Роковой бриллиант дома Романовых - Рэтклиф Джон. Страница 13

— Ваше сиятельство, прошу покорнейше прощения за то, что так бесцеремонно вторгаюсь, но я прибыл с чрезвычайным поручением.

Офицер становится так, чтобы не видеть княгиню, поспешно прикрывшуюся пурпурово-красным одеялом.

— Военный министр, генерал-майор Верховский приказывает вашему сиятельству немедленно прибыть в Зимний дворец.

Петр-Владимир пожимает плечами.

"Да, черт бы побрал Верховского! Через несколько минут вообще не будет никакого военного министра."

— А моя жена? — спрашивает он. — Ее я должен тем временем оставить одну на растерзание красногвардейцам?

— Так далеко дело еще не зашло, — улыбается офицер. — Сегодня вечером больше не будет никакой революции. Ведь они хотят только заполучить в свои руки царя. Но царь под надежной охраной в Тобольске.

"Что за глупости? — думает Петр-Владимир. — Какое нам дело до царя? Мы хотим овладеть городом… Овладеть Россией!"

— Жду вашего ответа, ваше сиятельство, — с легким нетерпением говорит капитан.

"И не думаю даже об ответе", хочет сказать Петр-Владимир. Но чей-то сладкий голос нашептывает ему в ухо:

— Разве князь Сулковский хочет, чтобы подумали, что он боится революционного военного министра?

— А ты, Ольга? — отвечает он.

— Я? — Она смеется. — В моей семье слово «страх» никогда и никем не произносилось.

Страсти, терзавшие Петра-Владимира, внезапно возбудили в нем сладострастное желание видеть кровь. Все равно как. Он чувствует, слышит, что будет кровь, где-нибудь. Это какое-то опьянение. У него предчувствие, как будто неведомая великая судьба уносит его на своих крыльях на неслыханную высоту.

Этому не следовало противиться.

— Я иду, — небрежно роняет он.

Этой манеры кусать губы княгиня Ольга не наблюдала за своим мужем. Она внимательно поглядела на него. Ей кое-что бросилось в глаза. Но ей в голову не приходит и тень подозрения, что этот человек не Владимир.

— Иди! — коротко замечает она.

Он целует ее руку, как привык это делать на сцене.

Тяжелыми шагами, как человек, подталкиваемый судьбой, он уходит.

— Я отделалась от него, — думает, облегченно вздыхая, княгиня. — Что он мне? Он хочет силой! А, как я ненавижу его! Он трус. Он комедиант. Да, он комедиант.

В рабочем кабинете Петра-Владимира ожидает дворецкий, который теперь надел черный фрак.

— Ваше сиятельство приказали подать мундир.

Петр, удивленно подняв брови, смотрит на неподвижного настоящего офицера. "Я ничего не приказывал, — думает он: — Но здесь, очевидно, до сих пор прислуга всегда распоряжалась за своего господина. Так, вероятно, творилась мировая история."

Через 10 минут он успел облачиться в генеральскую форму. Он посмотрел на себя в зеркало. Камердинер стоит обиженный за дверьми. Петр выставил его за дверь. "Если бы он только видел, какое белье я ношу! — подумал он. Нужно принять еще немало мер, чтобы обеспечить себя от опасности быть разоблаченным".

Но когда он еще раз взглянул в зеркало, то испуганно отскочил назад. На него неподвижно глядело залитое кровью, распухшее лицо с широко раскрытыми глазами. Эти глаза вырастают, становятся большими, как мельничные колеса, неподвижно глядят на него и обвиняют его.

— Дмитрий! — кричит Непомнящий. — Дмитрий Тихорецкий! Что я наделал? Застрелил товарища, друга, прямо в лицо! Ради этой женщины…

Но видение продолжалось только несколько секунд. Лицо исчезло. Петр облегченно вздохнул и встряхнулся.

— Все равно, — сказал он, обращаясь к самому себе, — все равно. Надо жить. Новой жизнью. О, эта женщина!

Он вышел.

— Готово! — сказал он ожидающему офицеру.

Они спустились по лестнице. У подъезда рядом с лимузином князя стоял изумительный «ролл-ройс».

Офицер указал рукой.

— Сюда, пожалуйста.

