Превыше всего - Рэнни Карен. Страница 3

— Не будь он так истощен, возможно, поправился бы, — сказал доктор спокойным тоном. За время своей практики ему не раз приходилось сообщать плохие новости.

У доктора был добрый, но без особого сострадания голос, в котором все же угадывались нотки сожаления.

Кэтрин посмотрела на Мириам широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Это все из-за меня! Не погонись я за ним, мальчик сейчас был бы жив, — пролепетала она, с трудом сдерживая рыдания.

Она уже проклинала себя за желание вернуть серебряное зеркальце, хотя оно и было ей очень дорого. Все равно эта память о маме так и потерялась на лондонской улице.

— Не говорите ерунды, дитя мое. Если кто-то и виноват в этом несчастье, то прежде всего я, — сказала Мириам, присаживаясь на диванчик для няни. — Благодарю вас за помощь, Эдвард, — повернулась она к своему старому другу. — Я тронута вашим участием. Очень жаль, что не удалось ничего сделать.

— Мне тоже жаль, ваше сиятельство, — ответил пожилой доктор, слегка поклонившись. — Возможно, в будущем врачи смогут заглядывать внутрь человеческого тела без помощи скальпеля. А сейчас? Пока мы можем только предполагать.

— Еще одно медицинское чудо, друг мой? Что же будете делать вы, доктора, если холера и корь перестанут угрожать человечеству? Ваша профессия в этом случае станет никому не нужной, — произнесла серьезно графиня, но искра юмора на секунду все-таки промелькнула в ее глазах.

— Уверен, что мои коллеги без работы никогда не останутся, — парировал доктор, сменив официальный тон на дружеский, затем кивком головы попрощался с Кэтрин и ушел в соседнюю комнату, чтобы отдать распоряжения относительно мальчика.

— Как хочется, чтобы все это оказалось неправдой! — произнесла, глядя на закрывшуюся за ним дверь, графиня. — Разве не лучше ли был бы мир, если бы в нем не было болезней и мучительной бедности? — не то обращаясь к девушке, не то просто произнося мысли вслух, сказала графиня. — Но все равно вина за смерть этого ребенка навсегда останется пятном на моей совести.

— Вы не можете взять на себя вину вашего кучера, мадам.

— Благодарю вас, дитя. Но я чувствую, что в этом есть и моя вина. — Лицо графини омрачилось. — Кроме этого еще и случайное стечение обстоятельств привело к смерти мальчика.

— Моя гувернантка части говорила, что ничего не происходит случайно. Это нам только кажется. Во всем есть воля Господня.

На мгновение в памяти Кэтрин возникло худощавое лицо Констанции с умными и добрыми глазами. Графиня взглянула на гостью с интересом. Возможно, гувернантка была права.

— Расскажите мне немного о себе, дорогая, — попросила она, жестом показывая на стул с прямой спинкой, стоящий напротив.

Кэтрин растерянно опустилась на стул, не зная, как ей реагировать на эту просьбу. Царственная внешность этой пожилой женщины, безупречно причесанные белые волосы и строгое, хорошо сшитое платье говорили о богатстве и принадлежности к высшему обществу. Кэтрин боялась выглядеть смешной перед ней. Но теплые голубые глаза графини смотрели с доброжелательным любопытством. Четко вылепленные губы смягчились в сочувственной улыбке без тени презрения и надменности.

Видя, что собеседница затрудняется с ответом, Мириам снова заговорила сама.

— Может быть, я смогу помочь вам приобрести положение в обществе, детка, — добавила графиня, понимая нерешительность девушки. — Наверное, вы приехали в Лондон в поисках места?

Кэтрин опустила взгляд на свои нервно переплетенные руки и приложила видимое усилие, чтобы расцепить их. Она разглаживала рукой свое гадкое коричневое платье, желая выглядеть более приличной. Весь прошлый год она так редко держала деньги в руках. И такая безделица, как красивая одежда, была для нее предметом роскоши, ведь на другой чаше весов были пища и кров. Она хотела выглядеть более практичной, важной и взрослой в этой поездке в Лондон. Девушка невольно усмехнулась, вспомнив две последние ночи, которые ей пришлось провести почти без сна в трясущейся карете. Теперь она точно выглядит старше. Смертельная усталость прибавляет годы как ничто другое.

