Camp America - Русакович Артем Анатольевич. Страница 11

Я думал, что в США есть всего один каньон — всемирно известный Грэнд-Кэньон (или Большой Каньон) в Аризоне. Но тут выяснил, что каньонов на юго-западе США огромное количество, а несколько самых крупных, в основном в Юте, превращены в национальные парки и стали известными достопримечательностями.

Национальный парк можно назвать американским изобретением. Уничтожив в свое время столько видов животных, стерев с лица земли целые племена индейцев и вырубив под корень огромные лесные территории, американцы к концу 19-го века опомнились и решили изменить свое варварское отношение к природе и истории. Уже более века они заботятся о сохранении исторических и природных памятников — с тех пор, как президент Теодор Рузвельт в начале прошлого века создал систему национальных парков. Сегодня земли, на которых расположены уникальные природные и исторические объекты, охраняются и финансируются государством. А доходы от туристов, которые могут попасть на их территорию за определенную плату, также идут на сохранение этих объектов для будущего.

Ни один природный или созданный руками человека объект, представляющий научную ценность, не остается без заботы государства, а также без туристов, для приема которых здесь созданы все условия. Если бы, скажем, Углич или Муром находились в Америке, то на городской окраине непременно находились бы несколько дешевых мотелей и туристический центр, в котором можно было бы получить бесплатную карту города и отправиться с гидом на экскурсию. За въезд на территорию города взималась бы плата в десять долларов, а все церкви и монастыри были бы в прекрасном состоянии — как будто построенные в прошлом году.

К Брайс-Кэньону мы подъехали вечером. Уже на подходах к каньону можно было увидеть десятки мотелей — недорогих двухэтажных гостиниц, которые все вместе могли разместить несколько сотен человек. Потом, уже на территории парка расположились кемпинги — специальные участки земли, где останавливаются те самые дома на колесах, хозяевам которых гостиницы не нужны.

Мои новые знакомые повели себя совсем не так, как обычные американцы. Нормальный американец, не отягощенный жаждой приключений и желанием сэкономить, приехал бы в парк вечером еще засветло, остановился в мотеле, на следующий день отправился в парк, заплатив за вход 20 долларов, и, взяв гида, спустился бы на дно каньона.

Но не таковы были эти американцы. Чейз и Эшли хотели переночевать прямо на дне каньона и, хотя уже давно стемнело, они не оставили этого намерения. Так что мы сразу въехали на территорию парка (у ворот уже никого не было, так что входной платы нам удалось благополучно избежать). Покатавшись минут двадцать по пустынной дорожке, окруженной деревьями и припаркованными машинами, мы выехали на смотровую площадку, с которой можно было увидеть весь каньон (конечно, в светлое время суток). Взяв кое-какие вещи, в том числе палатку и спальные мешки, мы отправились искать спуск в каньон. Какая-то тропинка вела прямо вниз — казалось, прямо на дно каньона. Мы спустились по ней на некоторое расстояние, но потом умудрились заблудиться. В результате оказались на какой-то каменистой и песчаной площадке с редкими деревцами, почти со всех сторон окруженной крутым спуском в каньон. Найти путь обратно мы уже не смогли, так что решили остановиться прямо здесь. Эшли и Чейз походили вокруг, о чем-то посовещались и сказали мне:

— Вон там есть хорошее место. Хоть и немного ветрено, но зато утром мы увидим, как солнце восходит над каньоном.

Романтики, черт подери! Там было не «немного ветрено»: ветер буквально обдувал это открытое со всех сторон место. Мы с трудом установили палатку, которая то и дело норовила улететь с порывами ветра. Мои попутчики еще что-то готовили поесть снаружи, но я забрался в палатку, влез в свой спальный мешок и заснул.

