Большая стрелка - Рясной Илья. Страница 26

— У нас места такие стремные, — сказал Художник, встретившись с грузином. — Как ты без друзей сюда полез?

— Я Гиви Сухумского знаю. Вор в законе такой. Уважаемый человек. Пусть придут, спросят меня, так нет — машину жгут.

— Сухумского?

— Гиви Сухумский.

— А здесь Ахтумск. Здесь другие орлы высоко летают. И Гиви тут… — Художник усмехнулся.

— Я понял. Сколько?

Художник назвал сумму. Сумму достаточно приличную, но при оборотах магазина не особенно обременительную.

— Что это за деньги? — пожал плечами Хоша, в очередной раз получая долю от прибыли. — За пацанов держит нас чернозадый этот. Деньги экскаватором гребет, а нам — возьмите кукиш с маслом.

— Брось, Хоша. Это нормально, — урезонивал его Художник.

— Ничего не нормально… Мне машину менять надо. Ворам в общак платить надо. Всем надо. А кто что дает? Черный этот дает? Ни хрена он не дает…

— Не прибедняйся. И грузин наших финансовых проблем не решит.

— Да, — поддержал Художника дядя Леша. — Грузин — мужик нервный. Еще глупостей наделает. А так — платит и платит. На хлебушек с маслицем нам хватает.

— Что за шелест у меня в ушах? — вперился Хоша глазами в помощников. — Не напрягайте меня. Не надо, — в его тоне звучала неприкрытая угроза.

— Не буду, — благодушно улыбнулся Художник.

— Не надо, — снова повторил главарь. — Батон и Труп с их уродами без дела. Знай только, с блядей своих бабки стригут. Пусть поработают.

Батон и Труп — год назад принятые в команду по рекомендации Брюса здоровенные быки — неплохо зарекомендовали себя полной отвязанностью. Они прикрывали интимные фирмы и точку на вещевом рынке.

Когда главарь ушел, дядя Леша хлебнул из горла виски — пил в последнее время только его, хотя благодаря усилиям нарколога был выведен из запоев и поэтому выглядеть стал куда лучше.

— Ох, Хоша, — покачал он головой. — Все хочет иметь, ничего не делая.

— Хочет, — кивнул Художник.

— Глупо.

Художник ничего не ответил, только внимательно посмотрел на дядю Лешу, тот не отвел глаза.

Между тем Батон и Труп заявились к грузину в офис ТОО «Пинта» со своим бухгалтером — старичком-одуванчиком, бывшим старшим ревизором облторга.

— Что это? — удивился грузин, глядя на явление своей крыши.

— Проверка финансовой деятельности, — хмыкнул Труп.

— Не договаривались так, — начал искренне возмущаться бизнесмен.

— Гурам, ребята просто посмотрят, — сказал Хоша, которому грузин прозвонил по телефону. — Мы же кореша не разлей вода. Неужели откажешь?

Грузин не отказал. Бухгалтер копался два дня в бумагах. После этого Труп заявился к Хоше и сказал:

— Вот заключение. Если по совести проценты вычислять, грузин должен нам двадцать восемь тысяч в зелени.

Хоша облизнул губы, услышав цифру, и сказал Трупу:

— Ну так заберите у него башли!

— С процентами?

— Нет. По другому сделаем… — Хоша позвонил грузину. — Гурам, тут ребята придут к тебе. Ты их знаешь, они с бухгалтером приходили. Доверяй им. Хоть горячие немного, но не подлые. Договаривайся с ними.

— Дорогой, надо встретиться! — в отчаянии воскликнул грузин.

— Нет, не надо. Занятый я слишком.

А Труп с вышибалами опять отправился в офис «Пинты». И представил опешившему грузину длинноволосого, хилого, с мордой, похожей на лисью, парня.

— Во, его Грузчик кличут, — Труп похлопал парня по плечу. — Будет заместителем у тебя работать.

— Что?! — не поверил своим ушам грузин.

— Надо, чтобы наши люди пристроены были. Хоша велел. Чтобы стаж на пенсию шел, — загыкал Брюс, искренне считая, что сказал что-то умное.

— Но…

— Трудовая книжка, — протянул Грузчик мятую серую книженцию.

— А насчет бабок, тех двадцати восьми тысяч зелени, ты не забудь, — порекомендовал Труп.

— Слушай, у нас так дела не делаются, — обиделся грузин, вполне созревший для нового посещения клиники неврозов.

— Ладно, потом базар будет. Сейчас дело.

