Его единственная любовь - Рэнни Карен. Страница 8

Алек направился к Седжуику, оглядывая пленника.

– Отведите его в тюрьму, – распорядился майор, потом искоса посмотрел на Алека. – Если только, полковник, вы не хотите допросить его прямо здесь, – добавил он.

Алек покачал головой.

Хемиш сосредоточил все свое внимание на Седжуике.

– Вам нужен я, – сказал он, – а не они. Если, конечно, англичане не предпочитают воевать с женщинами и детьми.

Алек намеренно встал между Хемишем и Седжуиком. Если майор мог ударить женщину, то поднял бы руку и на старика. И, судя по выражению лица майора, он был весьма близок к этому.

– Возможно, будет лучше, майор, если вы вернетесь в форт, – сказал Алек сдержанно. – Я присмотрю за пленником сам.

На мгновение ему показалось, что майор будет протестовать. Казалось, невысказанные слова душили его. Но Алек был закаленным солдатом, оставив дом в восемнадцать лет по воле своей бабки со стороны отца, и с тех пор служил в армии. Он знал, как обращаться со строптивыми офицерами, и был готов к этому.

Наконец, Седжуик кивнул и зашагал прочь, но напряженная осанка выдавала его гнев.

Алек следил за ним, пока он не поднялся по склону холма и не поскакал к форту Уильям.

Он повернулся к двоим солдатам.

– Подержите этого человека здесь, пока не затушат пожар, – сказал он. – А потом препроводите его в тюрьму.

– Полагаю, что вы нажили себе врага, сэр. – Харрисон, подходя к нему, кивнул в сторону удалявшегося Седжуика.

Алек посмотрел на своего адъютанта.

Томас Харрисон, его адъютант с тех самых пор, как они встретились во Фландрии, был самым трезвомыслящим из его офицеров. От него редко можно было услышать слово, если он мог обойтись жестом. Алек вполне полагался на его скромность. Только Харрисон и его помощник сержант Тэннер знали тайны его прошлого.

Харрисон при всех его достоинствах был на редкость непривлекательным. У него был широкий нос и острый подбородок, а глубоко посаженные орехового цвета глаза смотрели на мир внимательно и подозрительно.

Если их отношения были не слишком теплыми, то только из-за сдержанности Алека. Он сознавал свой долг, груз ответственности и недостаток опыта для того, чтобы обладать правом посылать своих людей в бой. И все же бывали минуты, когда его отношения с адъютантом становились почти дружескими.

– Я мог предполагать, что мое появление здесь его не обрадует. Ведь до моего прибытия он был начальником здешнего гарнизона, – согласился Алек.

– Нелегкую задачу возложили на вас, полковник, – сказал Харрисон.

– Распоряжения Камберленда никогда не бывают легкими, и выполнить их без определенных усилий невозможно, – ответил Алек.

Не взглянув на Лейтис, он сел на лошадь и повернул к форту Уильям. Харрисон ехал рядом.

Форт Уильям, строение из красного песчаника, примостился рядом с Гилмуром и был обращен тыльной стороной к морю.

Здание форта было выстроено в форме незамкнутого четырехугольника, и его фасад выходил к мосту через лощину.

– Вот так уродство! – Адъютант даже не пытался смягчить свои слова.

– Зато какое выгодное местоположение, – с улыбкой возразил Алек.

Он сразу оценил особенности здания, присущие всем фортификационным сооружениям, воздвигнутым англичанами в Шотландии. Десять бойниц для пушек смотрели на лощину, от фасада вниз устремлялся склон, и пушки окружало двойное защитное кольцо внутренних и внешних стен, между которыми располагался земляной вал, служивший барьером от огня и шума. Разумеется, со стороны моря форт тоже был защищен пушками.

Алеку еще предстояло проинспектировать форт и познакомиться с солдатами гарнизона, войти в курс дела. Но Алек медлил и смотрел на руины замка справа от форта.

Взгляд Харрисона обратился туда же.

– Замок Мрака, – сказал он с улыбкой.

– Гилмур, – поправил его Алек.

Он подъехал ближе, против воли влекомый воспоминаниями, связывавшими его с этим местом.

– Сколько времени потребовалось, чтобы его разрушить? – спросил Харрисон, глядя на руины.

