Скованные намертво - Рясной Илья. Страница 20

В Москве казанские организованные преступные группировки действовали где-то с восемьдесят восьмого года. По оперативным данным, число только активных участников составляло около двухсот человек. Впрочем, речь о единой казанской преступной структуре в Москве не шла. В столице существовало несколько таких формирований. Самая крупная из этих группировок была борисковская. Под ее контролем находился ряд малых предприятий, ресторан «Золотой дракон» на Плющихе. Кировско-тукаевская группировка контролировала малое предприятие «Земля», кооперативный банк «Восток-Запад». Группировка «Теплоконтроль», преемница знаменитой молодежной группировки «Тяп-ляп», прославившейся лет пятнадцать назад массовыми беспорядками и убийствами в Казани, контролировала в столице несколько малых предприятий и имела некоторое влияние на станцию техобслуживания «АвтоВАЗ» в Балашихе. Кроме того, казанская мафия держала в своих руках часть поставок автомашин «КамАЗ» и поставки нефти из Альметьевска. Обеспечивала крышу многим коммерческим палаткам, контролировала гостиницу «Узкая» на Новоясненской улице, охранную фирму на улице Гиляровского, казино «Арбат» и многие другие объекты. Кроме того, казанцы хорошо зарекомендовали себя в роли ландскнехтов — участвовали за плату в разборках между московскими преступными группировками. Казанцы имели своего вора в законе — недавно вышедшего из зоны авторитетнейшего преступника по кличке Антип, — он нередко выступал в роли судьи и примиренца в возникающих между различными казанскими бригадами склоках. А склок таких возникало немало — эти преступные группы не только не взаимодействовали между собой, но и нередко становились на путь открытой конфронтации. Часто причинами разлада были еще казанские обиды. Как и на родине, эти конфликты нередко заканчивались кровью. Только за последнее время погиб ряд казанских лидеров. Среди павших — двадцативосьмилетний лидер группировки «Борисово» Француз, авторитет по кличке Гитлер, лидер группировки «Теплоконтроль» Кондрашин. Ко всему прочему Казань радовала Москву и некоторые иные города молодежными десантами — они занимались преимущественно уличными разбоями и грабежами, а также просто битьем местных жителей интереса ради…

Лето входило в свои права. Июнь жарил африканским солнцем. Жарко было и в политике, и в криминальном мире. Продолжались взрывы, расстрелы. Сотрудники милиции несли потери в войне с преступниками. Преступный мир привычно уничтожал сам себя в разборках, но на место выбывших бандитов приходили новые и новые — еще более злые, отвязные, агрессивные. Продолжала рваться наверх молодежь, требуя старых воров подвинуться и дать им место под солнцем.

А Аверин ощущал, что им овладевает тягучая усталость. Мучили обострившийся радикулит, мигрень и безденежье. Зарплата за такую работу больше выглядела насмешкой. Не хватало на бензин и на цветы Маргарите.

С Маргаритой у него начали складываться постоянные, но какие-то немного странные отношения. Они встречались раз в три-четыре дня. Ходили по городу — в музеи и на выставки, сидели в ресторанчиках и кафе, от чего бюджет Аверина пищал предсмертным писком. Несколько раз оставался ночевать у нее, и это было безумие. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Маргарита признавалась, что и она испытывала схожие чувства. Но на каком-то этапе, когда, казалось, достигнуто полное единение тел и душ, она как бы отстранялась от него, прикрывала распахнувшуюся дверь в своем сердце. Она боялась окончательного сближения. Как между двумя кораблями опасная близость может окончиться столкновением, помятым корпусом и поцарапанной обшивкой.

— Не любишь ты меня, — как бы для смеха сказал однажды Аверин, прижимая ее голову к своему плечу.

— Почему. Иногда люблю.

— Нет, ты меня уважаешь.

— А ты?

— А я тебя обожаю… Как рифма.

— Ты у меня поэт, — она впилась своими губам и в его губы…

С деньгами становилось совсем туго. Аверин как-то договорился посидеть в пивной со старым приятелем Сережей Палицыным.

— Как бы заколотить деньги? — спросил Аверин, отставляя полупустую кружку.

