Обнаженное солнце - Азимов Айзек. Страница 22

— Почему соляриане так не любят встречаться друг с другом по-человечески? — перебил его Бейли. Его почему-то крайне раздражали самоуверенные манеры социолога. Квемот на мгновение выглянул из своего укрытия, но тотчас же снова скрылся.

— Ну, это естественно, ведь у нас огромные поместья. Моё, например, насчитывает около тысячи квадратных миль плодородной земли. У других правителей поместья бывают ещё больше. Размер поместья, более чем что-либо иное, определяет положение человека в обществе. Зачем нам видеться друг с другом, если мы можем бродить по своему поместью много дней, не рискуя никого встретить?

Бейли пожал плечами.

— Послушайте, доктор Квемот, не надо все так упрощать. Я, конечно, не социолог, но всё же я окончил колледж. Правда, всего лишь колледж на Земле, — прибавил он неохотно, предпочитая, однако, сказать это самому, нежели услышать от собеседника… — Всё же я немного разбираюсь в социологии.

— В какой социологии? — взглянул Квемот.

— Ну, разумеется, не в той, которую развиваете здесь вы, но я знаком с основными социологическими соотношениями. Например, с соотношением Терамина.

— Что это ещё за соотношение?

— Возможно, вы его иначе называете. Оно устанавливает зависимость между переносимыми неудобствами и гарантированными привилегиями.

— О чём вы говорите? — Космонит почти прокричал свой вопрос тонким скрипучим голосом, и Бейли недоуменно взглянул на него.

Соотношение Терамина считалось на Земле основой науки о том, как нужно управлять народом, не вызывая опасных мятежей. Например, частная кабина в общественной базе, которой владеет некоторая персона, заставляет икс других людей терпеливо переносить ряд неудобств в ожидании такого же счастья, причём величина икс связана известным образом как с величиной переносимых неудобств, так и с темпераментом отдельных индивидов, как то количественно описано в соотношении Терамина. Но, возможно, в солярианском мире, где существуют только привилегии и отсутствуют неудобства, данное соотношение — просто банальность. Возможно, он привёл неудачный пример.

— Послушайте, сэр, — обратился Бейли к своему собеседнику, — вы социолог и, как мне сказали, лучший на этой планете.

— И вдобавок единственный, — с гордостью объявил солярианин. — Можно сказать, что именно я изобрёл эту науку на Солярии.

— Так вот, сэр, я надеялся, что получу от вас какие-то полезные сведения, которые помогут мне установить личные контакты с другими жителями Солярии. Мне хотелось иметь возможность видеть их лицом к лицу…

Раздался странный сдавленный звук и грохот упавшего стула. Затем последовало приглушённое «извините меня…» и на глазах у изумлённого Бейли Квемот нетвёрдой походкой выбежал из комнаты.

Что произошло? Какого чёрта этот космонит убежал, как будто его ошпарило кипятком? О дьявол! Как все нелепо в этом дурацком мире!

Бейли поднялся с места и начал прохаживаться по комнате. Внезапно дверь распахнулась, и в двери показался робот.

— Господин, меня послали сообщить вам, что мой господин готов установить с вами телеконтакт через несколько минут.

— Что ты болтаешь, парень? Какой телеконтакт?

— Я имею в виду телеконтакт с моим господином. А пока что, возможно, вы захотите чем-нибудь подкрепиться. — С этими словами робот поставил на столик бокал с розоватой жидкостью и блюдо с каким-то благоухающим кушаньем.

Бейли снова уселся и осторожно пригубил ароматное питьё. Затем попробовал торт. Он оказался необычайно вкусным. Интересно, из чего эта штука? — подумал он и вспомнил об экономной и не слишком вкусной искусственной пище на Земле.

Но эти мысли быстро выскочили из его головы, так как в ту же минуту перед ним на экране возникло лицо Квемота. Социолог улыбался, сеть морщинок покрывала его лицо, но в глазах появилось более живое и молодое выражение.

— Тысяча извинений, инспектор, — произнёс он, — я полагал, что хорошо перенесу ваше личное присутствие. Но это оказалось иллюзией. Всё время я был на краю взрыва, и ваша последняя фраза совсем вывела меня из равновесия.

— Какая фраза?

