Снова влюблены - Рэнни Карен. Страница 43

Хэмиш шагнул вперед, послав Питеру сочувствующий взгляд. Он по собственному опыту знал, что такое строгие предписания Мэри.

— С ней лучше не спорить, — посоветовал он вполголоса, когда Питер проходил мимо.

Тот скорчил гримасу, очевидно, придя к тому же выводу.

Усмехнувшись, Хэмиш подошел к жене — Уж очень ты строга, дорогая. Позволь мужчине сохранить хоть капельку достоинства.

— Ничего, зато он сохранит руку, — сердито возразила Мэри, глядя вслед Питеру. — Еще немного, и у него началось бы заражение.

Она хотела сказать еще что-то, но Хэмиш заключил ее в объятия и крепко поцеловал. Оторвавшись от ее губ, он перечислил ей на ухо симптомы собственного недуга — Он ужасно раздулся, — сообщил он, скорчив жалостную мину, — и нуждается в срочном уходе — Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Мэри. залившись очаровательным румянцем.

— Как насчет ласки? Или поцелуя?

— Пожалуй, мне следует взглянуть на это жуткое увечье, — сказала она, взяв его под руку.

— Я буду более чем счастлив показать его тебе, — ухмыльнулся Хэмиш, галантно пропустив жену вперед, в их общую каюту.

Оставив Маргарет с портнихой, Жанна направилась в библиотеку, где находился Дуглас.

— Мне кажется, Маргарет нужны очки, — войдя, заявила она вместо приветствия.

Дуглас поднял глаза от бумаг, которые подписывал, и нахмурился:

— Это еще зачем? У нее прекрасное зрение.

Неужели он будет так же упорствовать, как ее отец?

По мнению графа, представительница семейства дю Маршан не могла иметь недостатки.

— Не такое прекрасное, как тебе кажется, — стояла на своем Жанна.

Дуглас отложил перо и откинулся в кресле. К ее удивлению, он не стал спорить и молча ждал продолжения.

— Я слышала, в Лондоне есть очень хорошая фирма, но наверняка и в Эдинбурге найдется мастерская, которая могла бы изготовить для нее очки.

— Зачем тебе это?

Жанна опешила:

— Ты нанял меня в качестве гувернантки Маргарет.

Разве я не должна заботиться о своей подопечной?

Дуглас не ответил и, в свою очередь, задал вопрос:

— Кто приходил, когда я был в Гилмуре?

— Кто приходил? — повторила она. Должно быть, кто-то из его преданной прислуги упомянул о посетителе. — Почему ты не спросил меня об этом раньше?

Он улыбнулся:

— Ждал, пока ты сама расскажешь. Но не дождался.

Потом решил, что это не важно, но, похоже, ошибся. Кто это был, Жанна?

— Мой отец, — сказала она, впервые увидев, что Дуглас Макрей буквально лишился дара речи.

— Я думал, он умер, — вымолвил он наконец.

— Мне он показался очень даже живым сказала Жанна.

— Чего он хотел? Неужели я должен нанять еще одного французского эмигранта?

— Сомневаюсь, что мой отец принял бы твое предложение, Дуглас. Ему еще предстоит понять, что Франция изменилась, а вместе с ней и весь мир Он по-прежнему считает себя важной персоной.

— Но ты же так не считаешь. Почему?

— Мой отец сказал бы, что это потому, что я наполовину англичанка.

— Мне плевать, что сказал бы твой отец Меня интересует, что скажешь ты.

Жанна пожала плечами:

— Видимо, девять лет в монастыре изменили мой образ мыслей.

— В таком случае зачем ты ему понадобилась, Жанна?

Почему бы не сказать правду?

— Не ради меня самой. Я перестала быть настоящей дю Маршан девять лет назад. — Она потрогала пальцами медальон и улыбнулась. — Ему понадобился медальон моей матери.

— Зачем?

— Во всяком случае, не из сентиментальных соображений. Вначале я подумала, что он хочет предъявить его семейству Сомервиль, чтобы доказать родство с ними Но они вымерли, как и дю Маршаны. Титул унаследовал дальний родственник моей матери.