С любопытством человека, чьей мечтой был автомобиль, князь заметил:

— Это самый красивый автомобиль, который я когда-либо видел в своей жизни.

— Он был личной собственностью царя, незадолго до войны выписавшего его из Англии. Теперь этим автомобилем пользуется Керенский.

Они едут по городу. На улицах ничего особенного незаметно. Только на Миллионной какая-то потасовка.

— Вы носите красный значок? — спрашивает князь.

Офицер покраснел, но не ответил.

VIII

В Большом Зеркальном зале стоял Верховский. Вокруг него адъютанты, генералы, полковники, штатские. Военный министр сразу заметил князя.

— Я велел позвать вас, генерал, нуждаясь в вашей службе. Правительство сегодня нуждается в помощи всех патриотов. Ленин черной неблагодарностью отплатил за снисходительность нашего правительства. На окраинах стреляют. На фабриках происходят дикие выступления. Заслуги приверженцев старого режима теперь во имя родины никогда не будут забыты нами. Можем ли мы рассчитывать на вас, генерал?

"Совсем как на сцене, — думает Петр. — Как в театре. Все театр на свете. Я теперь в роли молодого героя. Ах, нет, это я здесь, это я! Я вижу, дышу, живу действительной жизнью и жизнью прекрасной, жизнью великолепной!

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — говорит он, вытягиваясь во фронт.

Министр рассеянно улыбается: "Почему это князь вышел из своей роли? Будем надеяться, что он не пьян по обыкновению".

— Благодарю вас, генерал! Наше положение довольно опасное. Мы должны напрячь все силы, чтобы овладеть движением. Ленин созвал второй всероссийский съезд Советов. Большевики стекаются отовсюду. Мы не в состоянии арестовывать столько людей, сколько восстают против нас… Вот, прочтите-ка этот лоскуток.

С этими словами он подал князю большевистскую прокламацию. Петр прочел:

"Братья казаки) Эксплуататоры, паразиты, помещики и свои же собственные казачьи генералы снова натравливают тебя на нас! Товарищи казаки, не давайте словить себя в сети! Не будьте братоубийцами!"

— Отлично, — заметил Петр, возвращая прокламацию, — великолепно! Казаки, понятно, отпадают целыми толпами.

Министр неподвижно уставился на него. Глядя на самодовольное лицо князя, Верховский подумал, что он снова пьян.

— Я знаю это, — говорит Петр с мечтательным видом. В его глазах засветился глубокий блеск. На его лице написан гимн революции. — Я знаю эту песню: вся власть Советам! Раньше, чем забрезжит утро, правительство пойдет к черту!

— Это говорите вы, ваше сиятельство?

Петр Непомнящий сразу же возвратился в мир действительности. "Проклятие! Разве я сказал глупость?" Он растерянно посмотрел на министра.

— Итак, что я должен сделать? — наивным тоном спросил он.

Министр обдумывал. Но ему дорог каждый лишний человек. Он нуждался и в князе. "К большевикам, надо полагать, он не перейдет. Надо надеяться, что так много он выпить не успел".

— Генерал, поручаю вам защищать телефонную станцию. Телефонная станция — душа обороны Петрограда. Защищаться до последнего человека, генерал. Впрочем, сдача была бы для вас верной смертью.

Петр поднимает руку. Сдача? Телефонная станция? Теперь? Когда жизнь манит? Что сказала бы на это княгиня? Ольга? Белая сказка? Он будет защищать телефонную станцию до последнего патрона. Ведь был же он на фронте. Участвовал в последнем наступлении Керенского. Министр снова обратился к чинам своего штаба. Петр отправился на телефонную станцию.

Дорога не из легких. Закутанный в шубу, он съежился в сидении и выглядывал на улицу из-за высоко поднятого воротника. Автомобиль с трудом продвигался вперед. Спереди и сзади его сопровождал казачий эскорт. Казаки еще верны. Но кто знает — надолго ли?

Петроград был похож на муравейник. В то время, как на окраинах стреляли, в самом городе все еще было спокойно. Важнейшие стратегические пункты заняты войсками Керенского. Но вот своеобразные патрули прошли по городу. Они вооружены. Рабочие-красногвардейцы. Никто не мешает им. Они вплотную подходили к солдатам, стоящим в строю, ружье к ноге.