Белый легион: Террор не пройдёт! - Рясной Илья. Страница 43

— Мой портрет?! Фотографический?

— Рисованный портрет.

Дальше Глеб, выясняя причину убийства Саши Кандагарского, подбил итог:

— Получается, Сашу вы решили пленить, посчитав, что мы с ним в одной упряжке?

— Ну да. Я же видел, как ты выходил из дома вместе с любовницей этого самого Гурвича и с Карасём. А Карась — это человек Кандагара.

— И через Кандагара вы хотели выйти на меня? — хмыкнул Глеб. Ситуация получалась абсурдная. Чеченцы просто взяли не тот след.

— И на твоих хозяев, — добавил Махмуд.

— А чего тогда Кандагара в расход пустили?

— Он бешеный, да! — воскликнул Махмуд. — Мы не смогли его схватить! Он убил двоих! Мы его убили. А второго забрали.

— Какого второго?

— С ним ещё был один. Какой-то скунс. Бледный. С толстыми щеками, как у хомяка. И глаза такие водянистые.

— Кто такой?

— Он не при Сашиных делах. Бизнесмен какой-то. Из Новосибирска.

— Что с ним сделали?

— Султан его у себя в тюрьме оставил. Деньги с него получает. Хочет сто тысяч заработать…

— Опиши-ка этого скунса поподробнее.

Когда Махмуд закончил описание, Глеб встрепенулся:

— Где он сейчас?!

— Я же говорю — у Султана в тюрьме.

— Ты там был?

— Да…

— Покажешь место…

— Лучше расскажу.

— Покажешь, Махмуд. Покажешь…

Глеб поднялся со стула и вышел из камеры для допросов, предоставив чеченца своим помощникам.

Наверху в кабинете утопал в мягком диване Атаман. Он клевал носом, но при приближении Глеба очнулся и осведомился:

— Как там наша добыча?

— Поёт, как соловей… И такое напел… В общем, собираем три штурмовые группы и группу разведки. Будем вскрывать чеченское логово…

Сельмурзаев чувствовал себя плохо. Какое-то гриппозное состояние, хотя ни кашля, ни насморка. Это нервное.

Он устал. Разговор обещал быть тяжёлым. Напротив депутата в кресле у камина сидел Султан.

— Ты понимаешь вообще, что мы имеем? — воскликнул депутат.

— Понимаю. Я все понимаю, — процедил Султан.

— Ничего ты не понимаешь!

— Я все понимаю, Усман! — злобно прошипел Султан. — Я потерял семь человек! Семь! Если так пойдёт, то скоро не останется у меня людей!

— Твои люди — это хлам!

— Мои люди — это мои люди!

— Твои люди не могут ничего! Мы теряем их. И не получаем ничего взамен…

— Мои люди воевали с неверными, Усман. И проявили себя хорошо. Они не заслужили таких слов.

— Ты так считаешь? — криво улыбнулся Сельмурзаев. Он встал, пошевелил кочергой в камине, обычно это занятие успокаивало его.

— Нам просто не везёт.

— Не везёт, — хмыкнул депутат. — Ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, с кем мы столкнулись?

— Я знаю только то, что говорил ты, Усман…

— Пенсионеры, — горько усмехнулся Сельмурзаев, сжимая кулаки.

Страх в его душе боролся с яростью. Его опять тыкали мордой в дерьмо, как щенка. Он понимал, что инициатива не в его руках.

Все было хуже некуда. Как-то слишком быстро и неожиданно случилась катастрофа. Боевики отзвони-лись Султану и сообщили, что они зацепили у банка машину с бизнесменом из чёрного списка. Готовятся его взять. И пропали.

Сельмурзаев напряг свои связи, пытался что-то узнать по милицейским учётам и сообщениям на «02». И никакой информации там, способной пролить свет на случившееся, не нашёл. Две машины с семью вооружёнными боевиками, приученными действовать в самых экстремальных ситуациях, просто растворились в воздухе, будто их и не было. Бермудский треугольник?

Нет, конечно. Просто воины ислама оказались не готовыми к встрече с противником. Скорее всего, их перещёлкали да ещё и замели следы так, что ничего не раскопаешь.

