Наше дело — табак - Рясной Илья. Страница 2

Глава 2

МАРИМАНЫ

Одно дело слышать о каких-то стихийных бедствиях, даже смотреть их по телевизору, и совсем другое — ощутить на собственной шкуре. А для российских моряков пострашнее штормов, ураганов и тайфунов была сплоченная боевая команда Александра Ана по кличке Кореец.

Из двадцати возвращающихся в родные края членов команды тунцеловного судна «Север» еще ни один не попадал в крепкие дружеские объятия подручных Корейца, а потому морские волки воспринимали россказни об этом процветающем бизнесе как вещь хоть и вполне вероятную, но к ним лично не относящуюся. Да, доходили слухи, что комитет по встрече ждет нередко мариманов прямо у трапа самолета. Но когда «А-300», следовавший из испанского Санта-Круса, застыл на бетоне варшавского аэропорта, выяснилось, что там все тихо. В здании аэропорта из встречающих был только представитель Полесской базы тралового флота. Он в темпе порешал с экипажем вопросы, проводил людей в автобус и как-то поспешно распрощался.

— До дома, до хаты, — воскликнул довольный старший механик, забрасывая свои пожитки в багажник «Икаруса», который должен был доставить мариманов из Варшавы в Полесск. Оттуда, получив деньги, уладив дела, связанные с множеством разных выплат и льгот, команда «Севера» разлетится по всей России, и члены ее будут ждать очередного рейса, скорее всего на другом судне и неизвестно под каким флагом.

— Еще не доехали, — буркнул вечно ворчащий здоровяк боцман.

— Доедем, — заверил старший механик. И оказался не совсем прав… Тормознули их в полусотне километров от Варшавы. Белый облупившийся фургончик и зеленый «Москвич» просто перекрыли дорогу, а когда «Икарус» остановился, в салон тяжело, так что автобус качнуло, протопали двое «гиппопотамов» явно кавказской наружности.

— Гамарджоба, генацвале, — радушно улыбнулся один. — С приездом.

— Давно ждем. — Второй поглаживал толстыми пальцами ствол чешского пистолета-пулемета «скорпион» — одной из излюбленных машинок киллеров на постсоветском пространстве и в странах бывшего социалистического лагеря.

— Мужики, вы нас с кем-то спутали, — завопил старший механик, прикидывающий, холодея внутри, найдут эти бандюги или нет доллары, пришитые к брючине. — Мы не челночники.

— Кто такой челночник? Зачем нам какой-то барыга? — обиделся главный «гиппопотам». — Я моряк люблю. Посидеть, разговор про море говорить. Вина выпить. — Улыбка на его жирном, с крупными чертами лице (самой крупной чертой был истинно кавказский шнобель) становилась все шире. — В гости приглашаю… Трогай, братишка, вон за той машиной, — велел он перепуганному водителю, кивая на начавший движение фургон.

— Да вы чего, охренели?! — возмутился молодой и горячий матросик.

— Зачем кричишь? — удивился «гиппопотам». — Будешь кричать — стрелять буду. Убивать буду. Ты мой гость. Не хочу гостя убивать, — изложил просто и доходчиво он свои намерения, передергивая затвор «скорпиона» и целясь в лоб вдруг сразу как-то обмякшему и растерявшему боевой задор матросику. — Ничего плохого не будет. Стол накрыт. Ужин готов.

…"Гиппопотам" не обманул. Действительно, стол был накрыт в ресторанчике на первом этаже двухэтажной гостиницы, затерявшейся на таком отшибе, что вокруг в пределах видимости ни одного дома не было — одни поля, полоска леса да уходящие вдаль, напоминающие динозавров опоры высоковольтной линии элекгропередач — части некогда единой энергетической системы СЭВ. Длинный банкетный стол украшала обильная закуска, водки — залейся, Хлебосольство тут царило не польское, а русское, ближе к грузинскому. Впрочем, и самих поляков здесь не было. Одни русские, кавказские и прибалтийские морды, лучащиеся доброжелательностью, совсем как бультерьеры, которым пока сказали не кушать дядю, а немного подождать. Мариманов провели к столу.

— Да не хочу я жрать! — бузил все тот же горячий матросик.

