Последний гость - Рэ Жан. Страница 2

Только в двух шагах пламя свечи скользнуло по лицу сидящего в кресле.

– Мистер Уинджери! – вскрикнул успокоенный коммерсант. – Вот так штука!

Он даже забыл на секунду корректную лексику образцового владельца отеля.

– Что случилось? Я видел вас у станции.

– Опоздал… поезд… – задыхался посетитель.

– Неужели! Вы так хорошо бежали. Боже, да вы не в силах отдышаться!

– Грудь… очень плохо… легкие поражены… хотел уехать…снег.

– Снег? Вы ошибаетесь, уверяю вас.

Вместо ответа мистер Уинджери протянул исхудалую руку в сторону окон: хозяин отеля изумленно воззрился на падающие в темноту крохотные белые бутоны.

– Ба, – фыркнул он. – Ба… допустим… ну и что?

– Невмоготу мне, – пожаловался больной.

– Я отведу вас домой. Посетитель замотал головой.

– Бесполезно. Вилла пуста и закрыта на ключ. Я останусь здесь, с вашего позволения, если найдется комната и чашка горячего чая.

– Нет–нет, в отеле так не принято, – воодушевился мистер Баттеркап, вернувшись к привычной роли респектабельного хозяина. – Вам необходимо поужинать. Имеется холодная говядина, паштет, рыбные консервы и сыр к вашим услугам.

– Благодарю, меня вполне устроит чашка чая с двумя каплями выдержанного рома.

Мистер Баттеркап немного повеселел.

– Вы составите мне компанию. Представьте, я остался совсем один на бальнеологическом курорте, все разъехались, вы – последний. Не с кем перекинуться словечком в октябрьский вечер, под боком – ревущие волны, дикие гуси дудят, как фанфары; разве это подобающая обстановка для порядочного человека?

Но компаньон оказался ничуть не веселее октябрьского вечера. Мистер Баттеркап с ужасом заметил, как багровеет прижатый к его губам носовой платок. Более того: в тусклом желто–зеленом мерцании свечи платок казался черным, как сапожная вакса.

Простонав жалостное «доброй ночи», мистер Уинджери поднялся в свою комнату: зеленый огарок трясся в его пальцах, как факел в руке пьяного пилота.

Остаток стеарина в лимонадной бутылке бросал лихорадочные отсветы на стены холла. Мистеру Баттеркапу стало совсем тоскливо: он нашел виски более горьким, чем обычно, и выпил стакан торопливо, большими глотками, время от времени злобно посматривая на одно из кресел, где ему мерещился ненавистный начальник станции.

Нет. Стояло пустое кресло, прыгали капризные тени и дрожащие отражения снежинок смущали темноту оконных стекол.

Когда мистер Баттеркап проснулся, ужас, подобно многоножке, дробно и мелко пробежал по телу, неизвестно почему.

Его окружала мягкая, снежная, лунная, молчаливая ночь.

Засыпая, он долго ворчал на сухой и пронзительный кашель мистера Уинджери: теперь ничего не слышалось.

«Заснул, надо думать», – уверил он себя. Но это отнюдь не объясняло, почему мистер Баттеркап съежился и захотел накрыться с головой.

Казалось, было бы логичней бояться вечера и зловещего блуждания теней, однако он почему–то ощутил страх именно сейчас, его голос скорее прошуршал, нежели прозвучал в торжественной лунноликой ночи:

– Посмотрим, что здесь происходит. Ничего. Лунный свет, молчание…

– Происходит ли вообще что–нибудь? – прошептал он хрипло и отрывисто.

Ответ не заставил себя ждать. В глубине ночи раздался шум – плотные, тяжелые стуки без резонанса.

Это были шаги – мрачные монотонные шаги.

– Мистер Уинджери! Мистер Уинджери, – крикнул хозяин отеля.

Ничего. Ничего кроме грузных, упрямых шагов. Они вроде бы покинули комнату постояльца и начали мерно спускаться по ступеням главной лестницы.

Мистер Баттеркап впопыхах напялил на себя какую–то одежду. Он хотел взбунтоваться против ужаса, накатившего черной лохматой волной, и принялся бормотать:

– Вот и жалуйся на отсутствие компании. Черт принес Уинджери, а теперь вообще неизвестно кто шляется по дому.

Он склонился над перилами, но не увидел ничего, хотя лестничная клетка серебрилась ясным металлическим отливом.

Стук шагов доносился снизу. Владелец отеля попытался воспользоваться своим правом.

– Эй! Мистер… мистер гость… мистер последний гость… покажитесь немного…

Голос был тоньше волоса младенца – казалось, дыхания только достало, чтобы раскрыть дрожащие губы.

Ему не пришло в голову позвать мистера Уинджери – он решил спуститься в одиночку.

Шаги сначала слышались в холле, потом затерялись в подвале, хотя не донеслось ни малейшего скрипа дверей или засовов.

Позднее мистер Баттеркап удивлялся, почему он не догадался захватить какого–либо оружия?

Шаги постепенно затихли и тишина придала ему некоторую отвагу.

Мистер Баттеркап бесшумно крался по лестнице и коридору и походил скорее на вора, нежели на собственника. Дверь комнаты мистера Уинджери стояла открытой, несмотря на троекратный письменный призыв: «Bolt your door at night» [2] .

Лунный свет сразу помог разобраться в зловещей драме. Мистер Уинджери лежал на кровати; его голова была втиснута в подушку; жуткий черный рот навечно разворотило протяжным немым криком; голубой оконный отблеск застыл в беззащитных глазах.

– Мертв! – пролепетал мистер Баттеркап. – Умер! Боже, какой скандал!

Секундой позднее он изо всех сил бежал на верхний этаж. Шаги пересекли холл и поднимались по лестнице.

Если бы какой–нибудь ученый объяснил мистеру Баттеркапу, что в тот момент некое шестое чувство, родственное безошибочному инстинкту самосохранения у животных, овладело всем его существом, можно держать пари, что достойный джентльмен пожал бы плечами и даже обиделся. И, тем не менее, он панически удирал.

Слабенький шепот логики с первых же минут опротестовал весьма здравую идею куда–нибудь залечь с оружием в руках.

Повелительный инстинкт гудел в его душе:

– Бежать, бежать! Против ЭТОГО нет средств, сверхчеловечески нет!

Мистер Баттеркап добрался до верхнего этажа, где располагались мансарды для персонала и посыльных, и спрятался среди ящиков и всякого хлама, раскиданного безответственной прислугой. Шаги. Входили в одну комнату, затем в другую, будто подвергая их методической проверке.