Спящий дракон - Мазин Александр Владимирович. Страница 40

– Держи вот здесь! – приказал кормчий.

Санти изо всех сил вцепился в фал, натянувшийся, как струна, едва старик сдвинул румпель. Юкка почти легла бортом на воду.

– Тяни же, тяни! – закричал Хорон. – Тяни, прободи тебя Тур!

Санти всем весом навалился на фал, и юкка немного выпрямилась.

– Молодец! – похвалил кормчий. – Еще немного – станешь заправским матросом!

Санти покраснел от удовольствия. Казалось бы, что ему похвала какого-то «озерного капитана»? Однако ж приятно!

– Хорон, – спросил юноша, – говорят, ты плавал на настоящем морском корабле?

– Плавал! – возмутился старик. – Я был кормчим военного корабля! – Он выплюнул за борт комок хурма. [17]

– И ты оставил море? – удивился Санти.

– Оставил! Нет! Оно меня оставило! Гляди! – Хорон задрал безрукавку и показал длинный красный бугор шрама, пересекающий живот наискось от левого подреберья до выпирающей тазовой кости справа.

– Ух-хо! – воскликнул Санти с уважением. – Чем это тебя?

– Топор омбамту! – Хорон опустил безрукавку. – Как рубанул – все кишки наружу.

– Как ты жив остался? – удивился юноша.

– Кто знает? Самому невдомек. В себя пришел – вижу, что живот зашит. И боли нет. Через три дня, правда, прихватило – не дай тебе испытать!

– И кто твой лекарь?

– Лекарь? – кормчий хихикнул. – Не поверишь! Кормчий мой младший. Его работа. Вот слушай!

Шли мы тогда вдоль побережья. Обычный рейд. Видим – на горизонте судно. Омбамтский трехмачтовик. Далеко. Ветер не наш. Думали – уйдет. Однако ж глядим – они к нам курсом фордевинд, на всех парусах. Должно быть, ум у них отшибло – напасть на сторожевик. Эти придурки, как травы своей напыхаются, уж ничего не соображают. Но дерутся – как демоны. Да. Так подошли они, крючья закинули и полезли. Нам же проще: пока они нас на абордаж брали, половины недосчитались. Арбалет, знаешь, с тридцати шагов лупит ого-го! Да. Полезли. Ну, мы их встретили что надо! Мы-то – в доспехах, а пираты – кто в чем. Рубились они, впрочем, знатно. На себе попробовал. Пока я одному полбашки сносил, другой меня топором и достал. Во здоровый жлоб! Кольчугу прорубил, брюхо мне распорол – только и увидел, как кишки наружу вываливаются. А тут еще по голове кто-то меня долбанул, прободи его Тур! И все же час мой еще не настал. Очнулся – брюхо зашито, как старые штаны. Кормчий мой младший постарался. И внутрь мне смолы чудодейственной засыпал. Не пожалел, пес черномордый, дай ему богиня удачи! Смола та – из Урнгура. Дороже золота! Эй, ты там, потрави шкот – ветер ослаб! Да. Ни горячки, ничего. Иному ножом ткнут – и нету. А я, вишь, еще плюхаюсь.

– А во Владение как попал? – спросил Санти.

– То – своя история, – старик порылся в сумке, достал комок хурма, тщательно разжевал и продолжил: – Взяла блажь сынка красноглазой, Муггана, Равахш его пожри, корабль свой завести. И чтоб кормчий у него настоящий был. Послали Ортрана. Знаешь его?

Санти кивнул.

– Приехал он в Фаранг. Начал искать. Да какой же кормчий по собственной воле море на эту яму променяет?

Поболтался наш хольдец по тавернам – никто не желает. А тут подсказал ему один из добрых людей, что всё знают: есть, мол, человек. Кормчий не кормчий, а тебе подойдет.

Я в ту пору совсем духом пал. Живой-то живой, да кто меня с таким брюхом в море отправит? А тут подходит ко мне здоровяк. Поначалу я думал: хочет по доброте кружку калеке налить. Он и впрямь – налил. Поговорили о том о сем. Да. Я-то сразу догадался, что он северянин. По оружию. У нас Звезда Смерти не в ходу.

– Звезда Смерти? – переспросил Санти.

– Не видел, что ли? – удивился старик. – Шест такой, железом обитый, да шар стальной, шипастый, на цепи. Видел ты! Слуга его за Ортраном носит. Да. Поговорили. А тут он мне и предложил.

– А ты что ж, не испугался? – спросил Санти.

Он хорошо знал, что говорят о соххогоях в Фаранге.