— Вы сказали, что хотели бы встречаться с людьми лицом к… — он остановился, как будто язык прилип к его гортани. — Пожалуй, я не буду повторять ваших слов. Но вы должны понять. В моём мозгу возникла ужасная картина… как будто мы оба дышим… представляете, дышим друг на друга… — на лице солярианина отразилось отвращение. — Разве вы не находите это ужасным?

— Не думаю, что когда-либо думал о таких вещах.

— А мне такой обычай кажется отвратительным. Мне вдруг показалось, что воздух, побывавший в ваших лёгких, может попасть в мои… — Квемот беспомощно покачал головой.

— Молекулы воздуха Солярии побывали в тысячах лёгких различных существ, — заметил Бейли, — даже в лёгких многочисленных животных, не так ли?

— Это верно, — согласился Квемот, потирая щёку. — Но я предпочитаю не думать об этом. Однако вы находились в моей комнате со мной, мы оба вдыхали и выдыхали один и тот же воздух… — он снова содрогнулся. — Какое облегчение я испытываю сейчас, просто поразительно.

— Но, доктор Квемот, я по-прежнему нахожусь в вашем доме, — возразил детектив.

— Да, и поэтому я называю своё чувство облегчения поразительным. Вы — в моём доме, и, однако, объёмное изображение вносит во всё огромную разницу. Я теперь знаю, что такое личная встреча. Вряд ли я когда-нибудь захочу экспериментировать.

— Вы рассматривали встречу со мной как эксперимент?

— Конечно, — ответил космонит, — и результаты оказались интересными, хотя эксперимент дался мне нелегко. Теперь, когда всё позади, я могу изложить вам свою теорию, которой я горжусь.

— Что же это за теория, сэр?

— Я пришёл к фундаментальному выводу, — торжественно провозгласил Квемот, — что культура Солярии аналогична культуре, существовавшей некогда на Земле.

— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Бейли с деланным интересом.

— Спарта — вот где объяснение, — торжествующе вскричал социолог. — Вы когда-нибудь слышали о Спарте?

Когда-то в юности Бейли интересовался историей своей планеты. Многие земляне любили читать о героическом прошлом Земли, когда кроме неё не существовало других обитаемых планет и земляне считали себя властелинами Вселенной.

— Да, сэр, конечно, но я не совсем ещё улавливаю вашу мысль.

— Так вот, Спарта была населена относительно небольшим количеством спартанцев, единственно полноправных граждан. В Спарте жило ещё некоторое количество второсортных граждан — периэков — и, наконец, множество рабов-илотов. На каждого спартанца приходилось около двадцати илотов. При этом не забывайте, что илоты были человеческими существами с какими-то мыслями и чувствами. Для того чтобы предотвратить восстания значительно превосходящих их по количеству рабов, спартанцы специализировались в военном деле и стали первоклассными солдатами. Но на все другое времени у них не оставалось. Так вот, мы, люди на Солярии, в каком-то смысле эквивалентны спартанцам. У нас тоже есть свои илоты, с той только разницей, что наши илоты не человеческие существа, а машины. Поэтому мы можем не опасаться их, сколь бы они не превосходили нас количеством. И мы не должны осуждать себя на суровую военизированную жизнь. Вместо этого мы можем позволить себе заниматься искусствами и науками, подобно современникам спартанцев — афинянам…

— Однако как можно создавать произведения искусства, если ими не пользуется никто, кроме их творца? И разве все науки сводятся к роботехнике? — попытался было возразить Бейли.

Но Квемота остановить было трудно.

— Все человеческие цивилизации всегда пирамидальны, — продолжал он с энтузиазмом. — По мере возвышения вы видите все меньше людей вокруг себя и всё больше возможностей для беззаботной счастливой жизни. Внизу скапливается всё большее число неимущих. И, помните, сколь бы обеспечены ни были нижние слои пирамиды, они всегда будут чувствовать себя обездоленными по сравнению с верхними слоями. Например, бедняки на Авроре в абсолютном смысле живут лучше, чем аристократы на Земле. Но беда в том, что они сравнивают себя не с ними, а со своими собственными аристократами… Здесь лежит причина социального антагонизма, а также причина революционных восстаний. Отсюда — беды и неприятности человеческого общества на протяжении всей его истории. У нас на Солярии впервые в истории всё обстоит совершенно иначе. Мы создали новые социальные отношения, новое общество, где место неимущих занимают роботы. — Старый социолог удовлетворённо откинулся назад, на его лице играла ликующая улыбка.