Белый легион: Террор не пройдёт! - Рясной Илья. Страница 67
— Я очень напряжённо думал… Алчность — это грех. Нельзя пытаться разбогатеть на том, что дал нам господь. Я… Мы… Мы можем позволить себе подарить человечеству это открытие. Отдать его даром… Слово «даром» происходит от слова «дар». Божий дар. За божий дар нельзя брать денег…
— Простите, я не совсем понимаю вас, Парамон Васильевич, — Марципало, скрестив руки на груди, озадаченно и с некоторым испугом уставился на «Колдуна».
— Самый лёгкий путь — Интернет, пресс-конференция, демонстрация технологических возможностей.
— Да?
— Скоро аппаратура будет здесь.
— И что?
— Идея брошенная не угаснет. Кто-то её подхватит. Ничего не изменится лично для меня. Да и моя личность не так уж и важна в поступи цивилизации к будущему. Я буду счастлив, что выполнил своё предназначение. Возрожусь в другой жизни и увижу плоды своих трудов…
Марципало пропустил мимо ушей идею о реинкарнации Купченко в светлом будущем. Самое главное было не это. Самое главное — что золотая рыбка готова сорваться с крючка и погрузиться в пучину.
— Подождите. Я что-то не понимаю, — встряхнул головой президент Фонда. — У нас есть обоюдные договорённости. Мы вроде бы не отказываемся от сотрудничества. Работа вошла в конструктивную стадию. И вы из-за каких-то невнятных слухов и сплетён готовы все разрушить.
— Я боюсь не за себя, — понуро произнёс «Колдун». — Я боюсь, что человечество не сумеет воспользоваться тем шансом, который я и мои друзья ему дадут.
— Вот теперь переходим к самому главному. Ваши друзья. Технологии эти являются плодом работы целого коллектива.
— Ну и что?
— А то, что, кроме шансов человечества, есть ещё маленький шанс для каждого человека. Это ваши люди. Которые в эти нелёгкие времена, несмотря на нищету, отдавали последнее, чтобы совершить открытие. Отдавали молодость. Силы. Интересы семьи. Правильно?
— Все было именно так.
— Они были уверены, что это их главный в жизни шанс выбраться из убогости, бедности… И тут вы решаете за них.
— Я думаю, они меня поймут…
— Поймут?! Что они поймут? Что у них был билет в лучшую жизнь, но у их друга не выдержали нервы. Он испугался каких-то дурацких слухов. И лишил их будущего…
— Ну… Когда технологию начнут осваивать, обратятся все равно к нам. Мы продвинулись дальше других…
— Да ладно. Вся суть была в оригинальном принципе, в новой технологии. Западники, когда принцип станет известным, при их миллиардах легко поставят все на поток без вашей помощи.
— Верно, — вздохнул Купченко.
— Почему мы научились заботиться о неграх в Африке и совсем не умеем думать о наших близких? — вздохнул Марципало. — Не рубите сгоряча. Не надо. Нам осталось не так много…
— Я подумаю. — Взгляд у Купченко стал самоуглублённым.
— Обещайте, что пока не будете делать глупостей.
— Обещаю… Я должен все ещё раз обдумать… Я вам сообщу.
— Вот и хорошо.
Купченко поднялся. Марципало вскочил и, поддерживая здоровяка под локоть, проводил к дверям своего кабинета. Когда дверь за посетителем закрылась, он подошёл к дивану и устало откинулся на его подушках. Вытер выступивший пот. Президент, когда припирало сильно, умел раскрывать настежь шлюзы своего красноречия и с головой топить собеседника в словах. Умение забалтывать клиентов и партнёров не раз сослужило ему хорошую службу. И сейчас, кажется, ему удалось немножко сдвинуть танк, каким являлся Купченко. Вот только надолго ли? И что этот сумасшедший предпримет, когда у него начнётся очередное обострение запущенного психзаболевания?
— Сволочь такая, — прошептал Марципало со злостью.
В кабинет вкатился «колобок» и осведомился:
— Чего «Колдун» от тебя такой пришибленный вышел?
— Свихнулся окончательно. Узнал где-то о Белидзе. Прочитал несколько статей в патриотических газетёнках — бредни о мировом правительстве. И окончательно слетел с катушек.
— Что ты ему наговорил в прошлый раз? — с подозрением спросил Ровенский.