В ответ Алек только покачал головой. Судя по пятнам на кладке, походившим на заплаты, майор Седжуик и его люди, исчерпав запасы песчаника, использовали кирпичи и камни замка Гилмур для завершения строительства форта. Груды щебня и битого кирпича так и лежали во дворе замка, где их бросили строители. Надворные постройки были разрушены, от них не осталось даже следов.

Алек спешился, не отрывая глаз от руин замка. Крыши уже не было, а высокая стена фасада уменьшилась вдвое.

Всего за год дожди и холода завершили начатое. Кирпичи, которыми стены были выложены изнутри, потеряли свой теплый охряной цвет и приобрели зеленоватый оттенок там, где были покрыты мохом.

Он ступил туда, где когда-то был парадный зал клана. Дождь хлестал по побитому и стертому деревянному полу, и это усугубляло печальный вид развалин. Щиты и палаши, некогда украшавшие западную стену, исчезли. Ребенком он взирал на них с трепетом – их вид и восхищал, и пугал его. На ныне пустом месте когда-то стоял кованый сундук, где его дед держал пледы, охотничьи тартаны [2] и парадные килты.

В передней части зала, там, где лэрд обычно держал совет, когда-то стояло резное деревянное кресло, которое казалось юному Алеку троном. Теперь и оно исчезло, и только светлый квадрат на полу напоминал о нем.

Каждый шаг по обломкам кирпича и дерева вызывал у Алека поток воспоминаний. Харрисон следовал за ним в отдалении, понимая или догадываясь, как тяжелы для его начальника эти минуты.

Гилмур был построен в форме буквы «Н». Замок и монастырь как бы поддерживали друг друга, соединенные арочным переходом, теперь тоже полуразрушенным и открытым всем ветрам.

Алек осторожно ступил на порог часовни. Его не пугало, что остатки кровли и стен могли обвалиться, – они выглядели достаточно прочными. Он боялся только осаждавших его воспоминаний, и, как он и ожидал, они пробудились.

Внезапно он снова почувствовал себя восьмилетним мальчиком.

– Перестань ерзать, Алек, – шептала мать, склоняясь к нему и приглаживая нежной рукой вихор у него на темени. Она постоянно прикасалась к нему – проводила рукой по волосам, поглаживала его щеку, клала руку на плечо. Сегодня он видел ее в кружевном шарфе, прикрывавшем голову, и с улыбкой, очень похожей на ту, что он видел на лице Богоматери – ее статуя стояла близко от их скамьи.

– Но Фергус собирается мне показать, как ловить руками форель, – отвечал он шепотом. – А мы сидим здесь уже так долго!

Мать улыбалась и с укором молча качала головой. Он вздыхал, как любой нетерпеливый ребенок на его месте, и покорно выдерживал еще час службы.

Алек нагнулся и поднял доску, валявшуюся на кирпичах, смахнул с нее пыль и грязь. Это оказался резной фрагмент алтаря. Алек посмотрел туда, где некогда возвышался алтарь, но увидел только груду кирпичей. Он выпустил резную деревяшку из рук, и она со стуком упала на пол.

Ставни пропали, вместо семи некогда существовавших здесь арок сохранилось только четыре. Из них открывался вид на рябое от все еще поливавшего дождя озеро. Обломки кирпича и штукатурки хрустели под сапогами, пока Алек возвращался через арочный проход в зал клана.

По другую сторону, в самом отдаленном от форта Уильям углу замка, находились спальные покои. Алек толкнул дверь в спальню деда. Пришлось сильно пнуть ее ногой, так как обломки кирпича и камня мешали ее открыть. Наконец дверь жалобно заскрипела и неохотно открылась, и он в изумлении остановился на пороге. Комната выглядела так, будто обстрелы англичан не сказались на ней.

Потускневшая и грязная, она осталась почти нетронутой. На стенах все еще были тисненые обои, когда-то выписанные дедом из Франции, чтобы удивить и порадовать жену. Алек провел пальцем по маленькой кремовой с золотом розочке, припоминая, когда в последний раз был в этой комнате.

Он отбывал в Англию, и карета ждала его. Он неохотно пришел сюда за дедом. В последнюю неделю после убийства его матери они почти не разговаривали, потому что Алек заперся в своей комнате и отказывался выйти.