— Продавай информацию в газеты, — ответил Палицын, разделывая воблу.

— Да ты что?

— А ничего! На Петровке многие так поступают. Лучше всего «Московский комсомолец» платит. «Коммерсантъ» неплохо.

— Нет, так не пойдет.

— Тогда пиши сам.

— Не умею.

— А ты попробуй. Буду твоим творческим консультантом. И литературным агентом.

Аверину этот разговор запал в память. Однажды он подобрал справки, посидел вечер. И обнаружил, что слова ложатся на бумагу необычно легко. Когда он прочитал свое творение, то убедился, что получилось, в общем-то, неплохо. Статья рассказывала о разоблачении банды, занимавшейся нападениями на водителей-дальнобойщиков, — на ее счету было четверо убитых.

На следующий день Аверин встретился с Палицыным, показал написанное. Журналист вычитал, пожал плечами.

— Для первого опыта ничего. Текст изобилует канцеляризмами, специфическими оборотами, милицейским и уголовным жаргоном. Но в принципе годится. Главное, есть проблема. Есть некоторые эмоции. Впредь побольше размазывай в статьях соплей и причитаний — народ это любит. Подбавь чуток крови, размешай со щепоткой страха, намекни, что преступность стучится в каждый дом, поругай власти за бездействие, попеняй на народ за падение моральных устоев, распиши парочку эпизодов пострашнее — и статья готова… И еще — ты привык в школе сочинения писать: вводная часть, основная, вывод. Уходи ты от этого. Статья — это нечто другое и выстраивается она совсем по-иному.

— Как?

— Статья начинается с убойной фразы. Типа — оторванная голова закатилась за плиту. На голове виднелись следы зубов неведомого существа.

— Ага. На кухне лежал труп и еще дышал.

— Можно и так… Давай, попытаюсь пристроить.

Через неделю статья вышла в «Криминальной хронике». Аверин ее почти не узнал. Вымученные, пережитые фразы и выражения были выкинуты или переделаны, взамен них вписано несколько совершенно ненужных сентенций. В одном месте переврали факты — слава Богу, не слишком сильно. Но в целом, как ни странно, произведение получилось вполне достойным. Вынесенный на первую полосу анонс свидетельствовал — материал номера.

— Давай еще, — сказал Палицын, — редактору понравилось. А то все думают — менты не только писать, но и читать не умеют.

— Ладно тебе издеваться.

— Напиши про маньяков. Горячая тема.

Про маньяков Аверин написал уже с учетом рекомендаций. И Палицын с уважением произнес:

— Старик, растешь на глазах.

Вторая статья вышла через две недели в «Очной ставке», Аверину позвонил редактор этой новой забойной газеты и призвал сотрудничать впредь, пообещав платить больше, чем в других местах. Там Аверин получил гонорар, приостановивший его падение в финансовую пропасть.

— Теперь надо тиражировать статьи в других изданиях. Мелькать почаще, — сказал Палицын. — Попытаюсь пристроить еще в два места.

Обещание он свое выполнил. Статьи приняли еще в двух газетах. Пообещали рассмотреть и в «Огоньке» — они только что начали издаваться вновь и платили по два — два с половиной доллара за машинописную страницу, так что средняя статья тянула на полторы-две сотни — половина ежемесячной зарплаты сотрудника центрального аппарата МВД.

— Пиши больше, — посоветовал Палицын.

Но Аверину вскоре стало не до всего. Небольшая передышка закончилась, и опять обрушился шквал событий.

Аверин приехал в ГУВД к Савельеву подбивать итоги по совместным делам. Пролистал сводки и ткнул пальцем в раздел «без вести пропавшие».

— Так. Пропал без вести Георгий Отариевич Паридзе, 19441 года рождения… Гоги Колотый? — обернулся он к Савельеву.

— Он, родимый.

— Как исчез?

— Позавчера утром вышел из своей квартиры. Спустился своим скромненьким «Жигулям». Тут к нему подошли люди в милицейской форме, усадили в машину с мигалкой. Поднялись к жене, отдали ключи от «Жигулей». Больше Гоги никто не видел. Никаких известий.