Немезида (пер. Ю.Соколов) - Азимов Айзек. Страница 9

– Он родился на Земле, но стал гражданином Ротора. – Инсигна поджала губы.

– Понимаю. Значит, вы ничего не рассказывали ему о Немезиде?

– Совершенно ничего.

– А этот самый муж никогда не говорил вам, почему он оставил Землю и что ему понадобилось на Роторе?

– Нет. Да я и не спрашивала.

– Неужели вас это вовсе не интересует?

Поколебавшись, Инсигна призналась:

– Конечно же – иногда.

– Тогда, быть может, я смогу кое-что объяснить вам, – улыбнулся Питт.

Так он и сделал – постоянно, понемногу, не навязчиво, не оглушая, во время каждого разговора. Речи его вывели Инсигну из оболочки, в которой она замкнулась. В конце концов, если живешь на Роторе, приходится и воспринимать все по-роториански.

Но благодаря Питту, тому, что он рассказывал, тем фильмам, которые он советовал ей посмотреть, она наконец составила верное представление о Земле и миллиардах людей, ее населяющих, о вечном голоде и насилии, о наркотиках и умопомешательстве. И Земля стала казаться ей бездной, полной ужасов, от которой следовало бежать как можно дальше. Она больше не удивлялась, почему Крайл Фишер оставил планету – она думала, почему так мало землян последовали его примеру.

Правда, сами поселения были немногим лучше. Теперь она поняла, как замкнуты эти мирки, жители которых не имеют возможности свободно передвигаться в космосе. Каждое поселение боялось заразы, чуждой микрофлоры и фауны. Торговля медленно отмирала, а если где и велась, то в основном с помощью автоматических кораблей, перевозивших тщательно простерилизованные грузы.

Поселения ссорились и враждовали. Околомарсианские поселения были не лучше прочих. Только в поясе астероидов поселения пока еще беспрепятственно умножались, тем самым навлекая на себя растущую неприязнь всех обитавших ближе к Солнцу.

И Инсигна все чаще внутренне соглашалась с Питтом, она почувствовала желание бежать из этой нестерпимой нищеты – чтобы заложить основы новой цепи миров, где не будет места страданию. Новое начало, новые возможности.

А потом выяснилось, что она беременна, и энтузиазм немедленно начал улетучиваться. Одно дело – рисковать собой и мужем, другое – подвергать опасности собственное дитя.

Но Питт был невозмутим. Он поздравил ее:

– Ребенок родится здесь, у Солнца, и вам хватит времени привыкнуть к младенцу. К тому времени, как мы подготовимся к пути, ему исполнится годика полтора. А потом вы и саки поймете, какое это счастье, что не пришлось ждать дольше. Ваше дитя и знать не будет об участи загубленной родом людским планеты, об отчаянии, разделившем людей. Ребенок будет знать только свой новый мир – культурный, в котором все его обитатели будут понимать друг друга. Какой везучий ребенок, какой счастливый ребенок. Не то что мои сын и дочь – они уже выросли, и оба отмечены этой печатью.

И Эугения вновь воспрянула духом. И когда родилась Марлена, она уже начала опасаться всяких задержек, чтобы неудачники, заполонившие всю Солнечную систему, не смогли заразить девочку своей бестолковостью.

К тому времени она уже полностью разделяла взгляды Питта.

Ребенок, к большому облегчению Инсигны, словно приворожил Фишера. Она и не предполагала, что Крайл окажется таким хорошим отцом. Он буквально не давал на нее пылинке упасть и охотно взял на себя свою долю отцовских забот. Даже вдруг сделался жизнерадостным:

Когда Марлене было около года, по Солнечной системе вдруг поползли слухи, что Ротор собирается в путь. Известие взбудоражило едва ли не всю систему, а Питт, уже явно метивший в комиссары, зловеще усмехался.

– Ну что они могут сделать? Чем они могут остановить нас? Весь этот околосолнечный шовинизм; все эти обвинения в нелояльности лишь приведут к свертыванию исследований гиперпривода в других поселениях, что только послужит нашим целям.

– Но как они сумели узнать об этом? – удивилась Инсигна.

