Право выжившего - Рясной Илья. Страница 18

Надавил на балконную дверь. Незаперта!.. В большой комнате на полу, закатив глаза, лежала еле дышащая, голая по пояс девчонка лет двадцати. Горящая лампа освещала ее зеленоватую кожу. В углу скорчился Лобзик. Он часто дышал, около него валялись шприцы и жгут. На Севу они не обратили никакого внимания. Они витали в космосе.

Сева посмотрел в глазок. Дверь его квартиры была закрыта. Значит, гости еще внутри. Распахнув дверь, он бросился сломя голову вниз…

Дыхание спирало. Бок болел. Воздух со свистом вырывался из легких. Сева никогда не был отменным бегуном. Сейчас он поставил свой личный рекорд. До поселка «Госконюшня» он добрался за пятнадцать минут. Вот и «Чапаев-стрит» — длинная череда небольших домишек, скрывающихся за покосившимися заборами — самый покосившийся у Мухтара Гулиева. Сева отодвинул защелку, распахнул калитку. Байкал хотел залиться хриплым, истошным лаем, но, узнав старого знакомого, шмыгнул в будку.

На стук в дверь открыла недовольная заспанная Нинка.

Женщина она была скандальная, грубая, день и ночь вместе с маманей «грызла» Гулиева. Правда, и тот был хорош — большой любитель пьяных дебошей.

— Где Мухтар? — через силу выдавил запыхавшийся Сева.

— Спит твой Мухтар, зараза он гнилая! Плыви отсюда.

Совсем очумел, дня ему мало.

Она попыталась закрыть дверь, но Сева поставил руку. — Да ты… — он глубоко вздохнул, намереваясь сказать что-то колкое и обидное, но лишь крикнул. — Ну-ка, зови его! Не то всем нам будет, блин, шторм на девять баллов, — всплыло из глубин сознания красивое выражение.

— Ох, какой страшный… Иди, сам попробуй добудиться.

Нинка включила в коридоре свет, под глазом у нее сиял синяк — след недавнего скандала.

Сева растолкал мычащего и ругающегося сквозь сон Гулиева. Тот продрал глаза и непонимающе уставился на приятеля.

— Тебе чего, придурок?

— Мухтар, ко мне приходили…

Глава девятнадцатая

«ОПЕРАТИВНАЯ ГРУППА, НА ВЫЕЗД!»

Косарев дежурил по отделу. Это означало выезды в течение суток на все трупы по области, где может быть намек на криминал. Пока дежурство было спокойным, если не считать поездки на Пятую Парковую улицу ночью. Там в подвале обнаружили труп бомжа. Пожилой бродяга прожил в подъезде несколько месяцев, потом перестал попадаться на глаза, и все решили, что он сорвался к новым местам, как перелетная птица. А он лежал, завалившись за трубами теплоцентрали, в окружении такого количества пустых бутылок, содержимым которых можно было бы упоить до белой горячки полдома. Последние месяцы своей жизни бомж провел как в раю, не отказывая себе в выпивке.

Косарев еще не видел такого. Многомесячный труп не разложился, а мумифицировался, превратился в некое подобие папье-маше. Как фараон — хоть сейчас в музей сдавай.

— Бывает же, — покачал головой Косарев, вместе с медиком осматривая труп и не замечая на нем следов насильственной смерти.

— Наверно, от перепоя лапти откинул, — сказал судебный медик. — Дела не будет.

— Ты будешь вскрывать? — спросил Косарев.

— Нет. Без меня есть кому…

Проведя полночи за этим занятием, Косарев спать уже не хотел. Он выпил крепкого чая и чувствовал себя более-менее нормально.

В коридорах управления застучали женские каблуки, зашаркали форменные ботинки, послышались голоса, захлопали двери. Начинался новый рабочий день.

Косарев, развалившись в кресле, читал материалы оперативного дела по убийству очередного отморозка — восемнадцатилетнего бойца из группировки «зеленых» и его любовницу взорвали гранатой Ф-1, которую подбросили через окно прямо на ложе любви.

