Кошки-мышки - Рэнкин Иэн. Страница 38

— Но не удивляет?

Вандерхайд только пожал плечами.

— Ваше имя упоминается в связи с деятельностью оккультной секты, практиковавшей в Эдинбурге в шестидесятые годы. Вы были ее участником?

— Не отрицаю.

— Точнее сказать, вы были ее руководителем, или даже — если уместен такой термин — светилом.

Вандерхайд рассмеялся неприятным, скрипучим смехом.

— Я тронут, инспектор. Поистине тронут. Продолжайте, пожалуйста.

— Найти ваш адрес не составило труда. В телефонной книге всего несколько человек с такой фамилией.

— Почти все мои родственники живут в Лондоне.

— Я пришел к вам, мистер Вандерхайд, в связи с расследованием по делу об убийстве. Не исключено, впрочем, что смерть была случайной, а вокруг нее затеяна какая-то темная игра.

— Вы меня интригуете.

Вандерхайд сложил кончики пальцев и поднес их к губам. Он совершенно не походил на слепого. На передвижения Ребуса по комнате он не обращал внимания.

— Тело было обнаружено лежащим с раскинутыми в сторону руками, ноги вместе…

— Обнаженное?

— По пояс. По сторонам тела — две сгоревшие свечи, а на стене над ним — знак: пятиугольная звезда.

— Что-нибудь еще?

— Нет. Рядом с телом на полу — банка и в ней несколько шприцев.

— Смерть от передозировки наркотика?

— Да.

— Хм-м-м…

Вандерхайд встал со своего места и прошел прямо к книжному шкафу. Он не открыл его, но стоял, словно читая названия на корешках.

— Если мы имеем дело с жертвоприношением, инспектор… Ведь такова ваша теория?

— Одна из нескольких.

— Так вот, если это жертвоприношение, то средства умерщвления весьма необычны. Более того, ни о чем подобном я никогда не слышал. Начнем с того, что сегодня даже самые последовательные сатанисты едва ли решатся на человеческое жертвоприношение. Убийцы-психопаты не раз пытались представить свои преступления как ритуальные убийства, но у нас, как я понимаю, речь идет не о том. Настоящее человеческое жертвоприношение — собственно говоря, любое жертвоприношение — требует пролития крови. В современных обрядах и кровь, и тело жертвы заменены их символами, например, хлебом и вином, как в евхаристии. Иногда, если убивают животное, кровь настоящая. Но ритуальное убийство без крови — это что-то новое. Да и умерщвление путем введения сверхдозы наркотика… Нет, инспектор, гораздо правдоподобнее ваше предположение, что кто-то пытался замутить воду, манипулируя с уже бездыханным телом.

Вандерхайд снова повернулся лицом к комнате, к Ребусу. И развел руками, показывая, что ничем не может помочь.

Ребус опустился в кресло, еще раз потрогал чашку. Она остыла. Улика исчезла, улетучилась.

Он поднял чашку и рассмотрел ее. Безобидные голубые цветочки, небольшая трещинка. Вдруг Ребуса будто озарило: теперь он знал, что ему делать. Поднявшись, он направился к двери.

— Вы уходите?

Он вышел из комнаты, не отвечая Вандерхайду, и быстро подошел к темной дубовой лестнице. На виду был только один пролет, а дальше лестница поворачивала под прямым углом. Секунду назад на площадке кто-то стоял, прислушиваясь. Ребус не видел человека, но чувствовал его присутствие. Чуть волнуясь, он кашлянул.

— Спускайся, Чарли.

Он подождал. Ответа не последовало, но он знал, что парень стоит за поворотом лестницы.

— Или ты хочешь, чтобы я поднялся? Поговорим вдвоем в темноте?

Тишину нарушили только мягкие шаги Вандерхайда и стук его трости. Ребус обернулся. На лице у пожилого человека застыло высокомерное выражение. Непохоже было, чтобы он испытывал какой-то стыд.

Наконец лестница скрипнула.

Ребус победно улыбнулся. Предчувствие его не обмануло.

— Хелло, Чарли, — произнес он.

— Я не собирался бить ее. Она сама начала.

Спуститься с площадки, однако, Чарли не спешил. Ребус смутно различал его лицо, ссутулившиеся плечи, опущенные вниз руки. Интеллигентный голос исходил словно откуда-то издалека.

— Почему бы тебе к нам не присоединиться?

— Вы собираетесь арестовать меня?

— По какому обвинению? — полюбопытствовал Ребус.

— Этот вопрос должен был бы задать ты, Чарльз, — наставительно произнес Вандерхайд.

Ребусу надоела эта игра.

— Спускайся! — скомандовал он. — Выпьем еще по чашке «Эрл Грея».

Ребус раздвинул малиновые бархатные шторы на окнах, и интерьер гостиной сразу утратил свою таинственность. Загадочные фигурки на каминной полке стали обычными мирными безделушками. Тома за стеклом оказались книгами классиков и о классиках: Диккенс, Гарди, Троллоп. Ребус подумал — неужели в наши дни кто-то читает Троллопа?

Чарли занялся приготовлением чая в длинной узкой кухне, а Вандерхайд и Ребус молча сидели в гостиной, слушая позвякивание чашек и ложек.

— У вас хороший слух, — произнес Вандерхайд, выдержав долгую паузу.

Ребус пожал плечами. Он продолжал оценивающе оглядывать комнату. Нет, он не смог бы здесь жить, но, пожалуй, тоже с удовольствием навещал бы обитающего в такой атмосфере пожилого родственника.

— Ну вот и чай, — сказал Вандерхайд, когда вошел Чарли, неуверенно неся перед собой поднос. Опустив его на пол между креслами и диваном, он умоляюще поглядел на Ребуса. Тот не ответил на его взгляд и лишь коротко кивнул, принимая чашку. Ребус собрался было заговорить о том, как ловко Чарли пользуется потайными ходами и запасными дверьми, но молодой человек занялся делом: он передал Вандерхайду чашку, благоразумно наполненную лишь наполовину, и подвел его пальцы к широкой ручке.

— Вот так, дядя Мэттью.

— Спасибо, Чарльз, — отозвался Вандерхайд, и, если бы он был зрячим, его улыбка адресовалась бы прямо Ребусу, а не пространству над плечом инспектора.

— Уютно, — сказал Ребус, вдыхая терпкий аромат бергамота.

Чарли сидел на диване, скрестив ноги, почти расслабившись. Он-то действительно чувствовал себя в этой комнате уютно, как в старых, привычных, потертых брюках. Он молчал, предоставив Вандерхайду вести разговор.

— Чарльз рассказал мне всю эту историю, инспектор Ребус. Точнее, рассказал столько, сколько счел нужным.

Чарли бросил на дядю быстрый взгляд, и тот улыбнулся: Вандерхайд, безусловно, чувствовал недовольство племянника, но не желал с ним считаться.