Моя безумная фантазия - Рэнни Карен. Страница 18
Глава 15
— Ты цел, мальчик?
Сэмюел Моршем смотрел, как Джеймс поднимается с земли. Гроза подошла совсем близко. Все утро Пинатар проявлял беспокойство: он почуял кобыл и знал, что принесет ему этот день. Такая нелепая ошибка — на Джеймса не похоже. Надо было обернуть подковы жеребца, чтобы он в возбуждении не поранил кобыл, и тот, кто постоянно имеет дело с лошадьми, знает, что для этого нужно не менее трех крепких мужчин. К тому же надвигалась гроза. Но мысли юноши блуждали где-то далеко. Как обычно в последнее время.
Жеребец чуть не затоптал его — Джеймс едва успел откатиться в сторону, чтобы избежать удара.
— Все в порядке.
Он стоял, отряхивая пыль, на почтительном расстоянии от жеребца, который дико косился на него выкаченными глазами.
Пинатар неспокоен, да и Джеймс не в себе. Бледный как смерть и напряженный, как натянутая струна, — он опять провел бессонную ночь.
Вечерами он, бывало, шел в гостиную и немного играл на спинете. Приятные звуки, успокаивающие после хлопотного дня. Сэмюел привык к ним. Но эта музыка уже давно прекратилась, тогда же Джеймс перестал обращать внимание на разные мелочи, которые могли привести его к гибели. Словно мальчику и в самом деле было все равно, жить или умереть. И в этом, разумеется, его, Сэмюела, вина.
Сэмюел намотал повод на руку и накинул петлю на крюк, вбитый в столб ограды. Как долго тянется день! Сэмюел тяжело вздохнул. Почему сейчас, когда столько времени прошло и столько возможностей упущено, он почувствовал острое желание пойти мальчику на уступки и дать денег на любимые им занятия музыкой? Из-за непонятных снов, которые снились ему последнюю неделю? Он просыпался на заре и лежал, глядя в потолок и горюя. Он слышал плач Алисы. Она сидела под своим любимым деревом, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, и смотрела вдаль глазами, полными слез.
Он и сам не раз просыпался в слезах, уверенный, что уже больше никогда не увидит своей любимой девочки. Может, она и потерялась, но с ужасающей ясностью Сэмюел чувствовал, что ее никогда не найдут.
Может, поэтому он и решил помочь Джеймсу? Настало время платить долги.
— Пинатар подождет, Джеймс, — сказал он, похлопав молодого человека по плечу.
Джеймс был хрупкого телосложения — еще одно напоминание о его матери. Как и музыка. Сколько раз он слушал пение Каролины и думал, почему Господь дал ангельский голос женщине с сердцем грешницы? Но пути Господни неисповедимы. Трудно разобраться в своем ближнем.
— Это не очень легко, мальчик, сам-то я давно этим занимаюсь.
Сэмюел зашагал в конец выгона, к блестевшему в утреннем свете пруду. Дождь наконец прекратился.
Мужчины прислонились к ограде — два разных человека с общим прошлым. Они различались характерами, желаниями, способностями. А связывала их случайность и любовь к одной и той же женщине: тайная любовь одного и отцовская — другого.
— Думаю, тебе надо ехать учиться музыке, если, конечно, хочешь.
Сэмюел знал, что еще несколько лет назад вызвал бы этим предложением бурю радости у Джеймса. Сколько он себя помнил, мальчик всегда мечтал стать композитором. Не раз он слышал, как Джеймс говорил, что одно из его самых больших желаний — попасть в Вену и слушать там симфонии Моцарта и Гайдна.
Но теперь его подарок казался до странности ненужным. Сэмюел чувствовал себя генералом, стоявшим на залитом кровью поле битвы. Дым, гарь, груды мертвых тел и тошнотворный запах смерти. Какой смысл говорить о победе, когда она досталась такой ценой? Что теперь Джеймсу Вена?
Здесь, на ферме Моршемов, воспоминания об Алисе подстерегали на каждом шагу. Вот по этой дорожке она бегала ребенком. В ветвях этого дерева пряталась вместе с Джеймсом, когда Сесили звала их на обед. А на той двери сарая они катались, пока не погнулись петли. Тогда их обоих за это наказали.
Вдруг Джеймс подумает, что его прогоняют? Или для него уехать — значит потерять ее, забыть воспоминания, которые он хранит в сердце?
