Тайны Удольфского замка. Том 2 - Рэдклиф Анна. Страница 27

— А! вон и старые башенные часы звонят, — воскликнул Бертран. — Небось живы остались! пушки не заставили их замолчать.

— Еще бы! — отозвался Уго; часы все время звонили погромче пушек! Я слыхал их звон в самом жарком сражении, а сражения длились здесь несколько дней; я еще боялся, как бы пушка не задела наших старых часов, но они устояли, а с ними и башня.

Дорога обогнула подошву горы и теперь они приблизились к замку настолько, что могли видеть его в глубине долины; луч луны на мгновенье озарил его и затем он снова скрылся во мраке; но быстро промелькнувшие очертания каменной громады успели пробудить мучительные, горькие чувства в сердце Эмилии. Массивные, мрачные стены замка рисокали ей все ужасы заточения и страданий, но теперь, по мере того как она приближалась к нему, к ее страху примешивался луч надежды! Несомненно, что там живет Монтони, но весьма возможно, что там и Валанкур, а она не могла не испытывать чувства радости и надежды, приближаясь к месту, где находился ее возлюбленный.

Путники прошли по всей долине, и скоро Эмилия опять увидела из-за деревьев старые стены и озаренные луною башни; дойдя до крутого обрыва, над которым высился Удольфский замок, они могли при ярком свете луны разглядеть все опустошения, произведенные в нем осадой — кое-где разрушенные стены и обвалившиеся зубцы. Громадные обломки скатились вниз под деревья, между которыми теперь пробирались наши путники, и лежали в перемежку с глыбами земли и скал, которые увлекли за собой при падении. Лес также пострадал от выстрелов, так как служил защитой для неприятеля от огня с укреплений. Множество чудных деревьев были вырваны с корнем, а другие на большом пространстве стояли без крон.

— Нам лучше пойти пешком, — сказал Уго, — а мулов вести подуздцы в гору, а то еще, пожалуй, попадем в одну из ям, вырытых ядрами: тут таких много. Дай мне факел, — продолжал Уго, обращаясь к Бертрану, после того как они спешились. — Смотрите, осторожнее, чтобы не споткнуться о что-нибудь подозрительное, — ведь земля еще не совсем очищена от неприятеля.

— Как? — удивилась Эмилия, — неужели здесь еще остался неприятель.

— Этого я не знаю, — отвечал Уго. — Но когда я уехал отсюда, я видел двух-трех молодцов, распростертых под деревьями.

По мере того, как они подвигались при свете факела, бросавшего мрачный свет на землю и далеко в чащу леса, Эмилия боялась смотреть вперед, чтобы какой-нибудь зловещий предмет не попался ей на глаза. Тропинка была усеяна поломанными стрелами и доспехами, которые носили солдаты в то время поверх более легкой одежды.

— Давай-ка сюда огня, — сказал Бертран, — Я наткнулся на что-то такое, что трещит под ногами.

Уго поднес факел, и они увидали валявшийся на земле стальной панцирь; Бертран поднял его. Оказалось, что он был продырявлен насквозь, а подкладка вся пропитана кровью. Эмилия попросила идти дальше, и Бертран, пустив какую-то грубую шутку по адресу того несчастного, кому принадалежал панцирь, бросил его на землю, и все трое двинулись дальше.

Эмилия на каждом шагу трепетала увидеть следы кровопролития и смерти. Когда они подошли к опушке леса, Бертран остановился, чтобы осмотреть почву, сплошь загроможденную толстыми стволами и ветвями деревьев, недавно служившими украшением местности. Казалось, тут, на этом месте, пришшось особенно плохо осаждающим; судя по вывернутым и поломанным деревьям, здесь-то и происходил самый жестокий бой с гарнизоном. При свете факела блестела сталь между стволами деревьев; земля была усеяна поломанным оружием и клочьями рваной одежды воинов. Эмилия все еще боялась наткнуться на изуродованные трупы; она стапа опять просить своих спутников идти дальше, но они были слишком поглощены своими исследованиями и не обращали на нее внимания. Тогда она отвернулась от этих сцен опустошения и обратила взоры к замку, где заметила огонь, двигавшийся вдоль укреплений. В этот момент башенные часы пробили двенадцать и послышался звук трубы. Эмилия спросила, что это значит?