— Ясно, — вздохнул Косарев. Как пить дать, грохнули бойцы из конкурирующей группировки — «разгуляевцы». У «зеленых» и «разгуляевцев» война идет уже который месяц. Что они делят — никто не знает. Но бьют друг друга методично и четко. Такие убийства раскрываются с трудом. А здесь вообще получалась комедия. Косарев вышел на убийцу первого павшего «разгуляевца», приехал с омоновцами его брать и застал еще теплый труп злодея. Возбудили дело уже по этому убийству. Пока установили нового убийцу, его тоже успели расхлопать. Потом установили следующего убийцу — с тем же результатом.

Ну и так далее. Так уже получалось, что до момента задержания киллеры не доживали. Ничего не попишешь — жесткая борьба, закон джунглей.

Косарев взял авторучку, вписал в план оперативно-розыскных мероприятий очередной пункт. Щелкнул пальцем по носу стоящего на столе сиреневого металлического пингвиненка. Сиреневых пингвинов не бывает, поэтому Косарев подозревал, что и не пингвин это вовсе, а какая-то загадочная птица. Этой игрушке много лет, побывала она с ним и в Афганистане, и на Севере.

Пингвин не был талисманом. В талисманы Косарев не верил, поскольку многих знакомых ему людей они не сберегли.

Однако можно было допустить, что сиреневый пингвин отгоняет-таки от него и от тесного, заставленного столами, стульями, несгораемыми шкафами кабинета злых духов.

— С Алексеичем беседуешь? — спросил, заходя в кабинет, майор Мартынов. Алексеичем он прозвал пингвина за его внешнее сходство с заместителем начальника областного угрозыска.

— Убийство Сталлоне пытаюсь раскрыть на кончике пера.

— Не напрягайся без нужды, — Мартынов, отдуваясь и пыхтя, как паровоз, что неудивительно при его ста пяти килограммах веса, плюхнулся на стул и вытер лоб. — Скоро «зеленые» и «разгуляевцы» друг друга под корень выведут…

— Ага. И на их место влезут казанцы. Конца и края этому не видно.

— Что ты хочешь. Неуничтожимость мирового зла.

— Когда они друг друга мочат — это их не пугает. На место одного отморозка еще пятеро придут. Пацанва еще в школе мечтает бандитами стать. А вот когда мы их мочить начнем — тут они быстро по щелям попрячутся. Поймут, что за них не шпана с соседней улицы взялась, которую на место можно поставить, а государство.

— Как же, начнем мы их мочить, — усмехнулся Мартынов. — Да и зачем? Если государству ничего не надо, почему у нас должна душа болеть ? Дело бандитов — убивать. Наше дело — ловить. А дело судей — пойманных отпускать. И все при делах… Ты мне лучше скажи, у тебя сотни три до зарплаты не найдется?

— Вчера же получка была, куда ты ее дел?

— Ох, лучше не вспоминать, — махнул рукой Мартынов. — Пришел домой, как положено порядочному отцу семейства, положил деньги на стол. Сидим со Светой на кухне, и чую я, что непорядок какой-то — дочки долго не слышно. Пошел посмотреть, а Леночка в туалете зарплату мою на мелкие клочки рвет и бросает. Прям в унитаз…

Не скажу, что все изничтожила. Сто рублей Осталось.

— А зачем порвала? — спросил Косарев, протягивая три сотенных бумажки.

— Не говорит. Три года всего, а упрямая. Может, бессребреницей растет, а?

— Может.

— Как ночь прошла?

— Мумию бомжа нашли. Кстати, — Косарев посмотрел на часы и потянулся к телефону, набрал номер. — Але. Бюро судебно-медицинских экспертиз? Кто вскрытие по неопознанному ночному трупу делал? А можно его к телефону?

— Граерман слушает, — послышался в трубке знакомый голос судебного медика.

— Иосиф, здоров. Косарев.

— А, привет. Надо чего или по-дружески звонишь?

— Надо по-дружески. Ты вскрытие неопознанного бича закончил?

— Ага.

— Акт не подготовил?

— Смеешься.

— Черкани хотя бы бумажку, что признаков насильственной смерти не имеется.

— Не имеется, да? — саркастически осведомился судмедэксперт.

— А что? — почуяв неладное, спросил Косарев.

— Что?! Вы привозите труп без головы, и заявляете, что нет признаков насильственной смерти!

— Как без головы? — опешил Косарев.

— Повторяю, без головы.

— Так, кажется, была голова.

— «Всадник без головы» читал? Так это вторая часть — «бомж без головы».

— Понятно.

Через полчаса Косарев был снова в подвале с замом по розыску отделения милиции.