Служанка и виконт - Розенталь Пэм. Страница 40
Ее дыхание затуманило маленькое стекло окна. И когда она поднесла к нему руку, чтобы стереть запотевшее пятно, удивилась, каким холодным оказалось стекло.
— Пойдем. — Луиза дернула подругу за рубашку. — Одевайся. Если поторопимся, то успеем до завтрака немного поиграть. Видишь? — Она показала на несколько фигур, которые топтались и скользили по белому пространству. — Это Мартен, — сказала она, быстро натягивая на себя трое чулок и много другой одежды, а поверх всего толстую шерстяную накидку.
Мари-Лор попыталась последовать примеру Луизы, но теперь одежда плохо налезала на нее и накидка не была очень теплой. Мари-Лор поспешила за Луизой вниз.
Все же приятно было войти в этот тихий хрустальный мир, созданный снегом, несмотря на то что от этой красоты у нее ужасно мерзли ноги. Мари-Лор прошла, ступая по чужим следам, к арке между двором замка и холмом, спускавшимся к реке. Мартен принес несколько мешков из-под корма, и она смотрела, как они с Луизой, ложась на мешки, катились с холма вниз.
И здесь же был Робер, с ярко-красными носом и особенно ушами.
— Пора завтракать, Мари-Лор, — улыбнулся он. — Пойдем в дом, ты, похоже, одета не по погоде.
Они направились к замку через двор.
— Я никогда раньше не видела снега, — сказала девушка. — В Монпелье не было снега, как и в других частях Лангедока. В школе нас учили гордиться нашим «мягким и приятным средиземноморским климатом».
— Ну, — ответил он, — в Провансе снег иногда выпадает в горах. Это единственная польза от мистраля. Но он приносит и обледенелые скользкие дороги — вот сегодня почта не придет, — и зимние простуды, кашель, насморк, — добавил он. — Так что береги себя.
Сегодня почта не придет. Нет, не может не прийти.
К вечеру у Мари-Лор и Луизы покраснели глаза и потекло из носа. А оставалось собрать в складки еще несколько ярдов атласа.
— Надо передохнуть, спуститься в кухню и заварить чай, — предложила Мари-Лор. — Иначе мы обчихаем всю эту горгонью красоту.
Луиза хлопнула себя ладонью по лбу:
— Какая я идиотка! Она сегодня дала мне какие-то травы на случай холода и если мы с тобой заболеем. Вернее, она подчеркивала, что это для тебя, я полагаю, из-за твоего положения.
Продолжая говорить, Луиза протянула Мари-Лор аккуратно свернутый листок газетной бумаги.
— Это так на нее не похоже. Я подумала, может быть, это для того, чтобы мы не заснули и закончили эти чертовы рюши. Но… Что с тобой, Мари-Лор?
Мари-Лор внезапно побледнела. Она уронила развернутую бумажку на атлас цвета слоновой кости, лежавший у нее на коленях, по блестящей ткани рассыпались сухие листья мяты и бузины.
— Осторожно, — воскликнула Луиза, — печатная краска испачкает ткань. — Затем, осознав свои слова, она пристально посмотрела на Мари-Лор. — Краска… пятна… буквы, мне кажется, это буквы… Мари-Лор, тут написано «Жозеф»?
Мари-Лор горько усмехнулась.
— Я тебе прочитаю. Это об актрисе, — добавила она, — в Париже. Здесь сообщается читателям, что знаменитая актриса, мадемуазель Бовуазен, только что имевшая огромный успех в «Блудном сыне», кажется, и вне театра одерживает победы. Ее повсюду видят с новым покровителем красавцем виконтом Жозефом д’Овер-Раймоном. Острый глаз наблюдателя заметил, как в полночь она выскользнула из закрытой кареты и вошла в роскошный дом виконта. Весь Париж шепчется, что недавно она поселилась в некоем маленьком домике на улице Муффетар…
Я не стану читать тебе о вышивке и аппликации на ее новом платье, — сказала Мари-Лор, — хотя журнал посвящает этому целых два абзаца, а в заключение говорится, что хорошо, что у покровителя мадемуазель Бовуазен такая богатая жена. Это страница из тех парижских журналов мод.