Грузин, уже освоившийся в городе и много узнавший о руднянской группировке, оформил Грузчика своим замом. Но двадцать восемь тысяч долларов… Дела в фирме шли не так плохо, но столько свободных денег не было.

А Хоша, замкнувшийся на этой мысли, давил. Через месяц он позвонил грузину и сказал:

— Гурам, ты испытываешь терпение.

— Нет таких денег! Нет!

Тогда Труп и Батон вывезли его за город, отработали по полной программе: постреляли у ушей из пистолета, пообещали на кол усадить. В общем, грузин полностью созрел и был готов подписать все. С руднянскими был их штатный нотариус. Прямо на капоте машины он оформил документ, поставил печать и протянул Гураму:

— Подпишите, пожалуйста, здесь.

Хозяин фирмы дрожащей рукой отписал свое имущество на подставную фирму «Люкс-Сам», использовавшуюся командой для грязных дел.

— А ты боялся, — хмыкнул Труп, глядя на документы и пряча их в портфель. — Тебе повезло. Жить будешь. Это не каждому нашему пациенту светит.

На следующий день были маски-шоу. Толпа руоповцев в масках, пятнистых серых комбезах, с автоматами, вышибив двери «кувалдой-открывалкой», вломилась в офис фирмы интимных услуг «Елена», где обитал Труп и его парни. Братанов вдавили мордами в пол и отметелили так, что только косточки затрещали да кровушка хлынула. Потом путь известен: наручники — машина — камера — следователь. Тут же двоих из команды раскололи и на факт вымогательства, и на похищение директора ТОО «Пинта».

В этот же вечер те же ребята в пятнистых комбезах вышибли кувалдой дверь в квартиру Хоши, подработали дубинками и как бродячую дворнягу кинули в фургон.

— Ты кто по жизни? — спросил широкоплечий рубоповский оперативник у Хоши, лежавшего на полу тронувшегося с места фургона.

— Человек, — разбитыми губами прошепелявил Хоша.

— Ты говно по жизни. И место твое в канализации, — опер впечатал ему тяжелым башмаком в спину.

— Извините, я вела себя как идиотка, — последовало признание женщины, которая действительно вела себя как идиотка. Женщины очень часто ведут себя как идиотки. Но очень редко готовы признать это. — Вы очень помогли мне.

— Вы даже не представляете, насколько, — усмехнулся Гурьянов.

— Вы как метеор. Снесли их. Как…

— Черепашка Ниндзя, — поддакнул Гурьянов.

— Ну, почти… Приложили так, что, наверное, они сразу очухались…

— Не сразу, — согласился Гурьянов, не став продолжать мысль и уточнять, что один из них вряд ли очухался вообще.

Они сидели в большой комнате, пили чай с лимоном и убавили слегка запасы красного вина, которые хозяин квартиры держал в большом дощатом ящике в коридоре.

Эта квартира Владу досталась от его друга, известного театрального режиссера, укатившего на заработки в Америку. Свое жилье тот сдавать принципиально не желал — как и все люди искусства был с чудинкой — и доверил его Владу. Оперативник использовал это убежище достаточно активно — иногда по работе, но чаще, когда выдавался миг передышки от сумасшедшей гонки и когда он озирался окрест себя и неожиданно видел очередную девушку своей мечты.

— Вы похожи на Костю. Он был сильный человек, — на глазах Вики снова заблестели слезы.

— Да.

— Сильный. Из тех, кто способен взять, что ему нужно.

— Взять. Но не отдать.

— А вы?

— А я почему-то всегда рос с мыслью, что должен отдать, а не взять — время, силы, саму жизнь, если надо для дела.

— И что это за такое важное дело?

— Дела бывают разные, — уклончиво произнес Гурьянов. Действительно, вся жизнь прошла под давлением этого слова — надо. Пусть вокруг все рушится в тар-тарары, и никто не берет на себя ответственность, никто не думает о будущем, все думают только о себе и своем брюхе. Пусть корабль, на котором плывут люди, идет ко дну, капитан давно спился, боцман толкает по дешевке пассажирам такелаж и спасательные шлюпки. Но есть те, кто, слыша слово «надо», задраивает люки, заделывает бреши, управляется с парусами. И корабль, несмотря ни на что, плывет вперед, хотя плыть, кажется, уже невозможно. Надо. Пусть для других это пустой звук. Но ты — не другие. Ты знаешь цену этому слову. И ты знаешь цену другим словам — Родина, приказ, присяга, офицерская честь. Это волшебные слова. За ними стоит слишком много.,