Кошки-мышки - Рэнкин Иэн. Страница 28

Половицы скрипнули всего один раз, и Ребус почувствовал вошедшего спиной.

— Вы хорошо знаете дом, раз обошли самые скрипучие доски.

Он обернулся и направил фонарик в лицо незнакомцу. Молодой брюнет с короткой стрижкой заслонил глаза от слепящего луча, и Ребус перевел фонарик ниже.

Форма полицейского констебля.

— Вас зовут Нил, — спокойно произнес Ребус. — Или вы предпочитаете Нили?

Его фонарик, опущенный теперь вниз, давал достаточно света, чтобы собеседники могли видеть друг друга. Молодой человек кивнул.

— Можно Нил. Нили — это для друзей.

— Я не ваш друг, — согласился Ребус. — Ронни был вам другом?

— Больше того, инспектор Ребус, — сказал констебль, проходя в комнату. — Он был моим братом.

Сесть в комнате Ронни было некуда, да они и не усидели бы на месте. Нил горел желанием рассказать свою историю, Ребус горел желанием ее услышать. На небольшом пятачке у окна он нетерпеливо ходил от стены к стене, останавливаясь, чтобы получше усвоить отдельные детали в рассказе Нила. Тот остался стоять у двери, время от времени отталкивая, а потом снова притягивая ее к себе, прислушиваясь к протяжному скрипу и поворачивая ручку вниз и вверх. Фонарь отбрасывал на стены шаткие тени, высвечивая профили говорящего и слушающего.

— Конечно, я знал, что с ним происходит, — начал Нил. — Хоть он и был старше, я всегда знал его лучше, чем он меня, всегда мог предсказать его действия.

— Вы знали, что он наркоман?

— Да, он начал еще в школе. Однажды его поймали, хотели исключить. Через три месяца взяли обратно, разрешили сдать экзамены, и он сдал все на «отлично». Мне это не удавалось.

«Верно, — подумал Ребус, — иногда восхищение заставляет нас закрывать глаза на…»

— А после экзаменов он убежал из дома. Мы ничего не знали о нем несколько месяцев. Родители чуть не сошли с ума, а потом решили выкинуть его из головы, сделать вид, будто его не существовало. Запретили мне упоминать его имя.

— Но он дал вам знать о себе?

— Прислал письмо на адрес одного приятеля. Это было хорошо придумано, родители ничего не узнали. Написал, что поселился в Эдинбурге, что там ему нравится больше, чем в Стерлинге, что у него есть работа и девушка. Ни адреса, ни номера телефона.

— Он часто писал?

— Не очень. Разумеется, сильно привирал. Написал, что вернется только на собственном «порше» и докажет отцу и матери, что он взрослый мужчина. Потом письма прекратились. Я окончил школу и пошел работать в полицию.

— И перевелись в Эдинбург.

— Не сразу, через какое-то время.

— Для того, чтобы разыскать брата?

Нил улыбнулся.

— Вовсе нет. Я тоже выкинул его из головы. У меня своя жизнь.

— И что было дальше?

— Однажды я поймал его во время патрульного обхода.

— Где ваш участок?

— Я служу в Масселборо.

— Масселборо? Не близкий конец. И в каком смысле поймали?

— Он шел на автопилоте и явно побитый.

— Он сказал вам, откуда?

— Нет, но я сам догадался. Торговал собой на Колтон-хилле.

— Да, мне уже намекали, что он этим промышлял.

— Не он первый. Быстрые деньги для тех, кому стало все равно, где их брать.

— А ему было все равно?

— Раньше нет. Но иногда он… Может быть, я и в самом деле не знал его так хорошо, как мне казалось.

— И вы стали приходить к нему?

— В тот вечер пришлось провожать его до дома, а на следующий день я снова зашел. Он страшно удивился, потому что ничего не помнил.

— Вы не пытались помочь брату соскочить с иглы?

Нил помолчал. Дверь снова проскрипела на ржавых петлях.

— Сначала пытался, — сказал он наконец. — Но казалось, он держится в рамках. Я знаю, глупо было в это верить после того, в каком состоянии я его видел в первый вечер, но в конце концов таков был его выбор, и он все время повторял мне это.

— А как он оценил то, что его брат стал полицейским?

— Хихикал. Впрочем, я никогда не приходил сюда в форме.

— До сегодняшнего дня.

— Да. Я и был-то всего несколько раз. Мы всегда сидели в этой комнате. Он не хотел, чтобы меня видели другие обитатели дома, боялся, что они почуют легавый дух.

Теперь улыбнулся Ребус.

— Вы не пытались проследить за Трейси?

— Трейси? Кто это?

— Подружка Ронни. Вчера вечером она пришла ко мне домой. Сказала, что ее кто-то преследует.

Нил покачал головой.

— Не я.

— Но ведь вы были у моего дома вчера вечером?

— Был.

— И приходили сюда в тот вечер, когда Ронни умер?

Вопрос прозвучал слишком прямолинейно, но иначе не получалось. Нил перестал теребить ручку двери, помолчал секунд тридцать и глубоко вздохнул.

— Да, я заходил.

— Вы потеряли вот это.

Ребус показал зажим. Нил не мог как следует рассмотреть его в слабом свете фонарика, но сразу понял, о чем идет речь.

— Черт, моя прищепка от галстука! Я искал ее. Она сломалась в тот день, и я положил галстук в карман.

Ребус снова убрал зажим в карман, Нил понимающе кивнул.

— Зачем вы ездите за мной?

— Я хотел поговорить с вами, но не мог набраться смелости.

— Вы не хотели, чтобы родители узнали о смерти Ронни?

— Да. Сначала я надеялся, что вы не установите его личность, но вам это удалось. Не знаю, что будет с родителями. В худшем случае они обрадуются, потому что окажется, что они были правы, когда вычеркнули его из своей жизни.

— А в лучшем случае?

— В лучшем? — Нил попытался всмотреться Ребусу в глаза. — Лучшего нет.

— Вероятно. Но так или иначе необходимо им сообщить.

— Я понимаю.

— Тогда зачем преследовать меня?

— Потому что теперь вы ближе к Ронни, чем я. Я не знаю, почему это дело интересует вас, но вы хотите разобраться. И я тоже. Я хочу выяснить, кто продал ему эту отраву.

— Я обязательно выясню.

— А я хочу вам помочь.

— Это всего лишь первая глупость, которую вы сказали; для констебля не так уж плохо. Дело в том, Нил, что вы только помешаете мне. Пока в помощниках недостатка нет.

Нил уныло опустил голову. Ребус понял, что исповедь закончена и все необходимое сказано. Он подошел к двери и остановился напротив Нила.

— У моей машины четыре колеса, малыш. Вполне достаточно.

Внезапно донесшийся снизу звук шагов показался обоим громче полицейской сирены. Ребус выключил фонарик.