На утро, разумеется, те, кто додумался переночевать в таком романтичном месте, восход солнца проспали. Только я проснулся рано и решил посмотреть, что собой представляет этот каньон. Зрелище, особенно при утреннем свете, было потрясающим. Пропасть, похожая на гигантский овраг, разверзлась в десяти шагах от нашей палатки. Крутые каменистые своды, словно выточенные из камня и песка, вели куда-то глубоко вниз. Снизу поднимались гряды камней и скал, подчас довольно причудливой формы — как будто какое-то архитектурное сооружение, созданное природой. Рассвет окрасил коричневые камни и светлый песок в бурый цвет. Даже фотография не передаст того ощущения, которое испытываешь, глядя на этот каньон. В Америке творения природы поражают не меньше, чем сооружения, созданные человеком.

И главное, что поразило лично меня — то, чем это место отличается от множества других. Когда ты просыпаешься утром в лесу, то можешь услышать пение птиц, стрекотание насекомых, шелест листвы. Здесь же — тишина, абсолютно мертвая тишина. Тут нет почти ничего живого, и даже очень мало деревьев — на этой бесплодной почве жизнь почти невозможна. И, тем не менее, несмотря на эту жутковатую тишину, а, может быть, наоборот — благодаря ней, здесь чувствуешь все по-иному. Особенно ранним утром, когда туристы шумною толпою еще не пришли обследовать это место.

Вскоре проснулись мои знакомые. Выйдя из палатки, они поохали и повосторгались каньоном, мы собрали вещи, сложили палатку, и, найдя обратную дорогу к машине, отправились в путь.

Второй день был похож на первый — весь день наша машина ехала по пустынным районам. Ближе к полудню мы уже достигли Невады и поехали на север, в город Рино, где наши пути должны были разойтись.

Пустыня, которая занимает почти всю территорию штата Невада, не похожа на пустыню в привычном понимании этого слова. Это не то сплошное море песка, где на протяжении многих миль нельзя найти ничего живого. Здесь часто попадается растительность: трава у дороги — низкая, иссушенная солнцем и автомобильными выхлопными газами, и чахлые, карликовые кустарники, рассеянные по всей пустыне вплоть до линии горизонта.

Городов почти нет. Можно ехать несколько часов и не увидеть ни одного здания — только голую безлюдную пустыню. Наверно поэтому некоторые поселения, которые в других штатах не заслужили бы даже упоминания, здесь обозначены на картах. Я увидел в своем атласе, что скоро нам предстоит проехать город Уорм-Спрингс (Warm Springs). Обозначен он был маленькими буквами и черной точкой у пересечения двух дорог. На деле это может означать, что вас встретит небольшой населенный пункт с несколькими десятками или сотнями домов, церковью, рестораном, магазином или даже супермаркетом. Но то, что мы увидели, превзошло все наши ожидания.

У абсолютно пустынного перекрестка друг напротив друга стояли два строения: маленький одноэтажный полуразрушенный дом с выбитыми стеклами и ресторан с заколоченными воротами. И никакого намека на человеческое присутствие. Вот и весь Уорм-Спрингс. Говорю Чейзу:

— Это место даже на карте обозначено. Я думал, это город

— Да уж, город, — усмехнулся он. — Целый мегаполис.

Выехав из этого мегаполиса, мы через некоторое время случайно свернули не на ту дорогу и чуть не заблудились. В итоге, когда стемнело, до Рино оставалось ехать почти сотню миль. Мы ехали по какому-то маленькому городку, Эшли вела машину, сменив Чейза за рулем. Вдруг сзади раздался вой сирены, и дорогу осветила красная полицейская мигалка. Эшли, не без оснований решив, что дорожная полиция едет за нами и просит остановиться, затормозила. Мы встали у обочины, преследовавшая нас машина — тоже, и через несколько минут к нам подошел полицейский:

— Добрый вечер, — сказал он ровным тоном — не слишком приветливо, но и не так, чтобы недружелюбно. — Вы пропустили знак «Stop» и превысили скорость. Разрешите мне взглянуть на ваши права, страховку и документы.

Заодно полицейский спросил документы у всех нас и отошел к своей машине. Пока он сверялся с полицейскими базами данных, Эшли с Чейзом обсуждали, что делать, если полицейский выпишет штраф:

— Конечно, можно не платить, но тогда мы никогда не сможем снова приехать в Неваду.