Рассветный шквал - Русанов Владислав Адольфович. Страница 62

– Не бери в голову, друг Меткий. Зарежешь и съешь. Ты ж не веселин какой. – Хвост дернул его за штанину. – Да ты садись, садись. В ногах правды нет.

Тут только Юрас с удивлением обнаружил, что продолжает стоять, слегка опираясь локтем на тын. Выругавшись сквозь зубы, он снова уселся на бревно.

– Ну, так что там дальше было-то?..

– Да ничего... Они уже уезжать собрались. А у меня тут... ну, это... короче, сука недавно ощенилась. От волка, похоже, привела...

– Так это ж лучше не бывает! – воскликнул Хвост. – Первое дело – на цепь, сторожить там чего.

– Хрена ли мне тут сторожить? – ответил Юрас. – Мне на охоте помощник нужон. Белку выслеживать, куницу, оленя-подранка по следу найти. А тут от волчьих ублюдков толку, как с козла молока.

Трейг пожал плечами. Что ж, у каждого народа свои обычаи, у каждого дела – свои ухватки особые.

– Вот я их в мешок и сгрузил. Что мне кормить нахлебников, коли Аен Маха вон – рукой подать? Понес... Думал, раскручу да зашпульну подале. А зараза эта, рябая, под ногами так и крутится. Ну, я ее сапогом под ребра и поддел. Охнуть не успел, как в бурьяне оказался – пятки выше головы. Валлан, вишь ты, собак сильно любит. Это мне потом вертлявый такой растолковал, с ожогом на щеке.

Хвост кивнул:

– Был такой в отряде петельщиков. После предводителя самый опасный. Полусотенник.

– Кутят он с собой увез. И сука следом увязалась. Вот и все, приятель. Эй, ты что, Хвост или как там тебя?..

Юрас удивленно уставился на собеседника. А трейг беззвучно хохотал, тряся бородой и пристукивая кулаком по правой коленке.

– Верю, правда, – выдавил он с трудом сквозь очередной спазм неудержимого веселья. – Собачек Валлан любит...

И, моментально посуровев, добавил:

– А вот людей – нет. Счастливый ты мужик, Меткий. Живой остался. Мог и секирой в лоб получить от щедрот баронских.

Ардан покивал сокрушенно. Дескать, и сам догадался. Знал бы раньше, ни в жизнь собаку не пнул бы.

– Женка твоя идет, – прислушавшись, сказал Хвост. – Я задерживаться не буду. Спасибо тебе, друг Меткий, за хлеб, за тютюнник. Да за то, что выговорился я, тоже спасибо. Живи – не тужи.

Трейг принял из рук недовольно кривящейся бабы увесистый сверток, подкинул его на ладони, примеряясь – не обжулили гостя лесные поселяне? – и исчез в темноте.

Юрас уныло потоптался на месте, прислушиваясь зачем-то к удаляющимся шагам, а потом пошел в дом, резко осадив окриком пытающуюся расспросить что да как жену.

Глава XI

Трегетрен, Восточная марка, развилка дорог, яблочник, день третий, утро.

Барон Дорг – лазоревый щит с черненым шевроном и красной рыбой – устало смотрел с высоты седла на переминающегося с ноги на ногу поселянина. Смерд ужасно волновался и потому бесцельно мял в ладонях плешивую шапку.

– Долго он будет молчать? – Щелчком пальца барон сбил с гривы Ловкого крошечный сухой листик. До настоящего листопада было еще далеко. Начало яблочника в Восточной марке обычно теплое. Деревья теряли кроны от засухи.

– Почем мне знать, ваша милость? – Лемак-Курощуп, веснушчатый крепыш, с хитроватым прищуром блеклых глаз, пожал плечами. – Щас подтороплю...

Он занес было ладонь для ободрительной оплеухи, но крестьянин опередил его:

– Там... это... ну... ваша милость...

– Ты глянь, заговорил, – искренне поразился десятник. – Болтун!

– Не мешай! – резко оборвал его Дорг.

Хоть барон и любил порой пошутить, позубоскалить над простоватыми шутками дружинников, что-то подсказывало ему – скоро будет не до смеха.

Лемак привык понимать своего хозяина и благодетеля с полуслова. Раскрытая ладонь вместо лохматого затылка опустилась на плечо простолюдина. Жестом почти дружеским. Так мог бы поддержать в трудную минуту равный равного.

– Давай, парень, не томи. Видишь, господин барон не гневается.

– Там... это... – продолжал заикаться поселянин. – Это... значит... люди в лесу. Вот.

– Разбойники? – деланно равнодушно поинтересовался барон. – Лесные молодцы?