— О, это только смена часовых, — отвечал Уго.

— Но прежде не было этой трубы, — заметила Эмилия. — Это новый обычай.

— Нет, барышня, обычай-то старый и его теперь только возобновили; он всегда существовал в военное время. Трубят каждый раз в полночь, со времени осады замка.

— Слушайте… опять! — воскликнула Эмилия, когда вторично прозвучала труба.

Вслед затем она услышала слабый лязг оружия; раздался пароль, произнесенный на террасе, и на него ответили из отдаленных частей замка.

Эмилия озябла и опять попросила не останавливаться.

— Сейчас, сейчас, барышня, — отвечал ей Бертран, копаясь в груде обломков пикой, которую всегда носил при себе.

— Слышите? — воскликнула Эмилия. — Что это за шум?

— Какой там шум? — произнес Уго, останавливаясь и прислушиваясь.

— Вот опять! — повторила Эмилия. — Он несомненно доносится с укреплений.

Глянув наверх, они заметили огонек, двигавшийся вдоль ограды укреплений, и порыв ветра донес до них голос часового.

— Кто идет? Отвечайте, или вам будет плохо!

Бертран вскрикнул от радости:

— Ага, товарищ! Это ты? — сказал он и дал пронзительный свисток.

На его сигнал часовой ответил тем же.

Вкоре путники выбрались из леса на взрытую дорогу, которая вела прямо к воротам замка, и Эмилия опять с чувством трепета оглядела грозное сооружение.

«Увы! — промолвила она про себя, опять я возвращаюсь в свою тюрьму!»

— Однако здесь, видно, шла жаркая работа, клянусь св. Марком! — воскликнул Бертран, помахивая факелом над землей. — Ишь как снарядами взрыло землю!

— Да, да, — подтвердил Уго. — Это наши жарили с редута, и чертовски метко, надо сказать! Неприятель прошел бешено приступом на большие ворота; но он мог бы наперед знать, что ничего с нами не поделаешь, потому что, кроме пушки, со стен наши стрелки с двух круглых башен жарили напропалую, — никакой возможности не было устоять, клянусь св. Петром! Такая шла потеха — мое почтение! Я хохотал до упаду, глядя, как подлецы улепетывают! Вот жаль, голубчик Бертран, что тебя там не было, — ты бы взял приз за быстрый бег!

— Ага! ты опять за старые штуки, — угрюмо огрызнулся Бертран. — Счастлив ты, что замок близехонько. Ты знаешь, я ведь не задумаюсь отправить тебя на тот свет, коли ты очень расхорохоришься!

Уго отвечал хохотом и принялся еще что-то рассказывать про осаду. Эмилия слушала и поражалась резким контрастом между теперешним положением края и теми кровопролитными сценами, которые еще так недавно здесь разыгрывались. Грохот пушек, бой барабанов, рев труб, стоны побежденных и крики победителей сменились теперь такой глубокой тишиной, точно смерть восторжествовала одинаково и над победителями и над побежденными. Полуразрушенная башня у главных ворот как будто не вязалась с хвастливым рассказом Уго об удирающем неприятеле, — очевидно, неприятель не только оказывал сопротивление, но и нанес немало вреда, прежде чем обратиться в бегство.

Эмилии показалось, насколько она могла рассмотреть при бледном свете месяца, что в этой башне пробита огромная брешь, а зубцы почти все разрушены. Как раз в одной из нижних бойниц мелькнул огонек и тотчас же исчез; но минуту спустя она увидала сквозь пробитое отверстие в стене солдата, подымавшегося с фонарем по узкой лестнице внутри башни. Эмилия вспомнила, что по этой самой лестнице она поднималась в ту ночь, когда Бернардин обманул ее, обещав устроить ей свидание с г-жой Монтони, и в своем воображении она опять пережала тот ужас, какой испытала тогда. Теперь они очутились уже недалеко от ворот, над которыми соадат отворил дверь комнаты, и при свете его фонаря она смутно увидала стены рокового покоя, где она насмотрелась таких ужасов; ей чуть не сделалось дурно при воспоминании о том моменте, когда она отдернула занавес и увидала страшный предмет, скрывавшийся за ним.

«Может быть и теперь, — размышляла она, — в этой комнате творится что-нибудь подобное; может быть, солдат идет в этот глухой полночный час в караул над телом товарища!»