– Об этом позаботился я, – улыбнулся он. – Теперь я не против, пусть знают, что мы улетаем, ведь им неизвестно, куда мы направляемся. В конце концов скрывать это больше нельзя. Мы должны провести всеобщее голосование, а когда все роториане узнают о предстоящем отлете, узнает о нем и Солнечная система.

– Голосование?

– Конечно – а почему нет? Подумайте, разве можно улетать с таким количеством людей, которые боятся оказаться вдали от Солнца или будут тосковать без него? Так мы с нашим делом не справимся. Нам нужны добровольцы, и к тому же ретивые. Идея отлета должна получить всеобщее одобрение.

Он был абсолютно прав. Кампания началась немедленно, а преднамеренная утечка информации смягчила напряженность как внутри Ротора, так и за его пределами.

Одни роториане радовались предстоящему событию, другие боялись.

Когда Фишер обо всем узнал, он помрачнел и однажды сказал жене:

– Это безумие.

– Неизбежное безумие, – поправила его Инсигна, стараясь говорить спокойно.

– Почему? Почему мы должны скитаться среди звезд? И куда нам лететь? Там же нет ничего.

– Там миллиарды звезд…

– А сколько планет? Ведь мы даже не знаем, есть ли вообще планеты возле других звезд, не говоря уж о пригодных для обитания. Только Солнечная система может быть домом для людей Земли.

– Любопытство в крови человека. – Это было одно из высказываний Питта.

– Романтическая чушь. Неужели никто здесь не понимает, что на голосование поставлено предложение: трусливо сбежать, бросить человечество и кануть в космической дали.

– Крайл, насколько я понимаю, – сказала Инсигна, – общественное мнение на Роторе склоняется к тому, чтобы принять это предложение.

– Пропаганда совета. Неужели ты считаешь, что народ проголосует за то, чтобы оставить Землю? Чтобы оставить Солнце? Никогда. Если такое случится – мы вернемся на Землю.

Она почувствовала, как ее сердце замерло.

– Нет-нет, неужели с тебя не хватит этих ваших самумов, буранов и мистралей – или как они там зовутся? Тебе хочется, чтобы на голову падали льдинки, шел дождь, чтобы выл ветер?

– Все это не так уж и плохо. – Высоко подняв брови, он посмотрел на жену. – Верно, бывают бури, но их легко предсказать. Между прочим, они даже интересны – если не слишком сильны. Это даже здорово: немного холода, немного жары, немного дождя. Разнообразие. Бодрит. И потом – подумай, как разнообразна земная кухня.

– Кухня? Что ты болтаешь? Люди на Земле голодают. Мы вечно отправляем туда корабли с продовольствием.

– Да, некоторые голодают, но ведь не все.

– И ты хочешь, чтобы Марлена выросла в подобных условиях?

– Так выросли миллиарды детей.

– Моей девочки среди них не будет, – отрезала Инсигна.

Теперь все надежды ее заключались в Марлене. Девочке уже было десять месяцев, и у нее прорезалось по два передних зуба, сверху и снизу. Цепляясь за прутья манежа, она вставала на ножки, взирая на мир круглыми, изумленными, озаренными несомненным умом глазами.

Фишер души не чаял в своей дурнушке-дочурке. Когда девочка не сидела у него на руках, он возился с нею, любовался и восхищался дивными глазками. Больше восхищаться было нечем, и единственное достоинство заменяло отцу все остальные.

Конечно же, Фишер не станет возвращаться на Землю, понимая, что это означает вечную разлуку с Марленой. Инсигна не была уверена, что, будучи поставлен перед выбором, Крайл выберет ее, женщину, которую любил и на которой женился, – а не Землю… Впрочем, Марлена непременно заставит его остаться. Непременно?

Через день после голосования, придя с работы, Эугения Инсигна застала своего мужа в ярости. Задыхаясь от гнева, он произнес:

– Результаты голосования сфальсифицированы.

– Тише, ребенка разбудишь, – ответила она.

Крайл попытался прийти в себя.

Чуточку расслабившись, Инсигна сказала:

– Теперь можно не сомневаться в том, чего желают роториане.

– И ты тоже голосовала за бегство?

Она помедлила. Лгать бессмысленно. К тому же она уже выразила свое мнение.