Полуденная буря - Русанов Владислав Адольфович. Страница 31

Луций вздохнул, вознося взор к потолку, раскрашенному под звездное небо. Да, Примул Соль-Эльрина не льстец и не дурак. Только почему-то невысокому плотному человечку с круглыми щеками и глубокими залысинами нравилось играть роль придворного болвана-лизоблюда. Может, потому, что повелителя это бесило? Хоть как-то досадить...

Император встретил нынешним летом – семнадцатого дня месяца липоцвета – тридцать восьмую годину рождения. Из этих лет чуть больше двенадцати – на престоле. Последние лет пять он часто задавал себе вопрос: а почему Священный Синклит терпит двоевластие в стране? Огромные деньги расходовались на содержание императорского дворца, соизмеримого с парой легионов штата прислуги, охрану, богатые приемы, финансовую поддержку многочисленных родственников и младших ветвей правящего дома. Не говоря уже о бесчисленных прихотях и причудах восседающих на троне императоров.

Сам Луций считал свои маленькие увлечения едва ли не самыми безобидными – по сравнению с упоминаниями о развлечениях коронованных предков, пришедшими из глубины веков. Чего только стоит организованный лет сто пятьдесят назад зверинец? Пол-лиги в ширину и лига в длину, рукотворные озера, реки и ручьи, насыпные горы и насаженные леса и рощи. Не из маленьких да тонких деревцев, нет. Не из саженцев. Для создания ландшафтов, привычных северным зверям, возили обхватные буки, грабы, падубы, в телегах доставляли готовый подлесок – лещина, терн, дикий вишняк. Сколько серебряных империалов ухнуло в бездну монаршей тяги к диковинному зверью? Одному Сущему Вовне ведома истинная сумма. Вначале парки заселили обычной дичью – оленями и косулями, турами и зубрами, барсуками и лисами. Потом начали закупать всякие диковины. С южного кряжа Крыша Мира доставили грифона – на том спасибо, что не крупного, не такого, как северные, способные везти на хребте взрослого сида. Из Лесогорья привезли клыкана, покалечившего по дороге двух служителей, считавших себя опытными укротителями. Откуда-то с веселинских берегов Ауд Мора прикатили огромную клетку на колесах, в которой ворочался и фыркал космач. Этот похожий на вепря-переростка зверь в первые же дни пребывания в зверинце подкопал широким рылом ограду и удрал, вызвав небывалый переполох по окрестным селениям. Космачи – животные всеядные. Удалось нарыть морковки с репой – хорошо. Не удалось – сгодится и припозднившийся с поля арендатор. До сих пор в Соль-Эльрине няньки пугают детей «косматой свиньей», рыщущей по ночам в поисках непослушных. Пришлось бросить на поимку чудовища две манипулы элитного Золотого легиона. Потеряв полтора десятка человек убитыми и ранеными, легионеры прикончили космача, забросав его копьями. Но и это происшествие не охладило пыл дальнего предка Луция. Была еще попытка доставить с Облачного кряжа стрыгая. Как его собирались удержать в вольере? Разве что крылья подрезать... В болотистых плавнях среднего течения Ауд Мора, неподалеку от Железных гор, поймали кикимору. Тут уж, видно, чаша терпения Сущего Вовне переполнилась. При водворении хищника в назначенную ему для жилья искусственную старицу он вырвался, а император, на свою беду, оказался преградой на пути к бегству. С клыками и когтями кикиморы не шутят.

Преемник – кстати, им был тот самый Марциал Просветитель – едва взошел на престол, тут же распорядился: зверинец ликвидировать. Лет двадцать леса и лужайки пропадали впустую, пока очередной владыка не отдал их под загородные охотничьи угодья. Он оказался заядлым любителем псовой охоты и тратил огромные средства из казны на собак и лошадей.

У следующего императора увлечение было более благородным – дорогое и экзотическое оружие со всего мира. Пройдохи-купцы делали огромные состояния, обеспечивали свои семьи до седьмого колена, доставив ко двору его императорского величества всего одну саблю именитого вождя кочевников из восточных степей или настоящий кхукри – кривой тесак горцев-кхампа из заснеженных высокогорий Крыши Мира.