«Я куплю себе самую дорогую любовницу в Париже… Но он же говорил это несерьезно», — успокаивала себя девушка.
Где-то вдалеке между холмами рыча метался мистраль. Казалось, его раздражала и злила ее глупость.
«Ну, хорошо, — поправилась она, — может быть, в то время он мог говорить серьезно…»
Мистраль набирал силу, как Жиль, прочищавший горло, перед тем как разразиться лекцией с важным видом старшего брата.
Она поспешила оправдаться. «Перед кем? — подумала она. — Перед Жилем? Мистралем? Или перед рассерженной, испуганной собой?»
Хорошо. Допустим, тогда он собирался это сделать. Но он изменился. Она знала это. Эту жестокую фразу он произнес до того…
«До чего? — спросил мистраль самым издевательским и безжалостным тоном. — До того, как он попал под твое благотворное влияние, Мари-Лор? Или до того, как ты позволила ему довести себя до бедственного положения, в котором находишься? Ты думаешь, что аристократ действительно может измениться? Вспомни его дорогого, покойного, дальнего родственника, короля Людовика XV, который держал собственный бордель!»
Но Жозеф не такой. Он верит в свободу и равенство и…
«Ах да, Мари-Лор. Ты еще забыла графа Шароле, который развлекался, стреляя с крыши своего дома по простым людям, и был прощен за это, и не один раз, все тем же старым королем Людовиком…»
«Нет, — сказала она мистралю (или Жилю, или себе, или тому, с кем она спорила). — Нет, я не забыла».
Она сжала в комок бумагу и швырнула его в угол и только тут заметила, что Луиза наблюдает за ней уже бог знает сколько времени.
Мари-Лор улыбнулась, как ей казалось, довольно неприятной, злобной улыбкой и небрежно передернула плечами.
— Да, он не терял времени даром, не правда ли? Плохо, подумала она, что голос у нее дрожит.
— О, Мари-Лор…
— И да, герцогиня проявила необычную доброту, прислав мне это. Нет, Луиза, я не это хотела сказать. Да, я сказала, но иногда, знаешь ли, человек говорит одно, а думает совсем другое…
Однажды у них с Жозефом возникла интересная дискуссия об иронии. Как же давно это было. Она почувствовала себя такой одинокой.
— Но, Мари-Лор…
— Да, понимаю, это сложно. Как думаешь, ты сможешь заварить чай и принести мне чашку, — нет, не из этих трав, а чего-нибудь без запаха мяты, ладно? А я тем временем закончу подшивать этот проклятый шелковый гусиный помет.
На следующий день Мари-Лор была спокойнее, по крайней мере пока успокоился мистраль. Спокойнее, рассудительнее и даже позволила себе усомниться — ведь то, что было напечатано о Жозефе и об актрисе, могло оказаться клеветой и пустыми сплетнями.
Дороги оставались плохими, и почту все еще не привозили. Было много работы. Хуже того, во время снегопадов у нее появилась постоянная ноющая боль в спине, которая ужасно мешала написать короткое письмо с сообщением о ребенке.
Но даже когда снег растаял и снова стали доставлять почту, Мари-Лор не получила ни одного послания. Однако приходили журналы мод. И можно было не сомневаться, что Жак позаботится показать всем, что в них пишут о виконте и его блистательной любовнице. Наступил Новый год и прошел.
Герцогиня отдала Мари-Лор маленький мешочек с двадцатью ливрами. Как и рассказывала Луиза, она сидела за большой хозяйственной книгой. Но в одном Луиза ошиблась, герцогиня заплатила, не тратя время на лекцию. Она проворчала что-то вроде:
— Спасибо, Марианна, за верную службу герцогу и всей семье. — И бросила пристальный взгляд на округлившийся живот служанки.
Мари-Лор тоже ничего не сказала, если не считать тихого;
— Благодарю вас, мадам герцогиня.