Его единственная любовь - Рэнни Карен. Страница 68

За своей спиной она слышала приглушенные стоны: колени стариков, пораженные артритом, протестовали против крутизны спуска. Все проявили беспримерное мужество. Жалобы слышались только от Питера и Хемиша, да и те в основном были обращены друг к другу.

И все же путешествие казалось нескончаемым, потому что вела их одна Лейтис. Прежде с ней всегда был Йен, успокаивавший ее шуткой или просто державший за руку. Чувство ответственности за судьбу следовавших за ней людей, которую она взяла на себя, должно было изгнать из ее мыслей другие заботы, но она не могла не думать о безопасности любимого.

Чем он сейчас занят? Что за неотложное дело у него появилось? Ведь он мог отстать от них, и что тогда ей делать?

Наконец, все они спустились вниз. В полумраке пещеры она подняла фонарь и зажгла его с помощью трутницы, которую ей оставил Йен. Как он и предупреждал, гораздо легче было спускаться по лестнице в темноте. Стены пещеры были покрыты зелеными водорослями, блестевшими в свете фонаря. И многие отдергивали руки, потому что, согласно суеверию, зеленый цвет считался цветом несчастья и скорби.

Ступени из блестящего черного камня еще хранили следы поработавшего над ними резца. Лейтис могла только восхищаться и удивляться тому, как хорошо они сохранились. Неужели это сам святой Ионис вырезал их в скальной породе за долгие годы своей жизни на острове? Или это сделали задолго до него его предшественники?

Изгнанники по одному просачивались в пещеру, и восклицания облегчения замирали на их устах, когда они поднимали глаза на потолок. Другой неожиданностью для них оказался портрет возлюбленной Иониса, которая смотрела на них в тусклом свете фонаря.

Люди сгрудились, как стадо овец, – следы пережитого страха были заметны на их лицах. Лейтис предпочла бы, чтобы они немного отдохнули, но не было времени для этого – корабль ждал их.

Она прошла по пещере, но то и дело оглядывалась на лестницу. «Пожалуйста, поспеши», – мысленно шептала она, обращаясь к Йену, и слова эти отдавались болью в ее сердце. Однако молитва, обращенная к Господу, не могла остаться без ответа.

Она протиснулась сквозь толпу к выходу из пещеры и вывела людей на скалистый берег, усеянный камнями. Она была поражена размерами торгового судна. По сравнению с ним бухточка казалась крошечной. Высоко держа фонарь, она начала размахивать им над головой, так что его свет образовал огненную дугу. Она надеялась, что с корабля их заметят.

Тотчас же на воду была спущена шлюпка с двумя матросами, которые быстро гребли к берегу.

– Ты можешь меня простить, Лейтис? – спросил Хемиш, оказавшийся за ее спиной. – Ты еще ничего мне не сказала.

Она бросила на него решительный взгляд.

– Мне нечего тебе сказать, дядюшка, – ответила она спокойно. – Возможно, со временем я найду для тебя слова прощения.

– Неужели тебе легче простить Мяснику все его злодеяния? – спросил Хемиш отрывисто.

Ей показалось забавным, что даже теперь он не утратил своего высокомерия.

– Он всегда был добр ко мне, – сказала она.

– Я должен был лучше защищать тебя, племянница, – признал Хемиш.

Ей было нечего ему ответить.

– Итак, ты, значит, заставишь меня расплачиваться за мою глупость до моего смертного часа?

Старик хмуро смотрел на нее, а она думала, почему он выбрал именно эту минуту, чтобы ее отчитывать.

Шлюпка причалила, ткнулась в каменистый берег, и из нее выпрыгнули два матроса и принялись помогать пассажирам рассаживаться.

– Умеешь грести, дядя? – спросила Лейтис. Он коротко кивнул.

Она указала на ялик Йена, пришвартованный поблизости.

– Если мы будем отправлять на борт сразу по две партии, это ускорит дело.

– Значит, это и будет моим искуплением – стать бременем для жителей Гилмура?

Его раздражение вызвало у нее смех. Она торопливо обняла старика, и по изумленному выражению его лица поняла, что это было для него неожиданностью.

– Ты никогда не изменишься, дядя, – сказала она с уверенностью. – Да, – добавила она, улыбнувшись ему, – это и станет твоим наказанием и искуплением.

