Крылья Победы - Руденко Сергей Игнатьевич. Страница 36

Убедительно прошу его воздержаться от этого. Кажется, уговорил. А у самого тоже на душе неспокойно. Вдруг разведчики ошибаются и враг достиг Котельниково?

Наступает вечер. Один наш летчик, сбитый в районе Котельниково, добрался до Абганерово на попутных машинах Был на станции Котельниково, говорит:

— Сам видел эшелон с ранеными. Готовятся уезжать сюда, в район Сталинграда. Никаких войск врага поблизости нет.

— Когда вы там были? — спрашиваю.

— В шестнадцать часов, — отвечает летчик.

Я опять на телеграф. Докладываю Хрюкину: пришел летчик из Котельниково и подтверждает, что станция наша.

— Значит, кто-то информировал Военный совет неправильно и продолжает необоснованно упорствовать, что Котельниково у противника, — ответил мне Тимофей Тимофеевич. — Я представляю командованию фронта ваши данные. Правильно, что не бомбили, а то ударили бы по своим. Меня все же тревожит то, что вы слишком близко сидите и аэродром Абганерово на большой дороге, как бы вас ночью танки противника не прихватили…

Я его успокоил и пообещал вести разведку ночью вдоль дорог на автомобилях, а самолеты держать в готовности к немедленному взлету. Немцы не застанут нас врасплох.

— Добро! — согласился Хрюкин. — Действуйте. Я иду докладывать!

На аэродроме Абганерово были подготовлены две разведгруппы на автомобилях, одну пустили вдоль железной дороги на Котельниково, а вторую — через Аксай по грунтовой дороге. Доложил в штаб армии, что послал наземную разведку.

Через некоторое время возвратилась машина из Котельниково. Разведчики доложили, что там наши, станция работает. Я сразу же сообщил об этом в штаб армии, чтобы успокоить Тимофея Тимофеевича, знал, что он будет волноваться, несмотря на наши заверения о принятых мерах.

Через некоторое время вернулась вторая группа разведчиков из Аксай. Старший докладывает:

— Были в Аксай, по всей дороге ни одного немца, едут наши подводы и машины.

Это сообщение, немедленно переданное мной, окончательно успокоило Тимофея Тимофеевича, да и меня.

Штурмовики летали и били по врагу с аэродрома Абганерово еще двое суток. С помощью авиации наши подошедшие резервы еще на двое суток задержали танки противника перед Котельниково.

12 июля Юго-Западный фронт был переименован в Сталинградский, а 5 августа начал формирование Юго-Восточный. По директиве Ставки в начале августа предстояло создать также 16-ю воздушную армию. По предварительным данным, формированием ее должен был заниматься я. Прислали уже и штаб. Тыл создавался на месте.

Разместились мы непосредственно в Сталинграде, почти в центре, у каланчи. С ее высоты мы вместе с начальником штаба полковником Н. Г. Беловым изучали ориентиры города.

Но вскоре произошли изменения. Ставка решила не дробить авиацию и временно оставить одну воздушную армию для обеспечения двух фронтов. Мне приказали вернуться к исполнению обязанностей заместителя командующего 8 ВА.

Как представитель авиационного командования я срочно вылетел в 1-ю гвардейскую армию, которой командовал генерал К. С. Москаленко (начальник штаба — генерал С. П. Иванов). Она наносила контрудар севернее Калач Донской. Авиация должна была энергично поддержать ее боевые действия. Едва успел обосноваться там, как получил новый приказ: выехать в Сталинград Было это 23 августа. Не зная об обстановке, сложившейся в городе, я направился через с. Большая Ивановка к тракторному заводу. Ехали по дну оврага. Вдруг вижу, на пригорке самолеты. Наши зенитки, прикрывавшие аэродром, почему-то стреляют не вверх, а над землей. Навстречу нам двигались автомашины. Я остановил головную и спрашиваю у водителя, в чем дело. Оказывается, у поселка Рынок фашистские танки прорвались к Волге. По ними вели огонь зенитные орудия, установленные на аэродроме.

Дальше ехать было нельзя, и мы направились в 228-ю дивизию, располагавшуюся в совхозе «Сталинградский». Там меня ждало распоряжение: возглавить авиационную группу на правом берегу Волги.

23 августа одновременно с прорывом фашистских танков на город налетело более тысячи самолетов. Сталинград горел. Дым, подгоняемый ветром, расстилался километров на пятьдесят.

Бомбежка продолжалась несколько суток. После этих налетов штаб 8-й воздушной армии был переправлен за Волгу.

24 августа мне было приказано явиться к командующему 8-й воздушной армией, который находился на КП фронта в сталинградских катакомбах, вырытых в крутых берегах балки Царица Я перелетел на аэродром Погромный, оттуда машиной подъехал к реке и переправился в центр города на пристань. Через Волгу катер шел под обстрелом и бомбежкой, но мы благополучно добрались до берега. Остатки зданий еще дымились, улицы были завалены щебнем и железом. То тут, то там с грохотом рушились стены, рвались снаряды, не смолкала канонада зениток. В воздухе висел гул и рев моторов, слышался треск пулеметов. Ад какой-то, будто и не было того цветущего города, в который недавно приезжал.

На пристани меня встретил офицер штаба, чтобы провести на КП, поскольку там я еще не бывал. Он порекомендовал идти посреди улицы, чтобы не завалила какая-нибудь падающая стена. Короткими перебежками под частыми разрывами бомб мы добрались, наконец, до балки Царица.

Вот и вход в катакомбы, где находится КП Юго-Восточного фронта, рядом вход на КП 8 ВА. Заглянул я в пещеру, в ней неуютный полумрак, тускло мерцают огоньки электролампочек. Внутри — духота. Но от тишины стало вроде спокойнее, от сознания безопасности нервное напряжение сразу спало.

Генерал Хрюкни приказал мне отправиться в штаб 8-й воздушной армии и организовать защиту с воздуха Сталинграда и войск, оборонявших город. Задача была очень сложной. Ведь части понесли в боях большие потери. Самолетов оставалось мало: пять — десять машин на полк. Но чем труднее была обстановка, тем отважнее сражались советские богатыри.

Подобно капитану Гастелло, летчик-штурмовик А. А. Рогальский, оказавшись в безвыходном положении, направил свой горящий Ил-2 на скопление вражеских танков. Взрыв разметал их в разные стороны. Такой же мощный удар по противнику нанес летчик-штурмовик Иван Веденин, выросший в Сталинграде и отдавший за него жизнь.