И прольется свет - Рыбкина Наталья. Страница 19
Стоя перед зеркалом, Верзун покачал головой. Какими же они были молодыми и глупыми. Нелюди, которых боялись Темноликие Боги, опасались Солнцеликие Боги, попались в примитивную ловушку. Шествуя сквозь века, Верзун всегда помнил об уроке, полученном в далеком «детстве».
И все же, глядя на свое отражение, замершее перед инкубом, на поверженных товарищей, сердце Верзуна сжалось.
И познал Верзун свою боль.
Рука Верзуна потянулась к зеркалу, желая разбить его.
…Он лежал на кровати с открытыми глазами. Тело напряжено, подушка валяется на полу, она разорвана. По комнате летает пух, словно большие белые мухи.
Верзун встал, надо пройтись. Ноги сами понесли его в зал, где стояла клетка. Он был растерян, подавлен, так как считал, что давние воспоминания навсегда выпали из его памяти. Тихо шепнули чувства:
— Хозяин не в себе. Разум, ты уверен, что шоковая терапия была необходима?
Подсознание слегка переборщило, задумчиво отозвался разум — Абсолютно непредсказуемая часть мозга, никогда не знаешь чего от него ожидать.
Чувства глубокомысленно засопели.
Крылатая девушка неподвижно лежала в клетке, кровавые рубцы стягивались на глазах, становясь розовыми полосками, затем исчезли и эти свидетельства побоев. Сознание давно вернулось к Корделии, но она не могла заставить себя открыть глаза. Раздались тяжелые шаги, к клетке кто-то шел, пленница прижалась к полу, жалея, что не может врасти в него, сделаться невидимой для мучителей. Возле клетки шаги стихли, потянулись томительные минуты тишины, пленницу стал бить озноб, она не знала чего ожидать. Не выдержав напряжения, девушка
подняла голову и встретилась взглядом с Верзуном. В эту минуту он был похож на каменное изваяние, такой же безмолвный и неподвижный, слабый свет факелов делал его кожу серой. Но в глазах стояло странное выражение, словно у потерявшегося ребенка. Не желая, лежать в его ногах Корделия медленно поднялась, рукой ударилась о прутья. Верзун рассматривал девушку. Его сердце убыстряло темп, казалось еще немного и оно выпрыгнет из груди, заживет собственной жизнью. Он не понял, почему пришел именно к клетке. Верзуну все еще казалось, что он только вчера был превращен из камня в живое существо.
— Почему ты не поешь? — его голос раздался неожиданно, эхо испуганно повторило слова.
— Птица в клетке не поет, кроме того, у меня плохо с вокалом. — Корделия сжалась от страха, кляня себя за произнесенные слова. Сейчас он поднимет руку и… можно молиться Солнцеликим Богам.
— Странно слышать это от Птицы. Ты верно полукровка? — как ни странно, Верзун даже не заметил дерзости. — Для начала расскажи немного о себе, откровенно, без утайки.
— В общем-то и рассказывать нечего. Отца своего я никогда не видела, только по крыльям и понятно, что во мне течет кровь Крылатых. Мама… она была замечательной женщиной, доброй, чуткой, ласковой. Только такой я ее видела, другой не помню. Она была лердой.
— Ласковая ведьма-лерда это такая же нелепица, как чистый крысак.
— Тем не менее это правда, ты должен почувствовать ее запах. Все свое детство я провела в лесном домике, в глуши леса. Деревья стали моими друзьями, они слушали мои жалобы, я носилась меж их стволов, представляя себя ветром. Изредка к дому подбегали маленькие зайчики, они были такие потешные. Но люди не показывались в нашем лесу, первого человека я увидела после смерти мамы…
— Тридцать три года.
— …Я ощутила пустоту, которую нечем было заполнить. Я словно умерла вместе с ней, но что ты можешь понять. Ты, Верзун, гранит обретший плоть.
— Ты никогда не задумывалась, что живое существо появляющееся в нашем мире лишено право голоса в вопросе, кем родится. Не спросили Солнцеликие Боги и гранит, хочет ли он стать живым, просто создали из ста камней сто Верзунов. Неправда, что мы сразу стали неуязвимыми, не ощущающими боли, страха. Когда я ожил, мое каменное сердце едва не разорвалось от страха, все было непонятно, а Солнцеликие Боги внушали ужас своими ярко светящимися телами. Страх, Корделия, овладевает любыми живыми созданиями, не имеет значения, есть у них душа или нет.
