Огненный герцог - Розенберг Джоэл. Страница 46

Кончики клинков соприкоснулись на верхнем уровне: отец пытался играть остриями, чтобы потом оторваться от клинка Торри и атаковать на нижнем уровне. Торри парировал, но не наступал: слова отца интересовали его сильнее, нежели очередной тренировочный поединок.

– Однажды я изрядно попортил кое-кому крови, – продолжал отец. – Дело того стоило, я думаю, тем не менее… Короче, разреши мне самому платить по счетам. Я знаю, какой монетой платить, а ты нет.

Теперь отец атаковал по-настоящему, и Торри предоставил думать за себя запястью.

Он фехтовал не так, как Йен и прочие: у них мышцами правил разум, который постоянно контролировал, в какой позиции ты стоишь, бьешься ли на верхней или на нижней линии, отступаешь или атакуешь… А для Торри все его движения, все его ощущения сливались в единый образ, несводимый к своим составляющим. В ответ на низкий выпад противника ваш клинок сам уходит вниз; противник отступает – значит клинок движется вперед, чтобы не терять связи, либо пиши пропало. Фехтует запястье, пока разум как бы парит, не думая, а просто существуя.

Острие у отца ушло слишком низко, и ему пришлось поспешно вскинуть клинок, чтобы отразить атаку на верхней линии, но Торри сначала отвел свое оружие, потом сделал низкий выпад, целя в бедро, а затем, отступая, отбил отцовский клинок.

Отец опустил оружие и вскинул руку, чтобы удержать Торри от продолжения поединка.

– Вот ровно об этом я и говорил. Чего ты добился? Ты ранил меня в бедро. Для поединка до первой крови это то, что надо, но, уверяю тебя, Его Пылкость не уступит и дюйма земли и не поступится и малой толикой своей чести из-за одной-единственной раны Ториана дель Ториана, старшего или младшего. Если бы я двигался чуть быстрее, я ударил бы тебя в грудь. Или в горло: один укол – и все кончено.

Душ, хоть и холодный, доставил Торри массу удовольствия. Дверь в конце холла открывалась в проход, к другой двери, за которой находилась небольшая комнатка, где следовало оставить одежду, прежде чем идти мыться. Дневной свет проникал сюда с улицы через глубокие, диаметром с кулак, отверстия в правой стене, однако расположение этих отверстий заставило Торри нахмуриться. Здесь что-то не то: ведь световоды должны идти параллельно внешней стене, а не перпендикулярно. Из мебели в комнатке были лишь две деревянные скамейки; Торри поставил одну на другую и залез на верхнюю, чтобы рассмотреть отверстия.

А-а… В футе от выходного отверстия, в изогнутом под углом в девяносто градусов световоде размещалось зеркало. Вот почему кажется, будто световая шахта прямая, хотя на самом деле она поворачивает. И, возможно, не раз, прибавил Торри. Откуда ему знать, а вдруг и вправду световод изгибается туда-сюда раз двадцать и в каждом колене – по зеркалу, установленному под надлежащим углом?

Он сел на скамейку, разделся догола и, следуя инструкциям вестри, оставил свою одежду и меч на скамейке рядом с на удивление толстым и притом не махровым полотенцем, а затем пошел в умывальню, прихватив с собой старомодного вида щетку на длинной ручке и кусок похожего на воск мыла, которое благоухало грейпфрутом и медом.

Подковообразный коридор привел его в собственно душевую.

Освещенную солнцем нишу вытесали в наружной стене башни, откуда открывался вид на окрестности. Снаружи умывальню ограждала решетка, по которой вились виноградные лозы в полном цвету – на фоне треугольных листьев пестрели крохотные алые цветочки. Вода из горного источника тонкой струйкой текла откуда-то сверху в здоровенный железный сосуд, подвешенный на стене так, что его можно было наклонить, если дернуть за цепь, продетую в приваренное к сосуду ушко. Из полного до краев сосуда вода лилась вниз через V-образный носик и, стекая по наклонному полу, уходила в слив.

Торри быстро намылился с головы до пят под тонкой струйкой, затем дернул за цепь, и сосуд опрокинулся, окатив юношу ледяной водой.

Зубы у него так и застучали, но никогда в жизни он не чувствовал себя таким чистым.

Торри уже почти закончил одеваться и возился с крючками, которые были вместо пуговиц на его рубашке, когда в раздевалку вошла Мэгги, прикрыв за собой дверь.

