Его единственная любовь - Рэнни Карен. Страница 24

– А где остальные?

– У меня есть соседи, англичанин, но они прячутся от вас. Страх сделал их осторожными.

– Но ты не боишься?

– Я слишком стара, чтобы бояться, – сказала она и неожиданно улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо и сделала его моложе, в нем появился намек на былую красоту. Он представил, какой она была в молодости и осталась бы даже в старости, если бы постоянное недоедание не иссушило ее.

– У тебя есть хоть какая-нибудь пища? – спросил он.

– У меня есть грязь, глина, – ответила она все с той же улыбкой. – Целая гора глины!

У него мелькнула неприятная мысль, что в прошлом году она могла потерять всех родных, и он сделал знак Харрисону. Его адъютант спешился и шагнул вперед.

– Принеси мои припасы, – сказал Алек.

Один пропущенный обед ему не повредит, решил он, но, возможно, продлит жизнь этой женщины.

– Разумно ли это, сэр? – Харрисон оглянулся через плечо на Седжуика. Тот сидел с безучастным видом, ожидая, чем это кончится, и все его внимание было направлено на Алека.

Алек прижал пальцы к переносице, закрыл глаза, мечтая о том, чтобы прошла головная боль. Харрисон прав. Любой акт милосердия можно истолковать как помощь врагу. И он не сомневался, что Седжуик использует полученные сведения о нем ему во вред.

– Я не возьму вашей еды, англичанин, – возразила старуха. Она отрицательно покачала головой, потом медленно повернулась и заковыляла к своему дому. Она была так слаба, что ей пришлось несколько раз останавливаться, тяжело опираясь на палку. Он подошел к ней, протянул ей руку, но она не приняла его помощи, и он взял ее под руку. Быстрый косой взгляд исподлобья только усугубил уже закипавшее в нем раздражение.

– Значит, ты скорее умрешь, чем примешь от меня пищу? – спросил он.

– Вы отняли у меня все, англичане. Осталось только тешить свою гордость.

– Гордостью сыт не будешь, – сказал он.

– Но и без нее не прожить. – Ее слова заставили его замолчать.

Он все-таки пошел вслед за ней и остановился в дверях ее лачуги. Он ожидал, что она захлопнет дверь у него перед носом, но у нее не оставалось на это сил. Вместо этого она опустилась на стул у двери, крепко сжимая свою палку мертвенно-белыми пальцами и опираясь лбом на сложенные на набалдашнике руки.

Дом, скорее, глинобитная хижина, имел круглую форму и отверстие в кровле для трубы. В центре земляного пола была выкопана неглубокая ямка – своеобразный очаг, источник тепла и место для приготовления пищи. Но он давно остыл, и зола была выметена дочиста.

У стены стояли небольшой столик и стул, родной брат того, на котором сидела старуха. У противоположной стены, выбитой в каменном склоне холма, находилось жалкое подобие постели, где горой были навалены шкуры животных. Но самым удивительным предметом в этой хижине был ткацкий стан.

Алек вошел в дом, низко наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Его пальцы пробежали по натянутым на раму шерстяным нитям.

– Ты умеешь ткать? – спросил он.

– Умела, – ответила она, и ее голос был едва слышен в этом тихом жилище. – Пока мои руки не стали слишком сильно болеть. Тогда этим занялась моя дочь.

Он оглянулся, потом посмотрел на нее.

– Где она?

– Совсем близко, – ответила она, пристально глядя на него. – Под этой грудой камней.

– Прости меня, – сказал он просто. Она слегка улыбнулась.

– Англичанин, ты не виноват в ее смерти. У нее были тяжелые роды, и ни она, ни дитя не выжили.

– Ты не продашь мне свой стан? – внезапно спросил он.

– А что мне делать с твоими деньгами, англичанин? – спросила она. Как видно, его вопрос позабавил ее.

– Ну, давай тогда меняться, – предложил он. – Твой ткацкий стан за мою еду.

Она молча, внимательно смотрела на него.

– Зачем он тебе?

– Чтобы исправить зло, – ответил он, и в его словах была чистая правда.

Наконец она кивнула, и он, подойдя к двери, поманил Харрисона. Сделка была завершена, когда двое солдат погрузили ткацкий стан на грубо сколоченную телегу, вымененную у другого жителя деревни.