– Чего уж мне было бояться! – отозвался старик. – Мне тогда все без разницы было. Да и деньги посулил немалые – командующему эскадрой впору. И какой-никакой – кораблик! – Хорон похлопал жилистой рукой по тонкому борту. – Красноглазому быстро надоело, да меня не гонят. Десятый год тут обретаюсь. Вроде сам по себе. Сам для себя.

– Не страшно? – спросил еще раз Санти.

– Нет. Сейчас, парень, – нет. Вот при прежнем-то Владетеле – бывало. Я его не застал, но говорили такое, что и не повторишь. Народу извел – страсть. А как помер – соххогоя все переиначила. Теперь почти как у людей. Если и замучают кого – за провинность. Этим уж сынок занимается – не госпожа. Сынок бы с папашей поладили. Но госпожа ему воли – хрен! Да я и ей не верю. Красноглазая есть красноглазая. Что у нее на уме? Себя вот возьми. Ты кто есть? Схваченный. Хуже раба. А она тебя держит – никто тронуть не смеет. Зачем?

– Как – хуже раба? – удивился Санти.

– Ну, раб – он свой. Деньги за него плачены. А схваченный вроде преступника. Хотя кто их разберет, красноглазых? Один у них порядок: ты – хоб! Но платят хорошо. И нанятых не обижают. Кто б у них иначе служил? Убирай парус, парень! Ты вот во Дворце живешь, может, поболе моего знаешь.

– А скажи, как отсюда в Фаранг весть подать? – осторожно поинтересовался Санти.

– Эко ты! Никак! Разве что Ортран или Сихон, Начальники Страж, помогут. Но от них не жди. Они хозяйке пятки лизать готовы. Иной раз стыдно смотреть. Что золото с людьми сотворяет! Эй, эй! Кранцы-то, кранцы вывешивай!

Юкка подошла к причалу, и Санти ловко набросил огон швартова на деревянный кнехт.

– Спасибо, мастер! – поблагодарил он, вылезши на пирс.

– Приходи, сынок! – отозвался Хорон. – Хоть кому я нужен в этом мире!

– Воины готовы, сирхар! Королева ждет!

– Много ли воинов, Клет?

– Три большие хогры, сирхар. Пешие.

– Это ничего. Что донес беззаконник?

– Идут, сирхар. Все.

– Другие мне не помеха. Его одного боюсь.

– О сирхар! Ты – боишься?

– Мой страх – от бога, Клет.

– А не обойдут, сирхар?

– Нет. Пошевелю Лихо. Не сплоховали бы тонконогие!

– Три большие хогры, сирхар! Почти войско!

– На этого войско – в самый раз. Подай мой Хлыст, Клет. Плащ подай. Королеве скажи: иду! Пусть не ропщет. Три хогры! Одарю блаженством. Достойна. Жертва готова?

– Как повелел.

– Пусть ведут. Хаор Хаором, но и других умилостивить надо. Что за шум?

– Воины радуются, сирхар!

Почти две сотни воинов, каждый рядом со своим пардом, выстроились на площади. Все солдаты Владения, кроме тех, кто занят в караулах. Солнце садилось. Полчаса назад прошел дождь, и воздух пах цветами и мокрой травой.

«Две сотни – немного, – думала Нассини, пока рабы неторопливой рысцой несли ее паланкин вдоль замершего строя. – Но каковы! Каждый двадцати стоит!»

Соххогоя вглядывалась в лица и с удовольствием наблюдала, как смущенные воины опускают взгляд.

«Каждого, каждого! – думала она. – Чтоб были верными. Чтоб были преданными! Золото – лишь золото. Золота мало. Помнить должны. Каждую минуту вспоминать. С благоговением. Любить должны. Жаждать. Бояться и надеяться…»

Толпившиеся за воинами слуги вытягивали шеи, но мало что могли разглядеть за спинами солдат и широкими крупами пардов.

Мугган, ехавший чуть позади матери, насупясь, глядел в ее обтянутый золотой сеткой затылок.

«Все – ее! – думал он. – Хоть бы один – мой! Хоть бы один паршивец! Сука! Вертишь мною, будто я тупоумный хоб! Сука! Сука! Сука! Когда-нибудь я вспорю твое чрево! Бездонное подлое чрево! И затолкаю туда всю твою коллекцию!» Он представил, как будет выть соххогоя, как будет кататься по заблеванному ковру, а он будет стоять и… А потом… Мугган не представлял, что будет, когда он сам станет Властителем, – все застилала пелена. Он вытер вспотевший лоб… И вдруг ему представилось: вот он – есть, а ее – нет. И в груди стало холодно.