым концом вниз; потолок, до которого юноша, протяни он руку, не достал бы нескольких футов, круто изгибался, в то время как закругление пола было менее заметно, хотя и принуждало Торри идти ровно посередине коридора. Стены каменные, грубо обтесанные, теплые, но не горячие.

Впереди туннель изгибался влево: сначала плавно, затем дуга поворота становилась круче и круче. Потом коридор распался на отрезки, расположенные под углом друг к другу. Каждое колено длиной не более десяти-двенадцати футов, и на каждом повороте – в нескольких футах над головой юноши – четкий силуэт грубо вытесанной арки.

Очень много времени – позднее Торри никак не мог понять, сколько именно часов или минут, – он не слышал ничего, кроме негромкого шипения лампы и еле различимого стука собственного сердца. Постепенно он осознал, что в лицо дует очень слабый прохладный ветерок, хотя и непонятно, как такое может быть ведь туннель за его спиной теперь кончался тупиком. Значило ли это, что колодец опять открылся?

Торри ускорил шаг, надеясь избавиться от возможной погони, снова и снова поворачивая и проходя под арками. Наконец он увидел, что следующая арка ведет в полную темноту. Юноша на мгновение остановился; ему показалось, что откуда-то издалека доносится шипение. Впрочем, возможно, этот звук издавала его собственная лампа. Он отошел назад, бережно поставил лампу на пол, потом вернулся к арке и остановился, прислушиваясь.

Да, что-то шуршало или шипело вдалеке. Журчит вода?.. Заглянув за угол, он увидел лишь, как во тьме слабо сереет дорожка, освещаемая стоящей сзади лампой. И все.

Торри вернулся за лампой, а потом прошел под арку.

На мгновение у него закружилась голова, и он едва не упал. Каменная тропка, устремляясь вперед, висела в пустоте: плоская каменная стена за спиной юноши, подымаясь, уходила вверх, куда не достигал свет лампы. Очень осторожно Торри посмотрел вниз и не увидел ничего, кроме серой поверхности камня. Стены просто кончились; робко потыкав острием меча по сторонам, Торри убедился, что в темноте, сменившей стены, ничего нет.

До него по-прежнему доносился звук текущей воды, но откуда – спереди, сверху или снизу, – он не мог бы сказать ни за что на свете; единственное, в чем он был уверен, что не сзади.

Тропа вела вперед, в темноту, и оставалось лишь идти по ней.

Стена за спиной у Торри быстро исчезла во тьме. Юноша начал считать шаги и досчитал до шестисот семидесяти восьми, прежде чем заметил, что мрак по ходу движения сменился слабым серым отсветом: снова стена.

Восемьсот три шага – и впереди возник арочный проход, совершенно такой же, как тот, что остался позади.

Торри бросил считать; еще около сотни поспешных шагов привели его под арку, в небольшую комнатку. Из темноты сверкнули глаза-бусины, и прежде чем он успел двинуться или хоть что-то сделать, из его онемевших рук вырвали меч и лампу, крепко схватили за плечи и запястья.

Торри, беспомощный, тщетно пытался сопротивляться, а из темноты вышел и остановился перед ним огромнейший волк: не менее трех футов в плечах. В другой ситуации юноша восхитился бы им, его густой черно-бело-серой гривой, но не сейчас. Тем не менее, не сводя глаз с волка, Торри смотрел, как тот откидывается назад, словно садясь на задние лапы, а затем отрывает от земли передние.

И оборачивается.

Длинная морда втянулась, часть волосяного покрова ушла в плоть, остальные волосы укоротились, а когтистая лапа превратилась в ладонь с длинными пальцами, оканчивающимися желтоватыми заостренными ногтями. Грудную клетку, беспорядочно исчерченную шрамами, покрывали черные спутанные волосы.

Тонкие губы Сына Фенрира разошлись в торжествующей улыбке, но его глаза не сходили с Торри, который чувствовал себя как мышь перед змеей.