— Ничего, — как-то поспешно ответил президент фонда.
— Ты ему что-то брякнул, что у него снесло голову.
— Ну, намекнул, что у новых открытий часто судьбы складываются не слишком радужно.
— Молодец. Нашёл, с кем о моей больной теме говорить. Кто же ему мог наговорить о Белидзе?
— Может, кто-то из команды Саши Неймана… Американец начинает уже наступать нам на пятки…
— Очень может быть, — задумчиво произнёс Ровенский. — И что теперь удумал наш титан?
— В раздумьях… Я его немножко отрезвил… А вообще, у него идея скинуть все научные проработки в Интернет.
— Может, не такой дурной ход. Скидывает информацию в Интернет. А потом договаривается обо всем со свалившимися с небес заказчиками. Принцип процесса он накалывает. Но понадобятся годы, чтобы его повторить. А в гонке технологий, если она начнётся, каждый день будет на вес золота. Отставание на месяц может стать опозданием навсегда. Пусть принцип уже не тайна. Но за деталями придут к «Колдуну».
— Да?! — Марципало взорвался, хлопнул с размаху по спинке дивана ладонью. — Сема, а мы? Мы в заднице!
— Да ладно, — улыбнулся Ровенский. — Не бери в голову…
— Что?
— Все течёт, все переливается.
— У, блин! — Марципало посмотрел на своего заместителя так, будто тут же хотел его задушить.
— Что ты делаешь? — Вопль был испуганный, полный отчаяния.
— Не волнуйтесь, дорогой мой. Не волнуйтесь. Я не сделаю вам ничего плохого, — не обращая внимания на ругань, крики, угрозы, мягко ворковал Доктор. — Все будет хорошо. Все будет очень хорошо.
— Нэ надо, да… Слышишь, ты, в халате. Нэ надо, — теперь в голосе была мольба. Напоминающий гориллу чеченец, прикованный к креслу, привык видеть смерть и приносить её. Вся его сознательная жизнь прошла на войне, в дерьме и в крови. Сейчас он своим обострённым волчьим чутьём чуял — с ним произойдёт что-то непонятное и страшное.
— Будет чуть больно, — тонкие пальцы Доктора сжали руку гориллы с неожиданной силой.
Инъектор с шипением освободил своё содержимое. И жидкость, представлявшая из себя сложнейшее химическое соединение, начала своё движение по человеческому организму, проникая всюду и изменяя его реакции.
— Убью… Убью… — Голос пленного становился все слабее. Он обмяк. Минуты две сидел, застыв, не шелохнувшись. Неожиданно вздрогнул. И обессиленно уронил голову, закатил глаза.
Ещё с четверть часа Доктор внимательно следил за диаграммами на плазменном мониторе компьютера.
Сюда сбрасывались показания датчиков, прилепленных к телу «пациента».
В углу сидел Артемьев. И внутри у него было как-то холодно. Подкатывала тошнота. Хотя внешне ничего особенного не происходило. Но он был не в первый раз на подобных процедурах и отлично знал, что кроется за этим монотонным, до детали отработанным процессом. И ещё знал, что скрывается за видимым спокойствием и деловитой доброжелательностью Доктора. Присутствие на обработке очередного «пациента» не доставляло Артемьеву особого удовольствия — это если очень мягко сказать. Иногда же у него просто волосы дыбом вставали. Но он должен был находиться сейчас здесь. И его чувства не имели никакого значения, поскольку речь шла о судьбе акции.
По телу «гориллы» прокатилась дрожь. Чеченец дёрнулся. Открыл глаза, уставился в потолок. Выгнулся дугой, рванув ремни. Казалось, они не устоят и порвутся. Но эти ремни могли удержать взбешённого индийского слона.
«Пациент» снова обмяк. Потом как-то медленно, будто при замедленной прокрутке киноплёнки, выпрямился. Сел прямо, как прилежный первоклассник за школьной партой. Обвёл глазами окрест себя. Его взор коснулся Артемьева, и тот содрогнулся — глаза у чеченца были безжизненные, немигающие.
— Отлично, — просматривая диаграммы, проворковал Доктор. — Просто прекрасно. Хороший экземпляр.
Потери в материале доходили до пятидесяти процентов. Далеко не каждому удалось перейти «порог трансформации сознания». Но рослый чеченец преодолел его без труда.