Какой ценой он дает своему мальчику свободу? Он повернулся и посмотрел на юношу, которого всегда признавал сыном. До того дня — два года назад, когда он подвыпил, разгоряченный успехом, — выиграл на скачках в Эпсоме. Виски развязало ему язык, и он сыпал своими тайнами, как монетами, которые бросал бармену.
За один вечер Джеймс превратился из сына в незаконнорожденного, лишился положения, которое, подозревал Сэмюел, и так не слишком его волновало.
— Зимой тебе понадобится помощь, — натянуто улыбнулся Джеймс.
— Я найму работников.
— Я пока останусь.
— У тебя дар. Не дай ему пропасть.
— Я уеду через месяц или два, — сказал Джеймс. Может быть, за это время что-нибудь да изменится.
Сэмюел не удивился, что его запоздалое предложение встретило такой прием. В конце концов он предлагал Джеймсу то, что тому причиталось. Ничего уже теперь не исправишь. Родство душ. Не это ли мудреное понятие связывало брата и сестру? Он никогда и не думал об этом, но, может быть, стоило гораздо раньше рассказать все Джеймсу? Все могло пойти по-другому.
Алиса не вышла бы замуж за графа Сандерхерста и не исчезла бы. А Джеймс не выглядел бы так, как сейчас, — словно жизнь вытекает из него.
Если бы все изменить! Но об этом его желании не знала ни одна живая душа. Даже теперь он не мог произнести ни слова.
Сколько лет Джеймс любил Алису? Всегда?
И не поэтому ли Алиса исчезла?..
Глава 16
Ей предоставлена свобода передвижения по Сандерхерсту.
Удивительную новость объявила ей приветливо улыбавшаяся молодая горничная, ничуть не смущаясь и не испытывая никакой неловкости при разговоре с узницей Арчера Сент-Джона. Это тут же навело Мэри-Кейт на две мысли. Или бедная девушка слишком наивна, чтобы что-то понять, или это не первый случай, когда ее хозяин запирает в своем доме невинных женщин.
Хотя, если это и было тюремное заключение, для Мэри-Кейт оно оказалось менее тяжелым, чем жизнь на свободе. Ей подавали восхитительную еду, приносили книги из хозяйской библиотеки, обращались, как с уставшей гостьей, которая только и думает об отдыхе Непривычное времяпрепровождение для женщины, которая всю жизнь работала, чтобы прокормить себя. За исключением тех месяцев, когда она сменила труд в услужении на выполнение обязанностей жены Эдвина.
Дверь осталась открытой, и Мэри-Кейт в нерешительности замерла перед нею, желая и страшась сделать первый шаг к свободе. Она не ожидала, что ее охватит такая дрожь. Она, Мэри-Кейт, была самым некрасивым предметом в этом доме.
Куда она смотрела, когда Сент-Джон тащил ее вверх по великолепной лестнице? Стены были обиты желтым шелком самого нежного оттенка, как взбитые желтки. Холл внизу украшали кружевная резьба по дереву, бронзовые ручки в форме единорогов и драконов. В конце холла висело огромное, во всю стену, живописное полотно с изображением порта. Ряды кораблей, а за ними высокие горы в дымке тумана. На переднем плане был изображен красивый корабль с выкрашенным в темно-синий цвет корпусом. Медные части снастей сияли на солнце, ветер надувал гордые белые паруса. На борту виднелось его название — «Фортунатус».
Держась за перила, Мэри-Кейт стала спускаться. На площадке она остановилась, освещенная цветными лучами, струившимися сквозь витраж, на котором святой Георгий поражал дракона. Сколько она простояла, наслаждаясь красотой картины и купаясь в потоке цвета, будто в радуге, созданной руками художника?
Вдруг девушка почувствовала мягкий толчок, будто ребенок схватил ее за юбку и потянул за собой, в свою любимую комнату, где можно играть и смеяться. Ощущение было столь явственным, что Мэри-Кейт даже взглянула вниз, чтобы убедиться, что не зацепилась за перила и не разорвала подол.
У подножия лестницы стоял надменный слуга в черном сюртуке, черных панталонах и невысоких сапогах. Мэри-Кейт приняла бы его за знатную особу, не знай она, как выглядят мажордомы. Ведь иногда они кажутся более аристократичными, чем их хозяева. Знает ли этот чопорный человек, кто она, подозревает ли, что она редко бывала в верхних этажах господских домов? Судя по тому, как он смотрел сквозь нее, знал. Она кивнула ему не менее царственно, чем он, забавляясь про себя нелепостью ситуации. Однако ей удалось подавить смешок и просто улыбнуться.