Дерни за веревочку - Рыбаков Вячеслав Михайлович. Страница 21
Так и есть, думал Дима, спускаясь по темной лестнице, пропахшей кошками и помойкой. Он легко вел чуткой рукой по шершавым перилам и пытался приучить себя к мысли, что некуда спешить. В плотно утрамбованном графике возник фатальный пробел. График как доспех, но вот сталь лопнула от могучего удара, а снаружи – был огонь.
Дима очнулся у кабины телефона. Внутри азартно скорчился какой-то молодой моряк, он что-то втолковывал трубке, бурно жестикулируя свободной рукой. Дима смотрел на часы – Она еще дома, наверное. Но звонить… Почему он сразу не сказал?
Что?
Почему Ей не нравится то, что он пишет?
Показать бы Ей «Пляж»…
Поздно.
Но он все стоял у кабинки, перебирая в кармане монеты.
Моряк повесил трубку, повернулся выходить и встретился с Димой взглядом. Секунду Дима недоуменно смотрел на широкое, скуластое лицо за стеклом. Моряк остолбенел. Потом на его коротких губах проступила улыбка, и Дима тоже оторопело улыбнулся – в кабинке стоял Сашка. Восемь лет за одной партой.
– Вот те на! – Сашка распахнул задребезжавшую дверь и, залившись счастливым смехом, стал тянуть к Диме руки. Дима отдал свои. Сашка их стиснул. Дверь бабахнула в железные пазы, чуть стекла не вылетели.
– Тесен мир! – закричал Дима. Господи, Сашка… Время-то какое было… – Как кстати! Как здоров! Экий стал здоровенный! – ласково приговаривал Дима. Сашка засмеялся с новой силой и выпустил его руки.
– А помнишь, как ты меня колотил? – спросил он с удовольствием.
– Я? – поразился Дима. – Тебя? Когда это?
– В третьем классе, из-за Милки. Я ее за косы дергал, а ты выеживался, рыцаря изображал… Дымок! Рад тебя!.. Черт, да как же ты тут очутился?
– Учусь…
– Где учишься? У будки?
– Да нет, в Ленинграде. В Репинке.
– Это что?
– Ну, как… Институт живописи, скульптуры и архитектуры, так, кажись.
– А, все малюешь…
Сашка был явно рад. И Дима тоже был рад и старался сосредоточиться на этой радости и забыть обо всем ином – но в глубине души все равно постоянно ощущал ледышку грусти.
– Да, – сказал он, желая доставить Сашке удовольствие, – теперь тебя руками не трогай. Эдакий жлоб!
Сашка опять захохотал.
– Кой-чего прибавилось, – проговорил он с достоинством. – Хочешь, спробуем?
– Как это? – спросил Дима опасливо.
– Как встарь. Локти на подставку!..
– А, – сообразил Дима. – Ну, давай. Только, если не возражаешь, левыми. Я тут расшибся давеча, – он показал.
– Левыми так левыми, – великодушно согласился Сашка.
Они поставили локти на парапет набережной, сцепили пальцы. Огромная Сашкина лапа была как железная – горячая и твердая. Дима боролся секунд пять, потом сдался. Он знал, что этим кончится, но не ожидал, что так быстро. На пальце у Сашки задорно блестело обручальное кольцо.
– Да-а, искусство до добра не доводит, – Сашка опустил руку. Он тоже знал, что этим кончится. – Вон и рожа у тебя наркоманская…
– Да Христос с тобой!
– Заливай – прозаливаешься! Знаю я вас, эстетов. Чтоб замыслователей малевалось – шибиц!
Прогрохотал мимо, неуклюже выворачивая на мост, переполненный трамвай. Подпрыгивая на неровном, штопаном и латаном асфальте, катились машины. Друзья стояли рядом – Дима повыше, Сашка покрепче, пошире в плечах. В общем-то одинаково стояли. Одеты по-разному, но ткани были одинаково плохи. Один и тот же воздух, полный выхлопов и выбросов, гулял по их почти одинаковым легким, оставляя там равные количества окислов свинца и азота.
– Ты, я смотрю, женился? – спросил Дима.
– Да, – счастливо заулыбался Сашка. – Вот уж полгода… даже нет, мы сразу после похода поженились. Семь месяцев. Медсестра на базе.
– На какой базе?
– Да на… – Сашка осекся. – На нашей, на какой же еще…
– Ясно дело, не на американской.
– Еще не хватало!
Дима засмеялся. Сашка хлопал глазами, постепенно распаляясь.
– Замечательная девушка, между прочим, – сказал он вызывающе. – Все так складно у нас получилось! Так что я убедился: все просто – встретились, полюбили, поженились. А книжки про любовь извращенцы пишут.