И хоть бы один из достойных предков собирал книги и свитки! Пополнял бы дворцовую библиотеку!

Нет. Крупнейшим книгохранилищем Озерной империи продолжала оставаться Храмовая библиотека. Вторым по величине – библиотека Вальонской Академии. И теперь Луцию всякий раз, возжелав уточнить имеющуюся информацию об оружии, доспехах или боевых машинах, требовалось обращаться с просьбой в Священный Синклит. Конечно, Примулы с радостью оказывали императору эту небольшую услугу. Любой фолиант или пергамент доставлялся в течение суток, и отказа не было ни единого раза. Но Луцию хотелось иметь свою библиотеку, достойную конкурировать с храмовой и академической.

А может быть, мелькнула вдруг мысль, жрецам просто удобно иметь рядом с собой недалекую, расточительную и малопопулярную в народе светскую власть? Эдакого мальчика для битья? Ведь нобили рвут друг другу горла, чтобы отправить сыновей в Храмовую Школу, а не в легионы императорской панцирной пехоты. В легионеры идут те, кто не сгодился быть жрецом. Плевел. А зерна оседают за длинными скамьями в одинаковых светло-серых балахонах послушников. А потом надевают мантии Квинтулов, Квартулов, Терциелов, Секундулов и, наконец, белые облачения Примулов, высшей ступени посвящения Соль-Эльринского Храма. Вот так-то. Сразу видно, что в духовной сфере приложения интересов и умений престиж побольше, чем в военной, или, скажем, у ученых, или в области изящных искусств, или в другом каком светском роде занятий.

Ведь все равно, как ни крути, а присутствуют ставленники Храма везде, куда ни глянь. При наместниках провинций – советниками, у нобилей – духовниками. В каждом легионе, на всяком дромоне... Во всех городских школах для детей свободных граждан, в купеческих гильдиях, даже в городе ученых, Вальоне, присутствует входящий в совет деканов Секундул. Признаться, не очень его там любят, но против Храма не попрешь. Да и, положа руку на сердце, во внутренние дела подопечных жрецы не сильно и лезли. Не было случая, чтобы приданный войскам чародей противоречил легату или ставил под сомнение приказ капитана корабля. Не навязывали своего мнения ученым, что изучать, когда и для чего использовать полученные знания. Главное, чтобы интерес Храма не был ущемлен, а кто же станет копать под жрецов, находясь в здравом уме и трезвой памяти?

Но, на взгляд императора, было в такой отстраненности что-то не вполне хорошее. Нечестное, что ли? Будто умудренные опытом взрослые наблюдают за играми малышей на куче песка или в саду. Не лезут с советами, не навязывают своих правил игры, а если ребенок норовит себе палец оттяпать или огонь ладошкой поймать – остановят, мягко пожурят и опять играть отпустят. Что с несмышленыша возьмешь?

Иногда Луцию казалось, что Приозерная империя живет сама по себе, а Храм сам по себе. Государство, конечно, нужно жрецам. Но скорее как питательный субстрат, чем как полноценный партнер. Живут чародеи, решают свои проблемы, самосовершенствуются в магии, а на все потуги светской власти провести хоть сколь-нибудь полезную реформу взирают свысока. Получится – и хорошо. Не получится – еще лучше. Всегда можно сказать: что ж без нас полезли, совета мудрого не спросили?

За это нынешний император Храм не любил. А он и не обязан всех подданных любить. Защищать, опекать, обеспечивать справедливым судом – да, обязан. А любить – нет.

Но Примул Соль-Эльрина, похоже, догадывался, что повелитель Империи не питает к нему теплых чувств, и, не превышая границ почтительности, мстил. Раздражал навязчивой лестью и скрупулезным соблюдением этикета. Изредка подпускал тщательно, очень тщательно завуалированные шпильки. В таких случаях Луций ощущал себя полным идиотом. Но не будешь же из-за таких мелочей портить отношения с Храмом! Он утешал себя мыслью, что тоже использует чародеев, да только утешение выходило слабое.

– Итак? – Император поднял глаза от выделанного чередующимися светлыми и темными деревянными шестиугольниками пола и внимательно посмотрел в круглощекое, лоснящееся лицо Примула. – Излагай, твое преосвященство.