Не единожды уже до него доносились слухи о разгулявшихся шайках. Если удастся прижать и хорошенько потрепать, а лучше совсем изничтожить одну из таких банд, остальные хоть на время должны присмиреть. А то уж очень вольготно чувствуют в лесах Восточной марки и дезертиры, так и не вернувшиеся к мирной жизни после войны с перворожденными, и просто возжелавшие легкого хлеба местные жители или соседние арданы. Маркграф сложившейся ситуацией был очень недоволен. А думать о том, что случится, если слухи о беспорядках дойдут до самого Витгольда, короля больного, но сурового, не хотелось вовсе.

Сейчас с Доргом были два десятка дружинников. Все на справных конях, хорошо вооруженные. Сила достаточная, чтобы стереть средних размеров шайку в порошок.

– Не-а, ваша милость. – Поселянин чуток осмелел – ведь никто его не бил, не порол, не резал каленым железом. – Не разбойники...

– Точно? Не путаешь? – Лемак нахмурился.

– Дык, я... это... что ж... того... лесных молодцев не видал... того... этого...

– Вона как! И часто ты их видишь? – Голос десятника стал въедливым, как ржа вблизи морской воды.

– Перестань. – Барона сейчас не интересовало, поддерживают ли селяне разбойников харчами или нет. Ему хотелось знать, кого же он встретит в лесу около неприметной деревеньки и во что это может стать небольшому отряду бойцов. – Говори внятно, кого видел?

– Ну, дык... это... похоже, южане...

– Какие южане?

– Дык, знамо какие... такие... это...

Словарного запаса земледельцу явно не хватало.

– Какие «такие»? – нахмурился Лемак. – Буровишь невесть что... Имперцы?

– А? Чего?

– Караванщики из Империи? Торгаши?

– Не-а... Купцов я видал... – протянул селянин. – Эти такие... чернявые, во!

Теперь настал черед хмуриться Доргу. Неужели пригоряне-наемники?

Беспощадные и умелые воины с далекого юга. Они населяли бесплодные земли там, где изобильные долины Приозерной империи начинают подниматься вначале холмами, а потом вновь спускаются скалистым нагорьем в преддверии высочайших гор Крыша Мира. Суровая земля вскармливала суровых сынов. Вся жизнь пригорян была сплошной бесконечной войной. И не просто войной, каких немало и в жизни прочих племен, а Войной. Мальчик получал к пятилетию первый меч в подарок от отца и с тех пор свершал воинское служение. Мало кто из них доживал до тридцати лет, возраста создания семьи. Еще меньше в Пригорье видели убеленных сединами стариков.

Воины-пригоряне шутя управлялись с любым видом оружия, умели сражаться в конном и пешем строю, были непревзойденными разведчиками. То, что северные народы называли высшей воинской доблестью, считалось у них нормой жизни. К счастью для окружающего мира, эти великие бойцы последний раз объединялись почти пятьсот лет назад, доставив немало хлопот имперским легионам. С бесшабашной удалью, сами того, казалось, не замечая, немногочисленные дружины докатились до самой Вальоны, осадив город-на-Озере, захватить который им помешала самоотверженность части местных жителей, уничтоживших проложенный на сваях мост. Жрецы-чародеи, не любившие применять волшебство в мирских и, в особенности, военных целях, уже приготовили отряд, оснащенный амулетами, заряженными огненной и воздушной магией. Но, Хвала Сущему, вмешательства Храма не потребовалось. Так же быстро, сохраняя идеальный порядок марша, пригоряне отошли назад, оставив в недоумении приготовившихся к наихудшему исходу легатов. Просто среди старейшин кланов снова возник спор о том, чей военный вождь должен вести дружины в бой. Этот спор завершился кровавой резней, перешедшей в вялотекущую с той поры междоусобицу.

С годами пригоряне устали рвать друг другу глотки. А может, сообразили, что уничтожают свой народ на корню? Конечно, споры и стычки не исчезли сами по себе, продолжая изредка вспыхивать, радуя сердца и души привычных к такому образу жизни стариков. Но большинство пригорян сумели найти другие занятия. Они нанимались в армии королей и вождей, благо стычки не прекращались по всему широкому миру. Одно присутствие отряда наемников на поле боя зачастую решало исход сражения. Вступали в охрану караванов, движущихся сухим или водным путем; сколачивали вольные отряды, которые, заключив договор с правителем той или иной территории, запросто могли очистить леса от разбойников, а воды от пиратов; могли взять на себя усмирение крестьянской войны, восстания рабов или баронского бунта. За единственную службу они не брались никогда. Никто не слыхал, чтобы пригорские воины нанимались в телохранители.