В белом, до колен длиной, прямом платье, в руках девушка несла стопку сложенной одежды и с полдюжины полотенец.

– Бимбур сказал, что ты уже должен был помыться, – произнесла она едва ли не ледяным тоном.

– Бимбур? – Торри понял, что это кто-то из цвергов, но ему и в голову не пришло узнать их имена.

– Неандер… то есть вестри, который убирается в комнатах. Он сказал, что ты пошел в душ и скоро вернешься.

Да что это с Мэгги… ох, совсем забыл. Может, их попытки показать всем, что они в ссоре, и не дали пока результата (а может, и не дадут), но почему бы не продолжать в том же духе? Кроме всего прочего, вряд ли тогда кто-нибудь станет охотиться на Мэгги, чтобы добраться до Торри.

Да, надо продолжать притворяться. Хотя никто не может их увидеть – стены и дверь здесь крепкие и толстые, – их вполне могут подслушать. Почему бы световоду с тем же успехом не проводить и звук?

– Сейчас уйду, – сказал Торри как мог сердито. – Минутку потерпишь?

– Спасибо, – холодно откликнулась Мэгги, тепло улыбнувшись. Она села рядом с Торри и произнесла ему на ухо: – Думаю, нам позволят прогуляться по городу, но мне не хочется идти одной.

И Мэгги подставила Торри свое ухо.

– И что тебе надо от меня? Чтобы я тебя везде с собой таскал? – прошептал он в ответ.

Мэгги улыбнулась и произнесла одними губами:

– Совершенно верно. Только будь осторожнее.

Торри ухмыльнулся.

– А что мне за это будет? – прошептал он.

– Я же говорю, – сказала Мэгги одними губами. – Будь осторожнее. – Ее пальцы коснулись пряжки ремня Торри. – А то пол твердый.

И Мэгги криво улыбнулась.

– Но…

– Чего только не найдешь в вещах первой необходимости. – И Мэгги показала Торри нечто напоминающее золотую монету. Потом согнула кружок пополам.

– Но я не хочу! – произнесла она: ее улыбка противоречила и тону, и словам. – Нет же!

Торри ухмыльнулся. Обычно «нет» и означает «нет», подумалось ему.

Но не когда Мэгги так улыбается и вертит презерватив в руках. А потом начинает расстилать по полу толстые полотенца.

Петляющий Путь змеился вверх-вниз по окраинам, огибая башни и площади: то тянулся вдоль подпорной стены, то, свернув в город, превращался в узкий проулок между зданиями или пересекал площадь. Тогда неровный, очень твердый камень, которым был вымощен Петляющий Путь, разительно контрастировал с гладкими плитами мрамора и других камней, которыми были выложены площади.

– Чего ты хмуришься?

Торри покачал головой:

– Не понимаю, зачем нужна такая мощная система обороны в самом городе…

Дорога неожиданно свернула вправо под прямым углом и вывела их на оживленную рыночную площадь. Точно так же как ветер развеивал запахи, какой-то трюк акустики не давал им услышать шум.

За прилавком, выстроенным у внешних стен, торговали крестьяне. Круглощекий продавец яблок, на мгновение прервав славословия своему товару, подхватил рубиново-красный плод размером с кулак и принялся протирать его о собственный – на удивление чистый – холщовый фартук. Рядом с ним торговец птицей, повесив на крюк свежеощипанную тушку, внимательно оглядывал живых цыплят в деревянных клетках, а еще дальше мельник аккуратно пересыпал совком красновато-бурую муку в небольшой мешочек, который затем быстро перетянул бечевкой.

Вестри и люди, по большей части в разнообразных одеждах Дома Пламени, толпились у прилавков.

На другом конце площади, подальше от шума и сутолоки, недалеко от вымощенной камнем дорожки, стоял ряд каменных столов. За одним из них сидели на каменных табуретах четыре молодые женщины, подкрепляясь содержимым нескольких блюд, которые наполняли слуги-вестри.

Торри кивнул в знак приветствия.

– Доброго вам дня, – сказала одна из девушек на берсмале голосом низким и мелодичным. Красноватым бликам в ее темных волосах вторили медные нити отделки короткого платья, из-под которого виднелись длинные, обутые в сандалии ноги. Торри решил было, что ей, как и ее подругам, лет двадцать или меньше, но об заклад бы биться не стал.