— Я подумала, — наконец произнесла она, — что могла бы стать гувернанткой.

— Вы — сирота? — Мириам Латтимор произнесла слова, которые не решалась сказать Кэтрин.

Некогда модное, а теперь поношенное и выцветшее платье выдавало бедность, которую было невозможно скрыть. В скромных, непринужденных манерах молодой женщины чувствовалось благородство. Ногти ухожены, а ботинки, сейчас покрытые лондонской пылью, явно были недавно тщательно начищены. Но что еще важнее: девушка искренне плакала из-за маленького мальчика, совсем ей незнакомого, который к тому же обокрал ее.

— Нет, — коротко ответила Кэтрин и, тяжело вздохнув, стала рассказывать более подробно.

Инфлюэнца унесла сначала ее отца, затем скончалась мама, а чуть позже и Констанция. Во всем замке Донеган не осталось ни одной родной души. Так тяжело говорить об этом! Непереносимая печаль, которую она испытывала весь прошлый год, тяжелая поездка, а затем трагическая смерть ребенка, кажется, совсем истощили ее силы. А вдобавок она еще лишилась всех своих ценных вещей.

— А ваши слуги? — спросила Мириам с искренним сочувствием.

— Их у меня не было с прошлой весны. Тогда ушли последние.

У нее не было денег, чтобы платить слугам, и Кэтрин не просила их остаться, ведь они должны кормить свои семьи.

— Вы хотите сказать, что все это время были совершенно одиноки?

В голосе графини слышались нотки ужаса. Несмотря на неожиданную смерть мужа, которая, впрочем, принесла ей тайное облегчение, Мириам никогда не ощущала одиночества. Прежде всего у нее были дети, кроме того, многочисленные родственники, число которых увеличивалось с каждым годом, и, наконец, друзья.

— Неужели у вас нет друзей, нет знакомых, которые могли бы вам помочь?

Если бы Кэтрин хорошо знала Мириам Латтимор, она бы догадалась, что в спокойном разговоре графиня старалась за короткое время узнать как можно больше о ней. Это было искусство, которым Мириам овладела в совершенстве за годы воспитания своих трех очень своенравных детей. И люди, доверяющие ей свои нехитрые секреты, были уверены, что она сохранит тайну и никогда не воспользуется их доверием.

— Нет, никого не оказалось.

Кэтрин произнесла это спокойным тоном, хотя сильно тосковала о невозвратных потерях. В светло-карих глазах девушки застыла печаль. Мириам чуть не вскрикнула, вспомнив, где она видела точно такой же взгляд раньше.

— Скажите, дорогая, — спросила она, — вам нравится деревенская жизнь?

Кэтрин улыбнулась. Это была первая открытая улыбка за последние месяцы, но Мириам не знала этого. Она только заметила, что ее улыбка невероятно очаровательна и просто преображает юное лицо.

— После двух последних часов в Лондоне я еще больше убедилась, что обожаю деревню.

Хозяйка дома тепло улыбнулась гостье, как будто отгоняя малоприятные воспоминания, — А почему, милочка, вы выбрали именно работу гувернантки?

— Боюсь, что образование — единственное мое достояние.

Губы Мириам снова разошлись в улыбке. Невинное дитя! Она не понимает, что обладает куда более ценным достоянием — удивительной красотой. Золотисто-каштановые локоны горели в солнечных лучах словно пламя. Блестящие карие глаза с длинными ресницами освещали прекрасное лицо. Ровные белые зубы, словно жемчужины, поблескивали между полными коралловыми губами. Несмотря на свое платье и пряди волос, выбившихся из пышной прически, Кэтрин выглядела очень женственной. Ей немного не хватало округлости форм, но это легко поправимо. Это всего лишь вопрос времени и хорошего питания. Ее речь была изысканна, с легким акцентом приграничной жительницы. Даже утомленное лицо и нервное состояние Кэтрин не уменьшили ее очарования.

— Дитя мое, — порывисто и в то же время властно произнесла вдовствующая графиня Монкриф, — у меня есть для вас предложение.

Кэтрин на собственном опыте смогла убедиться, что Мириам Латтимор не тратила много времени между принятием решения и его выполнением. Уже на рассвете следующего дня вместительная карета везла ее к месту, где ей предстояло жить и работать.