Дима пуще засмеялся, с удовольствием глядя на Сашку.
– А ты не торопишься? – спросил тот как-то злорадно. – Фри лав накручиваешь?
– Что-о?!
– Шучу. Да… Так о чем говорю-то?
– Покамест ни о чем. Но, как я понимаю, хочешь рассказать о суровых и прекрасных буднях похода.
Сашка с ошалелым подозрением уставился на Диму.
– Ты откуда знаешь про поход?!
– Да бесы меня дери, ты же сам сказал.
– Не мог сказать, – озадачился Сашка. – Что сказал?
– Что поженились после похода.
– А-а… И все?
– Пока все.
Сашка облегченно вздохнул.
– Ну, в общих чертах, – попросил Дима. Он видел, что Сашку распирает и запирает одновременно, и нужен компромисс. Чтобы хороший человек сделал себе приятно и просветил неграмотного эстета, в то же время не раскрывая ему государственных и военных тайн. Судя по Сашке, он был наполнен ими до краев. – Какова специфика текущего момента?
– Что это ты таким языком заговорил? Иронизируешь?
– Помилуй бог! – Дима поднял руки.
– Вижу, вижу! Ни стыда у вас, ни совести… И понимания, между прочим, с гулькин нос. Вот попрут через кордон – спесь-то с вас посшибают! Видел, приходят к нам такие вот Чайлд Гарольды.
– Излечиваете?
– А ты думал! Так что, – Сашка покровительственно хлопнул Диму по плечу, – малюй, не робей, эстет. Только знай, кому ты обязан… Они, конечно, сволочи, времени не теряют, тоже работают, и дисциплина у них не хуже нашей…
– Да у кого у них-то? – не выдержал Дима.
Сашка поразмыслил: говорить или нет. И произнес, почему-то понизив голос:
– Я на Тихоокеанском. Китай рядом. Остальные, впрочем, тоже, – сказал он уже громче. – Но мы сейчас очень сильны. Поверь специалисту. Сунься кто – пожжем, мгновенно пожжем! Безо всяких там ядерных. Ты б видел, как обыкновенный «град» чистит на берегу!
– Как? – спросил Дима. Опять ни с того ни с сего начало саднить руку, он осторожно тронул место, где была сорвана кожа. Сашка снова осекся.
– Э… хорошо, – неубедительно сказал он. – Чисто чистит… Ты бы лучше сам что рассказал.
– Ну как, – Дима смущенно улыбнулся. – У меня все малоинтересно. Нос нарисовал или глаз… вроде все правильно, а мертвый какой-то. Стоишь, потеешь… звереешь иногда…
Сашка непонимающе помотал стриженой головой.
– Ну работка, – сказал он пренебрежительно. – Глаз мертвый…
– Треплись-ка ты, – предложил Дима. – У тебя вопрос общеинтересный. Перспективы мирного строительства, да еще из первых рук… Ты уже кто?
Сашка помедлил, явно опять решая, можно отвечать или нет.
– Нач. БЧ на катере, – затем все-таки сообщил он туманно.
– Ну вот видишь, уже нач. Значит, доступ к информации…
– Опять у тебя голос диссидентский, – подозрительно сощурился Сашка. – Не пойму, чего смешного – мы тут уродуемся, чтоб такие вот олухи могли носы оживлять. И вы же еще хихикаете!
– Да не хихикаю я! – потерял терпение Дима. – Чего ты такой напуганный?
– Напуганный… – Сашка неопределенно шевельнул рукой. – Остохренели разговорчики все эти…
– Какие?
Сашка не ответил.
– А куда поход-то был? – наивно спросил Дима. Он хотел, чтоб Сашка опять смог поговорить, гордясь собой и чуточку хвастаясь, но недодумал. Сашка опять вспылил.
– Что ты дурацкие вопросы задаешь, Дым?! Может, тебе сразу план минных заграждений выложить?
– А разве мины еще применяются? – удивился Дима. – Я думал, они уже устарели, ракеты только…
Сашка даже остановился. Посмотрел на Диму с бесконечным презрением.
– Эх ты, тютя, – сказал он потом. – Да какой же ты художник, если такую чепуху лепишь?
Дима смущенно улыбнулся и пожал плечами.
– Ну, какой… – достал блокнот и карандаш. Пристроившись на парапете, он несколькими поспешными штрихами размашисто изобразил ракетоносец под клубящимся небом. Чуть накренившись, серый титан пахал буйные валы. Кипящий бурун вполоборота Дима только наметил. – Похож? – спросил Дима, чуть стесняясь.