– Приветствую тебя, Ториан, сын Ториана. – Голос Сына звучал хрипло и неприятно. – Твои друзья ожидают тебя там, дальше и выше.

Глава 6

Тир-На-Ног

Впоследствии Йен так и не смог припомнить, сколько времени они шли по туннелю: путь их озарял неизвестно откуда лившийся бестеневой свет, который выхватывал из темноты лишь окружающее пространство. Где-то в дюжине футов впереди и в стольких же позади темная скала уходила во мрак. Йен казался себе белкой в колесе: переставляя ноги, ты топчешься на месте, сколько бы ни прошел.

Он и понятия не имел, какое расстояние пройдено. Через некоторое время до него дошло, что надо было просто считать шаги, потом, помножив количество шагов на три, узнать, таким образом, сколько футов осталось позади, а поделив это число на пять тысяч, определить количество пройденных миль.

Но какой в этом смысл? Туннель, казалось, без конца тянулся в обе стороны.

Осия мерно шагал вперед с решительной улыбкой на темнокожем лице, отказываясь отвечать на вопросы Йена и вообще поддерживать беседу – стоило юноше заговорить, как Осия прикладывал к тонким губам длинный палец и качал головой.

Йен не видел смысла хранить молчание, но, вероятно, зачем-то это надо.

Раньше он и не подозревал, что в Северной Дакоте велись подземные разработки, хотя было понятно, что Осия и Торсен возвели свой дом над спуском в шахту.

Нет, чушь получается: как можно рационально объяснить то, что не поддается рациональному объяснению? Вход в шахту, где бы он ни находился, не может быть спуском, который работает только в одну сторону и который отхватит ваш палец с той же легкостью, что и кончик кисти. Зачем путешествовать старыми выработками, гоняясь за… бандой? шайкой? сворой? стаей? Именно стаей!.. Но кто же охотится за волками под землей? Кроме того, в шахтах не бывает неизвестно откуда льющегося света, который сам следует за тобой.

Йен попытался отключить мозги. Хватка на рукояти меча за поясом успокаивала лучше всяких размышлений. Не думать оказалось легко. Так же он чувствовал себя после того, как ему вырезали аппендицит, а потом отправили в палату, сунув на прощание пузырек с таблетками – демеролом и вистарилом. Торри помог ему перебраться к телевизору; там Йен и остался. Ход времени изменился; оно уже не двигалось, но стало одним единым мигом: Йен сидел в мягком кресле, он всегда был там и всегда будет – вот как это ощущалось.

Гораздо проще плыть по течению жизни, ни о чем не задумываясь, так же легко, как сидеть в мягком кресле. Или без остановки переставлять ноги, словно можешь шагать вечно – не чувствуя усталости, жажды или голода.

Внезапно Йен осознал, что туннель ведет вверх, причем уже некоторое время, однако говорило об этом лишь чувство равновесия: лодыжки не ныли, как должны бы от подъема в гору, и Йен нисколько не запыхался, хотя Осия ни на минуту не замедлил шага.

И вот туннель закончился: повернул под углом в девяносто с лишним градусов, устремляясь вертикально вверх и упираясь в камень футах в десяти над головой Йена.

В каменных стенах ствола были выбиты углубления. Йен полез за Осией, моргнув, когда сверху хлынул слепящий солнечный свет.

Потом на секунду он остался в колодце один и, поспешно подтянувшись, перевалился через край – в ярко-зеленую траву.

Вдалеке виднелась иззубренная серая макушка горы: ее покрывал снег, отсюда казавшийся чисто-белым. Откуда «отсюда»? От подножия? С середины подъема? Йен не мог понять. Луг окаймляли корабельные сосны, а небо над головой было гораздо более насыщенного голубого цвета, чем ему когда-либо приходилось видеть. К полуденному солнцу – сколько-сколько они шли? – тянулись шелковистые, по колено высотой травы, в их зелени пестрели полевые цветы, темно-алые и нежного бледно-желтого цвета. Ветер донес смутный запах перегноя, к которому примешивались благоухание цветов и резкий аромат нагретой солнцем травы.