Пьеса для обреченных - Русанова Вера. Страница 6

История вышла такой душещипательной, что я сама чуть не прослезилась. А Олег Иванович погрузился в тяжкое раздумье.

— Ну что ж, — молвил он, когда я уже готова была проклясть свой дар рассказчика, — я дам вам денег. Но с одним условием: главную роль сыграете вы!

Именно такой мне представляется наша будущая героиня.

— То есть как — дадите? — слабо вякнула я.

— А вот так — дам. Столько, сколько нужно. На искусстве нельзя экономить!

Ситуация вырисовывалась странная. С деньгами и не самой в общем-то дурацкой идеей я легко могла найти режиссера, жаждущего снимать. Главная роль автоматически доставалась мне. А там — приличный гонорар, знакомства, связи…

Зачем тогда, спрашивается, нужен мой маленький бизнес, кормящийся женской мстительностью и коварством? Почти неимоверным усилием воли заставив себя вспомнить о будущем ребенке этого мецената, я снова сконцентрировалась на воплощении в жизнь нашего плана и примерно через час, не позволив прикоснуться к себе и пальцем, уже заручилась обещанием Олега Ивановича отпраздновать день его рождения вдвоем. На моей загородной даче.

Дача, правда, была не моя. Аренду помещения оплачивала супруга Бородина.

Она же обязалась обеспечить дальнейшее безбедное существование Даши и ее неприкосновенность по окончании операции. О безопасности во время операции предстояло позаботиться мне. Ах, Даша! Милое, безобидное существо! Она и не знала, какому риску подвергалась!

В назначенный день мы с ней приехали на дачу заранее, чтобы успеть подготовиться к романтическому свиданию. Правда, готовилась я одна. Даша мирно спала в кладовке. Но это было и к лучшему. В 17.00 начался отсчет времени. С последним ударом часов на пороге возник Бородин. В 17.15 мы выпили по бокалу шампанского, в 17.20 он попытался стянуть с меня юбку. Я томно отстранилась и, загадочно сверкнув глазами, пообещала ему такой секс, какого он еще в жизни не видывал. При условии, что он сейчас немедленно отправится в душ и выйдет оттуда чистенький и свеженький, как младенчик.

Дальше важно было не ошибиться, но мы с его женой просчитали все точно.

— В любом случае он будет плескаться не меньше пятнадцати минут! Уж это я гарантирую, — говорила она, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Ох, смотрите не подведите! — просила я. И она не подвела. Заявилась в офис Олега Ивановича ровно в 16.00 и доверительно сообщила вице-президенту и компании, что у шефа ужасная депрессия: даже в свой собственный день рождения он в одиночестве заперся на какой-то даче, адрес которой она случайно обнаружила у него в записной книжке. Далее заботливая жена попросила друзей и коллег прямо сейчас вместе с ней поехать на эту дачу, чтобы развеселить Олега Ивановича и поздравить его с днем рождения. Представляю, как смущенно покашливали солидные дяди в дорогих костюмах, как прятали они двусмысленные улыбочки, как придумывали уважительные причины для того, чтобы не ехать! Но супруга шефа была ужас как настойчива. К тому же намеками, угрозами и перспективой близкой истерики она не оставила им другого выхода. И они поехали.

Излишне говорить, что перед воротами «моей» дачи кортеж из трех автомобилей остановился примерно в семнадцать сорок. Моя клиентка попросила нажать на сигнал, как бы для мужа, но на самом деле конечно же для меня. Услышав автомобильный гудок, я вытащила Дашеньку из сумки, устроила ее в кровати, а сама выскользнула из комнаты. Через несколько секунд из душа появился мокрый толстый Бородин. Не представляю что он почувствовал, вместо обнаженной женщины увидев в постели розовую хрюшку. Причем хрюшку, наряженную в два ажурных лифчика и кружевные трусы.

У него оказалась достаточно хорошая реакция для того чтобы понять: свинка сама по себе — не такой криминал, как свинка в женском белье, но недостаточно хорошая для того, чтобы успеть это белье снять. Коллектив друзей, партнеров и подчиненных под предводительством любящей супруги вошел в дверь как раз в тот момент, когда Олег Иванович, изловив Дашу за задние ножки, пытался стащить с нее трусы. Моя бедная Дашенька пронзительно визжала.

