Полночь - Руссо Джон. Страница 2

Нэнси Джонсон услышала, как тяжело захлопнулась за ней входная дверь церкви, опустила пальцы в чашу со святой водой и осторожно перекрестилась. Недавно ей исполнилось семнадцать лет, и сейчас эта симпатичная белокурая девушка страшно волновалась при мысли о том, что ей предстоит, наконец, исповедаться во всем до конца. Еще два года назад она вступила на путь греха, допуская непростительные вольности во время свиданий со своим дружком. Но несколько месяцев назад их пути разошлись, душевные раны с тех пор мало-помалу стали затягиваться, и теперь Нэнси хотелось еще очистить свою грешную душу. Она дала себе строгий обет — никогда больше не поддаваться соблазну и не ложиться в постель ни с одним парнем до самой свадьбы. С нее вполне хватит и того, что уже случилось; ведь она-то искренне любила его, а этот негодяй променял ее на первую встречную и оставил одну — в горе и позорном одиночестве. Правда, последнее время Нэнси считала, что это — часть ее прижизненного наказания за содеянный грех.

Нэнси жила в маленьком провинциальном городке и, как большинство его обитателей, регулярно посещала церковь и причащалась. Она окончила приходскую школу, но так как образование в ней завершалось в восьмом классе, потом перешла в светскую, хотя не забывала по воскресеньям брать уроки катехизиса в церкви. Ее нельзя было назвать религиозной фанатичкой, но все же жизнь монахов не казалась Нэнси совсем неприемлемой. Теперь же у нее начал развиваться комплекс вины из-за вполне здорового влечения к сексуальной жизни, и последние месяцы она только и мечтала о том, как бы поскорей выйти замуж, чтобы близость с мужчиной перестала быть для нее греховной.

Девушка медленно продвигалась по центральному проходу церкви, с тревогой оглядывая то высокий сводчатый потолок, то громадное распятие впереди, и чувствовала себя маленькой и несчастной. Здесь, в этом храме, от самих стен веяло добродетелью и святыней. Мраморные изваяния Иисуса, девы Марии и Иосифа на время поста были накрыты пурпурным бархатом. Но откроют их уже через неделю, когда наступит долгожданный день светлого Христова Воскресения.

Сейчас же на узких длинных скамьях сидели всего несколько старушек в плотных косынках и черных платьях — жаркими субботними днями на исповедь приходило совсем мало народу. И Нэнси учла это, ведь ей совсем не хотелось отстаивать длинную очередь — ее нервы и так были напряжены до предела.

Со времени своего грехопадения Нэнси ходила на исповедь десять раз, но ни разу не обмолвилась о том, что живет со своим приятелем полноценной половой жизнью. И после этого она еще позволяла себе принимать причастие, хотя на душе ее сохранялись неотпущенные грехи. А это было уже самое настоящее святотатство. Но чем дальше, тем сильнее она боялась признаться священнику в том, что грешила каждый раз, принимая без раскаяния Святые Дары. А причащаться ей приходилось еще и из-за того, что во время службы рядом с ней всегда стояла ее мать, и если бы Нэнси отказалась от причастия, то мать сразу же заподозрила бы неладное.

Девушка преклонила колени между рядами передних скамеек и начала читать по памяти молитву на приготовление к исповеди.

После этого она поднялась и, проследовав в исповедальню, плотно прикрыла за собой дверь. В темноте она чуть не споткнулась о низенькую скамеечку и встала на нее на колени. Отверстие, через которое священник должен был слушать исповедь, было прикрыто плотной бархатной шторкой, и Нэнси в душе надеялась, что духовник не узнает ее голоса. К тому же на занятиях по закону Божьему отец Флагерти говорил, что Господь позволяет ему не помнить исповедей и людей, которые приходят к нему, чтобы он помог облегчить их души. Но тем не менее Нэнси не стала слишком сильно приближаться к отверстию, опасаясь, что он все же узнает ее.

— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила, — начала она напряженным полушепотом. — Прошло уже два года с тех пор, как я не исповедывалась вам до конца.

Голос отца Флагерти громом разнесся под сводами церкви, и Нэнси поняла, что его сейчас услышат все, кто находится внутри здания.

— Говорите громче! Я вас совсем не слышу. Подойдите ближе к занавеси.

Она придвинулась буквально на дюйм и повторила все то же, что и в первый раз.

— Так вы утверждаете, что уже два года не исповедывались мне в должной степени? — удивился священник. Казалось, он не верит девушке.

— Да, святой отец, — смущенно призналась Нэнси Губы у нее пересохли, в горле встал ком, язык не поворачивался, а все заранее приготовленные слова разом вылетели из головы. Она почувствовала, что на лбу начинает выступать испарина.

— Дитя мое, сперва я должен разобраться вот в чем: ты последние два года вовсе не исповедывалась, или же приходила сюда, но в чем-то твои слова были лживыми?

— Именно так, святой отец. Я не все рассказывала вам до конца.

Наступила пауза, и Нэнси поняла, что священник узнал ее, и теперь ему нужно время, чтобы оправиться от потрясения. Наконец он заговорил:

— И сколько же раз ты исповедывалась таким образом?

— Десять, святой отец.

— И, как я понимаю, каждый раз ты не рассказывала мне до конца о своих грехах?

— Да, святой отец.

— А что же тебя заставляло поступать так?

— Я не знаю… Я просто боялась.

— И о каком грехе ты боялась мне рассказать?

— У меня были половые сношения с одним мальчиком, святой отец. — Голос Нэнси вконец упал.

— Понимаю… Он католик?

— Да. Но мы с ним уже расстались…

— Это правильно, дитя мое. Господь наставил тебя на истинный путь, ибо то, чем вы с ним занимались, было тяжким грехом. Ты осознаешь это?

— Да, святой отец.

— Так почему же ты не рассказывала об атом? Разве тебе не хотелось очистить свою душу от стольких грехов и получить господне благословение? Ты ведь знаешь, что и одного такого поступка достаточно, чтобы обречь свою душу на вечные муки в аду…

— Да, святой отец.

— Неужели ты готова навеки отправиться в ад, вместо того чтобы претерпеть очистительный стыд и раскаяться во всем на исповеди?

— Я каюсь, святой отец.