Рассветный шквал - Русанов Владислав Адольфович. Страница 18
Ойхон смутился было, но Жучок тут же захохотал, увлекая его дальше по кривой улочке:
– Шучу, шучу я, мастер...
– Ойхон.
– Шучу я, мастер Ойхон. Вишь, ты меня признал и вспомнил, я тебя – нет. Стало быть, ты, как человек, лучше меня будешь. Хоть и в королевский замок вхож.
– Ну разве можно сказать, лучше человек или хуже, только потому, что он запомнил кого-то?
– Можно, можно! Ты со мной не спорь. Все одно не выспоришь.
– Ладно, не буду. А куда все бегут, мастер Дирек?
– О! – Столяр опять хохотнул. – Не знаешь? Весь город пять ден бурлит – пособников остроуховских споймали. Его величество им кару определил. Сегодня как раз срок сполнения приговора.
– Не стоит мне, верно, все это наблюдать...
– Ха! «Не стоит»! Хошь не хошь, а надо! На то есть королевский указ.
Жучок многозначительно поднял вверх палец с обкусанным ногтем. Потом, понизив голос, приподнялся на цыпочках к самому уху южанина:
– Ты это брось, мастер, от таких развлекух отказываться. Сей момент прознают, кому следует доложат, в противодействии короне обвинят и на кол... Ты думаешь, мне сильно охота казни наблюдать? Я б пивка лучше хватанул полным ртом.
Ойхон угрюмо кивнул. Что ни страна, что ни правитель – порядки везде одинаковы. Власть надо любить и вовсю эту любовь показывать. Сколь бы противно тебе ни было.
Они пошли дальше, несомые нескончаемым потоком слободских людей и горожан. Шерстяные плотные рубахи, крашенные листьями березы и крушины, лохматые безрукавки, вышитые ленты, обвязанные вокруг мужских голов по арданской традиции, длинные юбки в большую клетку и платки из беленого полотна на головах женщин. Кое-где мелькали дублеты городской стражи и круглые, начищенные до блеска, шлемы конных егерей.
Волей-неволей Ойхон ловил отдельные обрывки фраз в бурлящем людском скопище.
– Слышь, Мордась сегодня заломил за десять гарнцев проса полтора империала.
– Вот гад! Хуже остроухого... Обухом бы его в жирную рожу да в омут.
– Ага, а потом тебя егеря...
...
– Давеча трейговский отряд на север ушел – с самим Валланом.
– Ага, все не сидится лысой башке. Ловит кого-то, ловит...
– Не кого-то, а сидку бешеную. Поклялся извести ее, тварь проклятую.
...
– А рожь, почем он за рожь просит?
– Три империала за десяток...
– Все помрем! Все!
...
– Кого сегодня приговорят-то?
– Да кто его знает? Вроде беженцы с Правобережья.
– Талуны?
– Да, сейчас тебе талуна возьмут. Держи карман...
...
– Войну опять затевать норовят...
– Кто? Остроухие так наклали...
– Тихо, егерь пошел!
...
– На железо цена бы расти должна, а оно – жрать нечего.
– Без твоего железа веселин проживет, а ты без его зерна?
– Ох, то-то ж и оно...
...
– Слыхали, у Витгольда наследник пропал.
– Что? Кейлин?
– Он самый. Сгинул без вести.
– Жалко. Справный рубака был.
– Ага, и Витгольд, говорят, совсем плохой стал. За сынком горюет...
...
– А наш-то, наш... Новую девку себе нашел.
– Да кабы девку или талунскую дочь какую... А то оторва, каких поискать. С юга, бают...
– Что такую к нам занесло?
– Да, бают, подружка южанина приблудного. Эвана-капитана.
Уловив знакомое имя, Ойхон прислушался.
– Это того душегубца из конных егерей?
– Его самого. Они вроде как порознь приехали. А все одно – народ не обдуришь.
– Лавка, бают, у нее была в городе?..
– Ага, была. Теперь-то ей всякие лавки-шмавки без надобности, коль с милостивцем нашим спелась...
– Тише ты, дура! Не вишь, егерь в нашу сторону лыбится?
– А я че? Я ниче...
– То-то и оно, что ниче. Тьфу на тебя, слабоумную.
– На себя погляди – дубина стоеросовая!
– Ладно. Все. Не ругайся. Куда прежнюю-то девку дел? Она уже и корону примеривала.