Хемиш ничего не сказал, но на его лице расцвела улыбка, а Лейтис нечасто приходилось видеть ее на этом морщинистом лице.

– Вполне заслуженно и справедливо, – сказал он.

Он повернулся к Питеру, смущенно улыбаясь.

– В таком случае ты станешь моим первым пассажиром, старый козел.

– Мудрый человек и сам сможет позаботиться о себе, – ответил Питер.

– Собираешься добираться вплавь? И думаешь, что это мудро?

Старики направились к ялику, но посторонились, пропустив вперед Марту с дочерью и позволив им устроиться на носу.

Лейтис знала, что до конца своих дней будет помнить этот исход. По небу бежали длинные перистые облака, освещенные снизу оранжевым сиянием закатного солнца. В этом угасающем солнечном свете ожерелье из скал, окружавших бухту, казалось янтарным. Она слышала, как вода мягко плещется о прибрежные скалы. Слышала вздохи тех, кто не хотел покидать Гилмур, но слишком хорошо понимала, что оставаться здесь бессмысленно. Возбужденные вопросы самых храбрых и любопытных из детей напомнили ей Фергуса и Джеймса и самого Йена, дерзких и отважных, но бессильных что-либо изменить.

Ветерок трепал волосы Лейтис, сдувая их со лба назад, и нес с собой довольно ощутимую прохладу. Это было предвестием зимы, обещанием того, что скоро наступит иное время года. Она хотела бы быть здесь с Йеном зимой, когда ветви деревьев обрастут сосульками, а ветер задует с новой яростной силой. Она хотела бы сидеть у камина в уютном доме и ждать его прихода, увидеть его, улыбающегося ей, с разрумянившимся на холоде лицом.

Он бы потоптался у порога, чтобы очистить свои сапоги, и рассказал ей, чем занимался днем. Она бы его сытно накормила и внимательно слушала бы его рассказ, а потом показала бы ему сотканный ею плед. Это было бы нечто похожее на тартан Макреев, в который вплелись бы новые нити. И когда пришло бы время ложиться спать, они заключили бы друг друга в объятия со смехом, нежностью и пылкой страстью.

«Господи, молю тебя, пусть так и будет!»

Глава 30

Когда последний из жителей деревни ступил на лестницу, Йен прикрыл отверстие плитой и стремительно направился в комнату лэрда.

Он подошел к ткацкому стану и снял с него готовое полотнище. Спрятав его под жилетом, он вышел из комнаты и прошел под аркой в зал клана.

Йен насторожился, услышав, как кто-то чихнул совсем близко.

– Я повсюду его искал, сэр, – послышался простуженный голос Дональда, – но его нигде нет. И здесь тоже.

– Но должен же он где-нибудь быть, – сказал Харрисон. – Мы должны найти его потайную лестницу.

Йен выступил из тени и оказался лицом к лицу со своими адъютантом и денщиком.

– Я пытался найти способ передать весточку вам обоим, – сказал он. – Вам здесь оставаться опасно. Скоро меня заклеймят как дезертира в дополнение к тому, что уже сочли предателем.

– Но вы ведь не думали, что мы вас оставим, сэр? – спросил Харрисон.

– Вы оба всегда были мне верны. Вы сделали для меня больше, чем мог бы пожелать любой человек и командир. Но теперь вы должны подумать о собственной безопасности.

– Прошу прощения, сэр, но куда вы отправляетесь? – произнес простуженный Дональд.

– Куда глаза глядят – в любую страну, кроме Шотландии и Англии, – сказал он. – Окончательный пункт нашего путешествия еще не определен.

– Вы не желаете, чтобы мы вас сопровождали, сэр?

– Я был бы счастлив, если бы вы оба, друзья, были со мной. Но такое решение не принимают с кондачка. Армия не очень-то ласкова к дезертирам.

– Но они не смогут нас повесить, если не поймают, сэр, – сказал Дональд, ухмыляясь.

Харрисон вытянулся по стойке «смирно».

– Сэр, я считаю своим долгом кое в чем вам признаться.

– Победоносное выражение твоего лица могло бы объясняться одним, – сухо заметил Йен. – Ты хочешь сказать, что намерен передать меня в руки Камберленда? Ничто иное не могло бы заставить тебя принять такой торжествующий вид, не так ли?