— Больше всего испытывают страх люди. Они боятся даже своей тени.
— Люди самые уязвимые и слабые создания на Земле. Но я слышал пророчество старой вампирши. Давным-давно,… когда еще были живы Верзуны. Она постоянно повторяла, что видит другой мир, где правят люди, бегают железные кони. Старуха предрекала нелюдям гибель.
— Ты ей веришь?
Не знаю. С одной стороны люди беспомощные жертвы нелюдей, но… нелюди постепенно вырождаются.
— Ты уверен?
— Сколько детей нелюдей ты видела за последнее время?
— Двоих или троих. А при чем здесь дети?
— Нелюди не бессмертны. Они умирают, практически не оставляя после себя потомство. И нас становится меньше. А люди плодятся и размножаются, уже сейчас их в десять раз больше, чем пятьсот лет назад.
— Только ты бессмертен на земле.
— Порой мне кажется, что во мне навечно поселилась скука, которую ничем не задобришь. Она выедает меня изнутри, оставляя после себя пустоту. Скоро от меня останется одна оболочка без чувств и эмоций. — казалось Верзун разговаривает сам с собой и все же девушка решила поддержать разговор.
— Может тебе найти дело по душе. — робко предложила он — Приструни нечисть, стань их…этим…Верховным Повелителем.
Верзун молчал, и девушка решила, что ее вопрос остался не услышан. Но мужчина мотнул головой, словно отгоняя невидимые ей образы, и ответил:
— Уже был. А навести среди нелюдей порядок, по-твоему, значит, заставить всех жить большой дружной семьей, верно? Можно раздать всем по куску пирога, но это еще не значит, что все станут есть.
Он вышел из зала, Корделия смотрела вслед. Он слишком красив для мужчины. В своей жизни Корделия видела не так много мужчин и все же… Она представила, как целует Верзуна, сердечко забилось сильнее. Девушка покраснела и стыдливо прикрылась крыльями.
Возле стены, скрытый портьерой, стоял Верховный Повелитель нелюдей, он задумчиво смотрел на уходящего Верзуна, лоб прорезала морщина. Верзун не сказал ничего, что дало бы Аску зацепку, как уничтожить врага. Слишком осторожен, дают знать о себе прожитые столетия. Вампир вошел в потайную нишу, поспешил в свой кабинет. Он не сдастся, никогда не сдастся, самое важное найти оружие против Верзуна.
Корделия села на холодный пол клетки, закрыла глаза, вспомнила маму, по щекам текли слезы. Она почувствовала легкое, почти неощутимое прикосновение, открыла глаза. Перед ней возник призрак матери. Призрак колыхался как от легкого ветерка, сквозь него была видна дальняя стена, стол, лавки. В голове Корделии раздался нежный голос.
— Доченька моя, не плачь.
— Мама! — Корделия попыталась обнять мать, но руки прошли сквозь воздух, не встретив преграды, коснулись прутьев клетки.
Призрак плыл по воздуху за пределы клетки, удаляясь все дальше, словно его уносил ветер страны вечных теней, в голове Корделии раздался тихий шепот.
— Доченька, запомни, тебе поможет кошка. Наша домашняя кошка уже ищет тебя. Тот, кто сейчас слаб, обретет силу. Враг станет другом. Помощь спешит.
Голос стих, призрак матери пропал, Корделия, подперев рукой щеку, смотрела в одну точку. Она ничего не поняла. Может, мама и хотела помочь, да только больше запутала. Корделия прервала рассуждения, решив, что ничего умного не надумает, она решила отдохнуть, отрешиться от всех переживаний. В это время камень в нижней части стены начал выдвигаться вперед, из-за него показался маленький гном с хитрым личиком, его темные глаза бездумно смотрели в одну точку. Он отошел от стены и нерешительно замер, в глазах блеснула и тут же пропала искорка разума, он подошел к клетке, достал из-под одежды железную щепочку, вставил ее в замок, щепочка на глазах зашевелилась, стала менять форму, подлаживаясь к форме замочной скважины. В замке тихо щелкнуло, он открылся, гном вяло отворил дверь, отступил на шаг назад. Корделия удивленно смотрела на малопонятные манипуляции, но все же вышла из клетки и пошла следом за гномом, который вывел ее за пределы замка. Часовые, узнав в спутнике Корделии доверенное лицо Верховного Повелителя, не препятствовали ее уходу.