– К батьке в замок снарядил.
– Что, прямо так и снарядил? Запросто?
– А вы, мужики, завсегда запросто снаряжаете. Бают, поставил носом на закат и под зад коленом.
– Ха! Вот орел наш! Умеет!
– Ага, умеет. Только Витек Железный Кулак теперь на него зубы точит. Такое оскорбление, грит, только кровь и смоет.
Хваливший Экхарда слобожанин протяжно присвистнул.
– Это не шутка! Ежели талун Витек заваруху начнет, за ним пойдут. Это точно...
Очередной водоворот толпы разделил беседующую чету и Ойхона с Диреком, не дав дослушать до конца. Услышанное настолько заинтересовало рудознатца, что он не заметил, как выбрался на площадь и с размаху ткнулся носом в широченную спину насквозь провонявшего кожемяки. Ардан забурчал, но прибаутка столяра живо вернула ему благостное расположение духа. Лобное место все больше и больше наполнялось народом. Городские и слобожане в тесноте топтали друг другу ноги, пихались локтями, беззлобно переругиваясь. Бабы тянулись на цыпочки, чтобы разглядеть загодя приготовленные орудия казни – по ним самые нетерпеливые старались угадать, какого рода действо их ожидает.
Наконец, когда толпа уже изрядно завелась, на помост вышел мордатый глашатай в королевских цветах. Натужась так, что круглая физиономия запылала закатным солнышком, он объявил:
– Слушайте, славные жители Фан-Белла, и не говорите, что не слышали. Сегодня дошедшие до ушей его величества короля Экхарда слухи об измене талуна ихэренского Витека, Железным Кулаком прозываемого...
– Как только дыхалки хватает, – восхищенно прошептал кожемяка.
– ...подтвердились. Посему рекомый Витек вне закона объявлен. Всяк, кто его голову в Фан-Белл доставит, награжден будет!
Людское море заволновалось, зашумело. Мужчины крякали, потирая мозолистые ладони, женщины горько вздыхали – Витек был воином хоть куда и красавцем на загляденье. И это несмотря на разменянный шестой десяток.
– Сказать-то просто, – жарко дыша в ухо, проговорил Дирек. – А поди добудь ту голову. Железный Кулак – он Железный Кулак и есть. Не пальцем деланный. Он сам может два мешка голов таких умников припасти на зиму.
В это время глашатай передохнул, снова набрал полную грудь воздуха и, привычно багровея, продолжил:
– А теперь приговор его величества короля Экхарда мерзким отступникам и остроушьим подпевалам! Поселяне с правого берега Аен Махи, именно – Крыж Рябой и Хадрас Полваленка с семействами, что неоднократно в сношения с погаными остроухими вступали, корысти собственной ради харчами им помогали, приговариваются к битью плетьми со ссылкой на железный рудник. Мужикам – десять плетей, бабам – по пять плетей, старикам и мальцам – по две плети.
Стражники выволокли на возвышение покорно переставлявших ноги поселян-беженцев. Принялись деловито валить на деревянные доски и заголять спины. Вжикнула, рассекая воздух, первая плеть. Над площадью пронесся протяжный, исполненный муки крик. Ойхон, не в силах глядеть на творящееся действо, уткнулся глазами в жилетку широкоплечего ардана. Но уши-то ведь не заткнешь...
– Всего-то и вины, что меняли дичину на полотно сидовское, – продолжал шептать столяр. – На самом-то короле небось из такой точно ткани портки вздеты.
– Да тише ты! – не выдержал Ойхон. – Не ты ль меня сам предупреждал, мастер Дирек, чтоб осмотрительнее себя вел и за языком следил?
– Предупреждал, – согласился столяр. – Виноват. Не буду больше. Понимаешь, мастер Ойхон, заело. Загрызло все...
Тем временем экзекуция на помосте добралась до закономерного финала. На поротых надевали цепи и уводили вниз к подводам, снаряженным в королевские железные рудники. Глашатай опять вдохнул поглубже.
– Купец Брулгар из Фан-Белла и мастер-косторез Бинс, по прозвищу Рябок, замечены в речах изменничьих, против короны и трона злоумышленных. При задержании Рябок выбил два зуба десятнику городской стражи. Приговариваются к умерщвлению, путем посажения на кол! Все имущество осужденных отходит в пользу его величества короля Экхарда. Домочадцы упомянутых злодеев будут биты плетьми и проданы...