Сельмурзаев вспомнил Феликса, того «работягу», сдавшего информацию на «Легион». Депутат тогда прекрасно понимал, что его руками хотят загрести жар. Но надеялся быстро решить проблемы, отомстить, выжечь обидчиков до третьего колена. «Пенсионеры, остатки былой силы», — так, кажется, говорил этот Феликс, шайтан возьми его душу! И результат — за несколько дней потеряно людей, как при обстреле отряда из системы «град». И проклятое унизительное чувство собственного бессилия… Кто-то должен за это заплатить… И когда-нибудь заплатят. Все заплатят ему по счетам. И Феликс. И генерал госбезопасности Войченко, с подачи которого диаспора утонула в этом дерьме. Заплатят. Когда-нибудь… Не сегодня…

А сегодня надо тормозить и сворачиваться… Ведь следующим может исчезнуть он, депутат Государственного собрания Сельмурзаев. «Легион» уже взял его один раз. И нет оснований считать, что это не удастся снова.

Ещё недавно на стороне Сельмурзаева была внезапность. Теперь это преимущество утрачивается. Он вскоре будет как на ладони. А враг — в тени.

Сельмурзаев прошёлся по холлу. Кинул взгляд на Султана. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, в ладном, очень дорогом костюме, при галстуке. Но европейский прикид не мог скрыть его животного начала. Руки волосатые, лоб низкий, глаза маленькие и умные. Зверь… Сильный, с железными руками. Неукротимый. Не остановишь ничем, только пулей… Пулей между глаз. Дырка аккуратная, и он заваливается…

Следом у Сельмурзаева возникла ясная и чёткая мысль — а ведь если «Легион» взял пленных, так те знают своего хозяина Султана. Исчезни они, и ниточка к депутату Государственной думы будет обрублена. И он тогда совершенно чист… Причин жалеть Султана у Сельмурзаева нет. В прошлом слишком много чёрных кошек пробежало между ними.

Султан насторожился, поймав на себе недобрый взгляд. Внимательно посмотрел на Сельмурзаева, будто уловив его мысли. Спросил:

— Чего смотришь так, Усман?

— Да думаю… У тебя есть дела в Москве, которые ты не можешь переложить на своих людей?

— Плох тот хозяин, который не может переложить дела на своих людей, — покачал головой Султан. — Дело хозяина — держать в руке кнут и умело управляться им.

— Тебе нужно уезжать из города.

— Зачем?

— Ты ничего не понимаешь?! — взорвался депутат. — Наш враг уже знает, что вы объявили ему войну. Он придёт за вами…

Султан не стал хорохориться, бить себя в грудь и кричать, что готов встретить любого врага лицом к лицу. Он должен был признать справедливость слов депутата. Только спросил:

— Надолго?

— Пока не решится проблема.

— У меня есть братья. Есть деньги. Значит, весь этот мир мой. Мне есть куда бежать. Но я не буду бежать.

— Почему?

— Я отступлю на шаг. Но вернусь. Только перед этим нужно завершить дела…

— Завершай быстрее. Да, что с тем земляным червём, который у тебя на даче пригрелся?

— Это с бизнесменом новосибирским? Пока ничего.

— Ничего? — Сельмурзаев придал голосу побольше язвительности.

— Он согласен на все. И ведёт переговоры с друзьями, чтобы те собрали деньги. Те собирают деньги медленно.

— Султан, ты совсем ослаб. Не можешь выбить деньги у какой-то мокрицы…Так убей его!

— Не сейчас. Убью, взяв деньги.

— Ну так встряхни его!.. Эх, Султан, даже земляные черви не боятся тебя!

— Усман, ты не должен говорить так, — Султан с вызовом посмотрел на депутата.

И тот сдал назад. Обуздал раздражение. Сейчас не стоит сталкиваться лбами. Тяжёлое время, надо выстоять.

Депутат сухо распрощался с гостем.

Султан уселся на заднее сиденье своего «Мерседеса».

— Куда едем? — спросил водитель-телохранитель, выехав за пределы охраняемого посёлка на правительственную трассу.

— На «дачу», — приказал Султан.

Его душила злость. И на врагов. И на так называемых друзей. И даже на себя. Напоминание о новосибирском бизнесмене прибавило ему решимости. Кто-то должен сегодня ответить Султану за его унижения. Сладостно сдавило грудь, когда он представил, как отрежет сейчас заложнику палец. Или ухо. И как тот будет визжать. И визг этот зазвучит сладостной музыкой. Потому что это визг ужаса, а Султан — тот, кто сеет ужас…

До «дачи» добрались за час двадцать — по московским улицам, по раздолбанным подмосковным дорогам.