Он нахмурился:

— Тем не менее ты могла бы поселиться сними — Возможно, — согласилась она. — Но я предпочитаю жить собственной жизнью и ни от кого не зависеть. В монастыре я стала упрямой. Сестры, наверное, пришли бы в ужас от этого факта.

Дуглас обошел вокруг стола и остановился перед ней.

— И от твоего поведения, полагаю, тоже.

Жанна виновато улыбнулась.

— Ты стала даже красивее, чем в юности, — неожиданно произнес он. — Порой мне кажется, что глаза обманывают меня и ты не можешь быть настолько прекрасна. Но стоит мне увидеть тебя, и я снова пленен.

Он погладил ладонью ее вспыхнувшую щеку.

— Ни у кого нет такой восхитительной кожи, как у тебя. Жанна. И румянца, нежного, словно лепесток розы на рассвете Он обвел кончиком пальца контур ее рта.

— Твои губы созданы для поцелуев. Когда ты говоришь, я наблюдаю за движением твоих губ, вместо того чтобы слушать.

Он склонил голову и приник к ее губам в поцелуе.

Руки Жанны обвились вокруг его шеи. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она нашла в себе силы отстраниться и отошла к окну, пытаясь овладеть собой. Интересно, сознает ли Дуглас, как велика его власть над ней? Предложи он заняться любовью прямо здесь, на ковре, она наверняка пришла бы восторг.

— У меня есть для тебя подарок, — произнес Дуглас.

Удивленная, она оглянулась через плечо:

— Подарок?

Он подошел к книжному шкафу, высившемуся за его письменным столом, распахнул нижние дверцы и вытащил какой-то предмет. Вернувшись к Жанне, он протянул ей коробку.

Поставив ее на письменный стол, Жанна осторожно развязала сиреневую шелковую ленту и отложила ее в сторону, прежде чем открыть коробку. Внутри лежала ночная рубашка из тончайшего полотна, отделанная изящным кружевом.

Даже в Париже у нее не было такой красивой вещи.

— Взамен той, что я порвал, — виновато произнес Дуглас, заставив ее затрепетать. — Ты скучала по мне, Жанна?

«Ода!»

— Я обещал не приходить к тебе ночью, но ждал, когда ты позовешь меня. Почему ты ничего не сказала?

Жанна с улыбкой подняла глаза.

— Я начинаю думать, что тебе не нравятся наши занятия любовью, — поддразнил он.

«Еще как нравятся, — безмолвно возразила она. — Я даже готова рискнуть своей бессмертной душой».

— Почему ты осталась со мной?

Вопрос застал Жанну врасплох.

— Почему я осталась с тобой? — переспросила она.

Он кивнул.

Ей не хватило благоразумия, чтобы солгать.

— Потому что те месяцы в Париже были самыми прекрасными в моей жизни. — Но главную причину она утаила: «Потому что я люблю тебя и не могу отказаться от своей любви».

За последние десять лет она поняла, что плоть ничто.

Истязания и оскорбления не так уж много значат, пока не затронута душа. Но этот мужчина, с иронической улыбкой и пронзительным взглядом голубых глаз, обладал способностью глубоко ранить ее даже самыми, казалось бы, невинными замечаниями.

Жанна осознала его власть над собой в тот день, когда покидала Париж, так и не дождавшись Дугласа. Из окошка кареты она смотрела, как рассвет окрашивает небо в желтые, голубые и алые тона. С реки поднялся туман, окутав подножие холма, на котором стояла церковь Святого Петра на Монмартре. Это было ее последнее воспоминание о Париже.

Дуглас не пришел. Ни когда ее увезли в монастырь, ни в последующие девять лет. Лишь волей случая она освободилась из пожизненного заточения.

Вопросы трепетали у Жанны на губах. Почему он никогда не пытался найти ее? Почему не прислал весточки?

Старательно избегая его взгляда, она взяла коробку и отошла от стола.

— Ты подумаешь об очках? — Голос ее дрогнул. Сделав над собой усилие, она повернулась к нему. — Маргарет любит читать. Просто позор, что она не может этого делать из-за чрезмерной гордыни ее отца.

Голубые глаза Дугласа сузились.

— Разумеется, у нее будут очки, Жанна. Она моя дочь.

Но даже без очков Маргарет видит лучше, чем ее мать. — С этими словами он вышел из комнаты.