Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан. Страница 17

Тот день в далеком детстве, когда я уцелел после удара ятаганом и провел ночь на трупе обезглавленной матери, пробудил во мне неистовую жажду жизни, но также и готовность приобретать навыки, способствующие спасению в той или иной ситуации. Более того, этот страшный опыт научил меня с радостью принимать большое или малое удовольствие, которое приносит нам каждый момент бытия. Я жадно вбирал в себя любое ощущение: от мимолетного, почти незаметного — легкого прикосновения красного паучка, пробиравшегося между черных волос по моей руке, — до ослепительно великолепного заката, когда солнце садится в тучу над океаном.

Кстати, я уговорил князя купить по дешевке губки — нам предложили этот товар юноши, подплывшие во время штиля на маленькой лодочке с недалекого аравийского берега.

Труднее всего дались нам последние двести миль. Как обычно бывает на этом маршруте, на последний отрезок пути ушло четверть всего времени, что мы провели в Красном море. С обеих сторон от нашего корабля смыкались берега Кхали Ас Сувайс, Суэцкого пролива, и западный ветер приносил тяжелую, душную пыль пустыни, небо заволок бесформенный серый туман, слегка подкрашенный охрой, капитан и матросы нервничали, им приходилось все время маневрировать, разворачивая корабль к ветру и притом неуклонно пролагая путь вперед. Дельфины и летучие рыбы покинули нас, откочевав к югу; на палубу то и дело обрушивалась, растекаясь, грязноватая пена, и ходить стало скользко и неудобно. Когда залив сузился еще больше, нам начали мешать также и другие корабли одни, шедшие в том же направлении, что и мы, пытались нас перегнать, спеша захватить наиболее удобную «дорожку», особенно перед наступлением ночной темноты, а те, кто стремительно вылетал нам навстречу из залива, подгоняемый попутным ветром на четверть румба, ругали нас за то, что мы загородили им путь, и проходили борт о борт с нами, забирая ветер из наших парусов. В такие моменты наше судно начинало дрейфовать прочь от берега, отгоняемое противным бризом.

И все же, как я и говорил князю, на сорок второй день после выхода из Гоа мы прошли Суэц. Теперь мне предстояло организовать следующую часть путешествия — ведь в нашей группе я был не только единственным человеком, знакомым с Ингерлондом, конечной целью нашего предприятия, но и единственным арабом, знающим язык этой местности, все правила и цены, все уловки и ловушки, которые подстерегают здесь путешественника.

Прежде всего мне следовало найти гостиницу, а затем нанять верблюдов, чтобы переправить людей и багаж в Ал-Искандерию, названную так в честь знаменитого Искандера [14], покорившего много веков назад полмира во всяком случае, так про него рассказывают. Первоначально мы собирались обойти стороной Миср-аль-Каира, миновать дельту Нила, не обращая на себя ничьего внимания, и покинуть Египет. Этот план меня не слишком радовал, поскольку прежде я надеялся разыскать здесь моего сына Гарея, который учился в Египте, и провести с ним какое-то время. Однако князь Харихара, блуждая по базару, набрел на магазинчик, где торговали шкурами диких животных. Тут обнаружилась одна шкура, довольно пыльная и рваная, но с хорошо сохранившейся мордой и жесткой черной гривой, по которой сразу можно было признать льва.

Князь тут же подозвал меня:

— Али, ведь это лев?

Я готов был прибегнуть к какой-нибудь хитрости, можно было бы переговорить по-арабски с тощим торговцем, одетым в красный халат и красную феску, однако без тюрбана, попросить его солгать и отрицать очевидное, но я быстро догадался, к чему клонится внезапно вспыхнувший интерес князя, — и с какой стати мне было чересчур спешить добраться до Ингерлонда? В конце концов, мы ехали на поиски брата Харихары, а не моего родственника. К тому же я сообразил, что у меня все-таки появится возможность повидаться с Гареем.

— Да, мой повелитель.

— Значит, в Египте водятся львы?

— Полагаю, что так, повелитель.

Он стоял крупный, статный вельможа в пыльном сумраке лавчонки, лучи солнца, проникшие сквозь зарешеченное окно, заставляли его щурить глаза, пока князь, позабыв про шум и суету, оставшиеся по ту сторону двери, засыпал меня настойчивыми вопросами. Отбросив на плечи свои пышные черные волосы, слегка напоминавшие львиную гриву, князь задумчиво поглаживал гладкий, словно мрамор, подбородок.

— Какие еще животные водятся здесь?

— В Ниле крокодилы, а выше по течению реки, кажется, гиппопотамы… Еще есть крупные птицы. Пеликаны, аисты, журавли.