— Тогда просто так посидишь, — сказал «гиппопотам». — Послушаешь, что люди умные скажут… И не испытывай мой нерв. Он тонкий…

Два светловолосых битюга, похожие на прибалтов, с набитыми по-каратистски кулаками заняли позиции в креслах у входа, демонстративно держа оружие на коленях, еще парочка дежурила в машине. За стол присел один из «гиппопотамов». После этого в ресторанчик зашел седовласый, приятной наружности, с загадочной тонкогубой улыбкой человек в добротном костюме. Его внешность слегка портили обильные татуировки на руках, говорившие о том, что прошлое у него было бурным и с уголовным кодексом седой имел серьезные разногласия.

— Рад приветствовать героев, — насмешливо произнес он и поднял поднесенную «гиппопотамом» рюмку с кристально чистой московской водкой. — За ваше возвращение.

— Э, — кто-то попробовал начать базар.

— У нас хозяев не обижают, — укоризненно покачал головой седой. Опрокинув стопку, он крякнул с удовольствием, оглядел, прищурившись, присутствующих.

— Гадом буду, отравленная, — вздохнул боцман, но стопку без задержек отправил по назначению.

— Итак, господа, уже по культурному обращению вы можете судить, что попали не в лапы к каким-то отмороженным, чура не знающим бандюгам. А попали вы в гости к людям приличным… Мы не бандиты, а бизнесмены. И я без эмоций, по-деловому хочу обсудить с вами условия вашего спокойного возвращения на родину.

— Какие такие условия? — возмутился старший механик, про себя покрывая матюгами капитана судна и старшего помощника, которые, видимо, не понаслышке зная, чем дело закончится, дунули домой через Барселону и Москву.

— Условия справедливые и необременительные. — Речь у седого текла гладко. Заметно было, что говорил он такое не в первый раз и роль ему эта по душе. — На ваши трудовые заработки никто не покушается. Но есть мудрое и верное по жизни слово — делись. Делиться придется… По полторы тысячи долларов с каждого — это по-божески.

— Что?! — завопил раненым зверем боцман, который расписал в уме заработанные деньги до копейки — сколько на поправку деревенского дома, сколько на возведение новой баньки, сколько детишкам на молочишко. И в этом списке расходов жадный седой мерзавец никак не фигурировал.

— Много? — деланно удивился седой. — Это меньше вашей месячной зарплаты. А в море вы год, так что для вас это безделица. А сколько хороших людей в России, можно сказать, с голоду пухнут. Кризис, понимаете.

— Ага, а вы группа малоимущих? — крикнул неугомонный матросик.

— Мы что, будем спорить и портить отношения? — Тонкогубая улыбка седого стала змеиной.

— А если будем?

Седой пожал плечами и кивнул «гиппопотаму». Тот был ближе к матросику и резко рванулся вперед, сорвал несговорчивого паренька со стула, опрокинул на лол, придавил к паркету, упер в лоб ствол «скорпиона» и злобно прорычал, обдавая жертву бактериологическим дыханием изо рта:

— Затрахал! Убью, проститутка!

Кто-то из мариманов, привыкший к кабацким заварухам, попробовал вскочить, и здоровяк в кресле у выхода взмахнул автоматом. Прогрохотал выстрел. Пуля чиркнула в потолок, пошла рикошетом и впилась в деревянную панель на стене.

— Сидеть, фраера дешевые! Тут не шутки шутят! — гаркнул седой хозяин застолья. — На куски искромсаем!

Когда все успокоились, он в том же вежливом русле продолжил:

— Братки, вы поймите одно — платить придется. Так уж заведено. Оно вам дешевле встанет… Не захотите… Мы же вас даже мордовать и убивать не будем. Просто все документы отнимем, и посчитайте, в какую копеечку вам тогда ваше возвращение влетит. Так что будем договариваться.

— А у кого нет таких денег? — спросил боцман, успевший подальше спрятать доллары.

— Это плохо, — озабоченно побарабанил пальцами по столу седой.

— Нет бабок, — завелся боцман. — Мы пустые. Все на счетах. Только по прибытии и можем получить.

— Это затрудняет дело… Но не особенно… Вы про машины не забыли?

— Про какие машины? — завопили матросики.

— Про льготные, братишки. Про льготные…