— Это не то, что вы думаете! — успел яростно прокричать Бородин. А дальше повисла тяжелая, неловкая тишина, нарушаемая только сердитым похрюкиванием освободившейся поросюшки…

Вторая ситуация была простой и изящной, как все истинно классическое.

Жена еще одного преуспевающего бизнесмена Марина жаловалась на постоянные домогательства со стороны приятеля мужа. Домогательства были обидными, пошлыми и утомительными. Но, самое ужасное, муж упорно не желал ничего замечать.

— Да перестань ты, ради Бога! — говорил он, прячась за газетой и досадливо отмахиваясь. — Придумываешь всякие страсти-мордасти. Сериалов, что ли, насмотрелась? У Карпенко своих баб — выше крыши. Станет он из-за этого со мной отношения портить…

Выход казался таким очевидным, что мне даже как-то неловко было брать деньги за консультацию.

— «Тартюфа» читали? — скучно поинтересовалась я, досадуя на то, что заказ сорвался. — Если не читали — почитайте. Все велосипеды в мире уже изобретены. Прячете мужа в шкаф или под кровать, позволяете вашему ухажеру пару вольностей — и все! Муж в бешенстве, друг в дерьме, а вы — на белом коне.

— Это все понятно. — Марина стеснительно и мило улыбнулась. — Но хочется сделать ему настоящую, конкретную гадость. Чтобы он, козел, надолго запомнил!

Я немного покумекала, прикинула так и сяк…

На торжественное «обмывание» какого-то там нового российско-германского проекта мы пришли вместе. Закрылись в маленькой комнатушке с двумя креслами и столом и занялись моим макияжем. Марина время от времени подхихикивала — вероятно, на нервной почве, а я творила в обстановке строгой секретности. О моем существовании до поры до времени не должен был знать никто — даже Маринин муж, которого она посвятила в некоторые пункты нашего плана.

Господи, как он упирался, бедный! Как отчаянно не хотел прятаться в каморке уборщицы рядом с холлом! Как кричал, что все это глупо и непорядочно!

А вот пресловутый Карпенко не вопил и не кричал, а, наоборот, с большим энтузиазмом отреагировал на предложение Марины пойти побеседовав наедине. Она скорее недоиграла, чем переиграла. И томности в голосе можно было добавить, и прозрачной легкости намеков. Хотя ее мучителю вполне хватило одного согласия выпить шампанского. После этого он немедленно притиснул жертву к подоконнику, принялся рыться в ее декольте, приговаривая:

— Мариночка! Ну, Мариночка, дорогая! Ну никто же не видит! Чего ты упираешься? Мужа, что ли, своего гребаного боишься? Я же тебе говорю: он идиот!

Ему и в голову не придет…

И тут раздался ужасный грохот падающих швабр и ведер. Разъяренный Маринин супруг рвался из своей каморки. Мне пришлось поторопиться, но я все же успела и мирным, прогуливающимся ангелом возникла в холле как раз в тот момент, когда обманутый муж наконец справился с нагромождениями хозяйственного инвентаря.

— Ах ты, гад! Ах ты, сволота позорная! — Грозный, как Кинг-Конг, он возник из-за колонны. — Значит, это правда? Значит, ты с моей женой?..

Марина предусмотрительно отошла в сторону, Карпенко побледнел. А «ангел-спаситель», как бы вдруг сориентировавшись в ситуации, приступил к исполнению своих обязанностей.

— Мужчина! — проверещала я на редкость противным голосом. — Оставьте его в покое! При чем тут ваша жена? Мы с молодым человеком выясняли свои отношения.

Сначала девушка эта появилась и помешала, потом вы выскакиваете…

На всем протяжении своей гневной тирады я многозначительно и неуклюже подмигивала несчастному Карпенко. Подмигивание должно было означать:

«Я все понимаю. Я вам помогу. Только подыграйте мне».

Марина в сторонке давилась от смеха. А Карпенко кривился, бледнел, зеленел, но все же пытался Улыбнуться.

— Да, — выдавил он наконец с непринужденностью Сизифа, закатывающего камень в гору, — чего ты, собственно, раскричался? Твоя жена только что вошла, а эта… эта женщина — моя знакомая. Мы разговаривали…