Князь быстрыми шагами вышел из лавки, увлекая меня за собой. Хозяин едва успел ухватить меня за рукав.

— Он что-нибудь купит, а? Разве твой хозяин ничего не хочет купить? Я могу уступить в цене! — проверещал он.

— Мой хозяин собирается сам добывать шкуры, — ответил я, осторожно высвобождая рукав.

Организовать выезд на охоту было не так-то просто. Во-первых, пришлось отказаться от первоначального плана путешествовать инкогнито. Мы все-таки поехали в Миср-аль-Каира и явились ко двору халифа. Нас приняли доброжелательно, как представителей одной из богатейших империй мира (князь не поскупился на подарки, благо он прихватил с собой немало сокровищ), и разместили в той части дворца, которая предназначалась для почетных гостей. Затем последовала неделя всевозможных празднеств, после чего князь снарядился в охотничью экспедицию в пустыню.

Один из самых печальных дней всего этого путешествия выпал мне, когда я наведался в дом Га-рея и выяснил, что всего лишь месяцем ранее мой сын уехал в университет города Карнатта-аль-Яхуд, который христиане называют Гранадой, чтобы там под руководством врача-мавра заняться изучением недугов, вызывающих слепоту, и способов ее излечения.

Нас поселили в большом павильоне с колоннами посреди розового сада, вблизи от прямоугольного пруда, закованного в базальт. К несчастью, места было маловато, так что все мы повара, слуги, казначеи, фокусник и монах — теснились в небольшом вестибюле. Только князь и его домоправитель получили отдельные каморки, и то вплотную к общей купальне. Но когда наступила пора охотничьей экспедиции — она должна была продлиться неделю, — я попросил уволить меня от этого развлечения. На лошади я держусь плохо, верблюдов от души ненавижу, и вообще староват для таких забав. Князь Харихара думал, что не сумеет обойтись без меня, но я разыскал среди музыкантов халифа флейтиста, который прежде играл в военном оркестре одного индийского князька и вполне мог объясняться на хинди. Итак, князь не нуждался в данный момент в моих услугах переводчика. Я хотел не только избежать крайне неприятной и болезненной для меня верховой езды, но и просто отдохнуть. Что ни говори, я был намного старше всех остальных участников нашего предприятия — я ведь еще не упоминал об этом, верно? — и трудности путешествия уже начали сказываться на моем здоровье.

Я проследил, как отправляется в путь охотничья партия, как тащат слуги различные арбалеты, в том числе и тот чудовищный механизм, предназначенный для охоты на крокодилов. Высокие, сходящиеся аркой ворота захлопнулись за ними, пыль улеглась, и я вернулся в покои, остававшиеся в полном моем распоряжении.

Ах, какое это удовольствие улучить хоть немного времени для себя, остаться в одиночестве в приятной местности, и притом располагая удобствами и возможностями по-настоящему насладиться отдыхом! Я притащил к берегу пруда целую груду подушек, пристроил на них свои старые усталые колени и так, сидя по-турецки, от души позавтракал перепелиными яйцами, баклажанами в йогурте из лошадиного молока, лепешками с кунжутом, а на десерт угостился миндалем и медовыми пирожками. Чашечка кофе пришлась бы как нельзя более кстати, но для приготовления этого напитка потребовалось бы чересчур много времени и хлопот, так что я довольствовался, как обычно, стаканом ласси, приправленного щепоткой мускатного ореха из наших запасов.

Какое-то время я бездельничал, слушая певчих птиц и любуясь их ярким оперением. Они разгуливали по саду с высокими стенами, словно по птичнику; жившая здесь же изящная серая кошечка с широким и плоским лбом и крупными ушами относилась к пернатым обитателям сада дружески и не трогала их — то ли из лени, то ли на опыте убедившись, что их не поймаешь. Время ползло потихоньку, жара становилась все ощутимее. Позолоченные купола и минареты, поднимавшиеся над крышами располагавшихся поблизости домов, отражали лучи солнца, и посреди этих бликов я заметил две черные точки это были стервятники, свободно парившие в глубокой синеве неба, лишь изредка взмахивая белыми с траурной черной каймой крылами. Скорее всего, они кружили над майданом центральной площадью, где совершались публичные казни. Только эти птицы напоминали о присутствии по ту сторону стен большого, шумного и грязного города — здесь, в саду, и запах угля, и вонь отбросов заглушались нежным ароматом роз и апельсиновых деревьев в цвету со сладким привкусом миндаля от пурпурного плюща, вившегося по стенам.