Вечный кайф - Рясной Илья. Страница 24

Для Афганистана наркотики — жизнь. Страна десятилетия воюет с иностранцами и друг с другом. Там почти не осталось промышленности и гибнет сельское хозяйство. Зато есть наркотики. Наркотики — это пища для голодающих. Это машины и горючее. Это лекарства для больных. Но главное — это оружие и боеприпасы. Без них в Афганистане делать нечего. Война там — образ жизни. Безоружный погибает. Поэтому торговали, торгуют и будут торговать наркотой.

Афганистан поставляет в год на рынок две тысячи тонн опия. Притом если раньше путь шел через Иран в Турцию, там опий перерабатывался в героин и растекался по Европе, то теперь в число главных получателей входит Россия.

В афганском Файзабаде за килограмм опия дают полсотни долларов. В Хороге в Таджикистане цена возрастает уже до двух сотен. В Оше в Киргизии — будет уже тысяча-полторы тысячи «зелени». В Алма-Ате — пять «тонн». Ну а в Москве — десять тысяч долларов. Правда, в последнее время в связи с экономическим кризисом и перепроизводством товара цены немножко начали падать.

В последние годы в самом Афгане развернулась сеть лабораторий по производству героина. Так что потоком пошел чистейший порошок. Это как поток лавы, залившей Помпеи. Вот только Помпеи — это все без исключения русские города…

Когда я только начинал работать по наркотикам — это было семь лет назад, — марихуана считалась серьезным зельем, опий-черняшка и сваренный кустарно винт — это было пределом. Героин и кокаин были огромной редкостью. Два-три года назад будто шлюзы прорвало. Наш город, да и вся Россия утонули в афгано-таджикском героине.

Героин возить куда выгоднее, чем опий. В Афгане грамм «белого» стоит доллар, в Таджикистане — пять, в Москве оптовикам сдают по пятьдесят-шестьдесят, распространители берут по девяносто-сто, бадяжат (разбавляют всякой дрянью типа мела) и продают уже до десяти долларов «чек», в котором одна десятая, а то и меньше, грамма.

Так что есть кому сказать спасибо за героиновые российские грезы. Спасибо афганцам — они не без выгоды для себя мстят России за десять лет войны. За то, что мы влезли туда, куда не надо было, а потом, под завывания плешиво-пятнистого Генерального властителя СССР, вывели войска, с готовностью продав своих союзников и отдав несчастную страну во власть моджахедов. Спасибо таджикам — они мстят России все за тот же грех предательства, за то, что в свое время старшие братья их оставили в беде, один на один с теми же душманами. Зло возвращается. Зло растекается по России мертвенно-белым героиновым порошком.

Сегодня на наркоденьги живет оппозиция в Таджикистане, так же подкармливаются там и чиновники. Наркоденьги — это способ безбедной жизни и для российских военных. Многие из них тоже вписываются в наркобизнес, притом очень органично. Чуть ли не каждый месяц на российских военных самолетах, вертолетах изымаются наркотики… «В самолете „Ан-26“ Министерства обороны России обнаружено 3 кг опия…» «В Душанбе в вертолете „Ми-8“ изъято 22 кг опия…» «В Душанбе — опять в военном вертолете — изъято 100 кг опия на миллион долларов — перевозили зелье из Приграничья в столицу…» Огромные деньги — огромные соблазны. Помню, мы задерживали полгода назад бывшего подполковника-пограничника — тот бойко торговал героином; изъяли у него почти полсотни грамм. Героин шествует победно, руша одну за другой все преграды. Мораль, честь — что это сегодня перед длинным баксом Даже для государевых людей, для офицеров. Их кинула Родина в нищету, их поливали грязью, унижали год за годом, кидали умирать за чьи-то деньги в Чечне. Российская власть продала своих военных, внушала им — спасайся сам, делай Деньги. И вот пришла страшная пора — настало время платить по счетам за предательство своих людей. Только вот платят почему-то не те. Платят дети, которые мрут от героина…

Я перевернул еще несколько страниц. И тут из коридора послышался истошный вопль:

— Клянусь поком, не мои наркотики!

У таджиков говор такой — они не «Богом», а каким-то загадочным «поком» клянутся. Арнольд, как осла на привязи, за галстук втащил в кабинет чистенького смуглого перепуганного таджика. На вид задержанному было лет тридцать. Следом ввалились Галицын и Асеев.