Прежде чем они покинули это селение, Харрисон горкой навалил припасы Алека и свои собственные на стол старухи. Она подняла глаза на Алека, и улыбка пропала с ее лица.

– Ты выбрал тяжкую участь, нелегкую дорогу, – сказала она с загадочным видом. – Но этот выбор сделало за тебя твое сердце.

– А как насчет судьбы? – спросил он мягко.

– Это правда, – ответила она и снова улыбнулась. На прощание она коснулась его руки, и этот жест, как ни странно, он принял за благословение.

Глава 11

Лейтис сидела в пещере, прислонившись к каменной стене. Солнечный свет начинал меркнуть, возвещая о скором наступлении ночи. Куполообразный потолок пещеры был черным от дыма факелов, которые жгли многие поколения давно почивших здешних обитателей. Пурпурно-серый сланцевый пол был неровным, будто изрытым оспой. В его углублениях тени сгущались и казались крошечными лужицами.

Лейтис уткнула лицо в колени и укутала ступни и лодыжки складками юбки. В этом загадочном волшебном месте она с детства искала убежище, приходила сюда в минуты испытаний и огорчений или просто чтобы избавиться на время от общества братьев.

Легкое дуновение коснулось ее щеки. Это ветерок вздыхал в кустах, стоявших как часовые у входа в пещеру.

И не горькие воспоминания до слез разбередили ее душу, а чистая красота представшей перед ней сцены. Гилмур сверкал в отдалении, как старая леди, разодетая в лучший наряд и увешанная драгоценностями. Золотистый свет угасающего дня танцевал на рухнувших участках стен. Как царственная глава рода, леди восседала в своих потрепанных, но некогда роскошных одеждах, старательно избегая смотреть на возведенный неподалеку форт.

Вернись Лейтис в деревню, она могла бы навлечь беду на своих родичей, на других членов клана, потому что Мясник стал бы ее искать именно там.

Она запрокинула голову, опираясь ею о стену, усталая до изнеможения. Она и не помнила, когда еще так уставала.

– Что мне делать? – вопрошала она тени, но они оставались безмолвными.

Она ведь не может жить здесь. К тому же, кроме Хемиша, у нее не оставалось больше родственников, которые могли бы ее приютить. Она не станет подвергать опасности своих друзей или сельчан, а это означало, что у нее нет выбора. Конечно, легче всего обвинить в своих неприятностях Мясника, но ведь и Хемиш сыграл в них немалую роль. Он бросил вызов инвернесскому Мяснику, а она подозревала, что этот человек не менее упрям, чем ее дядюшка. Но у нее не оставалось сомнений в исходе их противостояния. У полковника в подчинении не менее сотни солдат. Он обладает железной волей и решимостью выполнить поставленную задачу.

Какой бы угрозой он ни был для ее клана и страны, она не могла забыть той минуты, когда он со вздохом положил голову ей на плечо и легонько коснулся губами ее лба. Казалось, он чувствует себя таким же потерянным и одиноким, как и она сама.

Полдень уже давно миновал, и день клонился к вечеру, когда Алек повел своих людей назад, в форт Уильям. Уходящее на покой солнце проявило напоследок доброту к руинам замка, затопив их янтарным светом, погрузив в золотистую дымку.

Прибыв на место, он подал сигнал, и его люди спешились.

– Пусть телегу отвезут в Гилмур и разгрузят там, – приказал Алек Харрисону.

Его адъютант кивнул и принялся отдавать распоряжения солдатам.

– Со счастливым возвращением, полковник, – приветствовал его один из сержантов, принимая у него поводья.

Алек спрыгнул с коня и бросил взгляд на Гилмур.

– Этот день не принес ничего нового. Верно? – спросил он.

– Да, сэр, – ответил сержант. – Следует ли мне сообщить дежурному офицеру, что вы хотите выслушать его рапорт?

– Нет, – ответил Алек. – Это подождет.

Он зашагал к развалинам Гилмура, опережая поскрипывающую телегу. Эту развалюху чудом удалось дотянуть до форта. Когда драгоценный груз перенесут в замок, телегу можно расколоть на дрова, подумал он мрачно. Но свою службу она сослужила – с ее помощью удалось доставить ткацкий стан для Лейтис.