Переулок святой Берегонны - Рэ Жан. Страница 2

Нижеизложенное предназначено Герману, когда он вернется из–за океана.

Если он не отыщет меня, если меня и бедных моих подруг поглотит окружающая нас чудовищная тайна, пусть узнает из этой маленькой тетрадки о наших страшных, томительных днях.

Пусть это послужит доказательством моей нежной привязанности: нужно немало смелости, особенно женщине, чтобы вести дневник на пограничье безумия. Пусть он помолится за меня, если усомнится в спасении моей души…

После смерти тети Хедвиги я не захотела более оставаться в нашем жилище на Хольцдамме.

Сестры Рюкхарт мне предложили переехать на Дайхштрассе. Они занимали просторные апартаменты в большом доме советника Хюнебайна – старого холостяка, жившего затворником на первом этаже среди книг, картин и эстампов.

Симпатичные старые девы – Лотта, Элеонора и Мета – всячески старались усладить мою жизнь. Горничная Фрида, которую я взяла с собой, кажется, понравилась старой фрау Пильц – уникальной кухарке Рюкхартов: она, по слухам, отклонила предложение одного герцога, только бы не покидать своих хозяек.

В этот вечер…

Этим вечером, превратившим нашу приятную и спокойную жизнь в тягостный кошмар, мы не поехали на праздник в Темпельгоф из–за проливного дождя.

Фрау Пильц, всегда предпочитающая видеть нас дома, устроила роскошный ужин: она подала жареную форель и паштет из цесарки. Лотта предприняла настоящие раскопки в подвале, чтобы отыскать бутылку знаменитой капской водки, стареющей там уже лет двадцать. Мы сидели за столом и любовались золотистым мерцанием алкоголя в рюмках богемского хрусталя.

Элеонора заварила китайский чай «су–чонг», что привез нам в подарок один старый моряк из Бремена.

Сквозь порывы ветра и шум дождя послышались восемь ударов колокола церкви святого Петра.

Фрида, сидевшая у огня, клевала носом над иллюстрированной Библией: она не умела читать, но обожала рассматривать гравюры. В конце концов, она спросила разрешения пойти спать. Мы вчетвером принялись разбирать цветные шелковые нитки для вышивки Меты. Снизу донесся легкий скрежет – советник закрыл свою комнату на двойной поворот ключа. Фрау Пильц поднялась к себе, пожелав нам по дороге доброй ночи через закрытую дверь и добавив, что из–за паршивой погоды вряд ли удастся к завтрашнему обеду добыть свежей рыбы. Из дырявого водостока соседнего дома пробилась дождевая струя и принялась долбить мостовую. Ураганный ветер ворвался на улицу, распылив ливень серебряной пеленой. Наверху что–то завизжало и грохнуло.

Лотта вздрогнула.

– Ставень на чердаке.

Она раздвинула гранатовый занавес и выглянула.

– Боже, черным–черно.

Часы где–то в доме пробили полчаса. Лотта подошла к столу.

– Не хочется спать. Во всяком случае, не хочется идти в постель. Мне чудится, темнота и дождь накинутся на меня во сне.

– Дура, – возмутилась простодушная Элеонора. – Если не хочется спать, давайте по–мужски нальем водки и выпьем.

Ее слова растворились в тишине комнаты.

Элеонора вставила в канделябр три свечи, отлитых из редкого сиенского воска: они горели дивным розовым пламенем и дышали цветами и ладаном.

Во что бы то ни стало хотели мы придать праздничный тон этому вечеру, окруженному ливнем и темнотой, и почему–то ничего не получалось.

Энергичное лицо Элеоноры омрачилось внезапным дурным настроением; мне показалось, что Лотта страдала от духоты; Мета безмятежно склонилась над вышивкой. Однако в ней ощущалась настороженность, словно она пыталась уловить посторонний призвук в глубине молчания.

Дверь отворилась и вошла Фрида. Пошатываясь, добрела до камина и рухнула в кресло: ее ошалелые глаза останавливались по очереди на каждой из нас.

– Она спит на ходу, – предположила Элеонора.

Фрида энергично замотала головой. Порывалась заговорить. Я протянула свою рюмку водки и она опрокинула ее залпом на манер кучеров и носильщиков.

В любое другое время мы были бы шокированы, но сейчас у Фриды был такой несчастный вид, и к тому же атмосфера последних минут была столь тягостной, что никто на это не обратил внимания.

– Там, – начала Фрида, – там…

Ее взгляд, смягчившийся на секунду, вновь похолодел.

Элеонора резко постучала по столу.

– Нет, не могу… – выдохнула Фрида. Элеонора решительно подошла к ней.

– В чем дело? Что вы слышали или видели? Что случилось, в конце концов?

– Что случилось? – Фрида задумалась. – Не могу объяснить. Страшно… великий ужас в моей комнате.

– Ах, – воскликнули мы хором.

– Обычный кошмар, – сказала Мета. – Когда неожиданно просыпаешься, а голова накрыта одеялом…

Фрида снова задумалась.

– Нет, фрейлейн, я только задремала и вдруг… Как бы вам объяснить… невыносимо… страшно в моей комнате.

– Боже мой, – вступила я в разговор, – у тебя ничего не поймешь.

Фрида отчаянно затрясла головой.

– Куда угодно… Просижу всю ночь на ступеньке под дождем, только не вернусь в проклятущую кровать.

– Это же надо быть такой идиоткой! Пойду сама посмотрю, – заявила Элеонора, набрасывая шаль на плечи.

На стене посреди университетских наградных листов висела старая рапира папы Рюкхарта. Элеонора помедлила перед ней, усмехнулась, взяла канделябр с розовыми свечами и двинулась к двери, окутанная ароматом душистого ладана.

– Ради Господа Бога, не оставляйте ее одну! – вскрикнула Фрида.

Мы неуверенно приблизились к лестнице. На площадке перед чердаком скользнул розовый отблеск.

Мы остановились в полутьме на первых ступенях. Услышали, как Элеонора толкнула дверь. Настала минута осторожного молчания. Пальцы Фриды сжали мой локоть. Она застонала.

– Не оставляйте ее одну…

В этот момент взорвался хохот, настолько чудовищный, что я предпочла бы умереть, нежели услышать подобное еще раз. Мета вскинула руку.

– Там! Какая–то фигура… там!

Между тем дом постепенно ожил. Советник и фрау Пильц показались в желтом ореоле зажженных свеч.

– Фрейлейн Элеонора, – захныкала Фрида. – Господи Иисусе, как мы ее отыщем?

Мои губы зашевелились сами собой: – Мы никогда ее не отыщем.