— Смотри, какого чистюлю нашли, — потрепал Арнольд таджика по щеке.

— Это не правда! — долдонил тот. — Не продавал наркотики!

— Садись, Хаким, — Арнольд ногой пододвинул стул и силой усадил таджика. — Попался — так веди себя прилично.

— Я не попался!

— Да ты сверху донизу в порошке измазан, ты в ультрафиолете, как кремлевская елка светился, козлик горный! Деньги меченые, придурок! — Арнольд взял со стола тяжелый комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу и засветил таджику с размаху по голове.

— Э! — обиженно завопил тот.

— В следующий раз на книжку гантелю положу, — Арнольд кивнул на ржавую десятикилограммовую гантелю, лежащую за двухэтажным сейфом. — Докладывай, басмач драный, откуда героин берешь!

— Врут! — крикнул таджик.

— Кто врет?

— Все врут!

Стандартный восточный прием. Хоть двадцать человек на чурку показывают, что он что-то сделал, так он до упаду будет орать: «Они все врут!»

Это тот самый Хаким, приближенный Моджахеда, которого нам сдал Рок. Отлично. Взяли за шкирман. Будем трясти, пока не выложит все. Как грушу. «Они все врут» — У нас это не пройдет. Это он пусть судьям заливает…

— Ладно, не тот базар. — Я присел на стол напротив таджика. — Ты кто по специальности?

— Учитель.

— Ух ты! Математик?

— Химик. В Душанбе преподавал.

— Химик, — с уважением протянул я. — Математику должен знать. Тебе товарищи объяснили, что такое цифра семь? Это минимум, который ты получишь за торговлю героином.

— Сколько?!

— Поверь, брат. Что бы ты ни говорил, каких бы адвокатов ни нанимал — все эти годки твои. Если… — я сделал паузу.

Таджик вопросительно посмотрел на меня.

— Короче, где Моджахед? — в лоб спросил я.

— Какой Моджахед? — быстро переспросил учитель.

— Муртазов.

— Не знаю, кто такой.

— Разговор такой. Выводишь на Муртазова. Тебе дают год за хранение наркотиков. Да и то, может, условно. Нет — идешь по полной программе. И я тебе не завидую.

Хаким посопротивлялся для приличия еще минут сорок. А мы общими усилиями понакручивали описаниями его судьбы в местах лишения свободы. В красках нарисовали ему — куда его будут драть всем бараком, как к чуркам-наркоторговцам на зонах относятся. Пробрало наконец.

— Ох, — застонал он, — зачем я этому врагу продал? Ну зачем? Всего-то полграмма!

— Курочка по зернышку клюет, — улыбнулся Арнольд.

— А, — таджик глубоко вздохнул, щека его дернулась. Он выдал замысловатую фразу на своем языке. — Ладно, буду говорить.

— Ты от Моджахеда наркоту получал?

— Нет. От Рахима. Муртазов сам ничего не дает. За него Рахимов всем раздает.

— Откуда наркотики?

— Из Москвы… У Муртазова большие связи. Я знаю, он еще в Таджикистане с русскими военными работал. Военными самолетами в Россию возили. Но недолго. Его чуть не арестовали. Он в Россию уехал, пока дело не замнут. Здесь строился. Сначала плохо было. Потом авторитет приобрел.

— Откуда везут?

— Из Москвы. Перебой был месяц назад. Но недавно много героина пришло.

— Хороший героин?

— Не знаю.

— А Малюта?

— У Моджахеда с Малютой — война. Малюта наглый. Глупый, как щенок. Он все хочет получить. Думает, съест все и не подавится. А все не бывает.

— И Малюта начинает убивать оптовиков, которые берут наркотики у вас? — спросил Асеев.

— Чего не знаю, того не знаю. Я человек маленький…

— Как наркотики из Москвы доставляют?

— Не знаю. Человек маленький, кто мне скажет?

— Где сейчас Муртазов?

— Он ото всех скрывается.

— Почему?

— Не знаю. Боится чего-то.

— А ведь ты знаешь, где он, — встряхнул таджика Арнольд.

Небольшая пауза. Потом таджик ответил нарочито бодро;

— Не знаю.

Видно было — врет, зараза.