Роковой бриллиант дома Романовых - Рэтклиф Джон. Страница 32
"Мой бедный, дорогой Борис!
Почему именем свободы совершаются такие бесчеловечные преступления, что свобода должна была бы закрыть свое лицо, если бы она только была тем, что о ней говорят и пишут? Но свобода — это варвар, Борис, и она, эта свобода, поглотит всех вас точно так же, как она убила меня.
Твоя по смерти, так как не смею быть твоей при жизни,
Александра".
Борис Яковлев, революционер, стоял с письмом мертвой в руках посреди комнаты, вокруг которой благоухали весенние цветы, склонив голову на грудь, и проклинал свободу, потому что Александра проклинала ее и потому что никогда больше он не мог отделаться от сознания, что свобода убила Александру, этого воплощенного ангела любви и доброты.
Совнарком постановил перевезти царскую семью в Екатеринбург и поручил это дело Яковлеву. Бывший революционный студент, ожесточенный враг Российского Императорского дома, однако, успел сильно поколебаться в своих убеждениях. Со времени смерти Александры в нем совершилась перемена, вызванная всем тем опытом, размышлением и убеждениями, которые накопились в нем со времени переворота. Он тогда, вдень революции, смеялся над пророческими словами Александры, что нельзя служить человечеству ненавистью и смертью. Но уже нескольких месяцев было достаточно, чтобы убедить его в вечной правдивости этого пророчества. Революция потребовала от него такой жертвы, которая была ему не по силам. И, таким образом, он стал медленно отвращать свои симпатии от людей, которые с каждым месяцем укрепляли свое господство путем новых преступлений и кровопролития, которые во имя свободы сажали в тюрьмы и уничтожали бесчисленное множество людей. Яковлев видел все это критическими глазами человека, которого страдания делали зрячим.
После того, как тело Александры было предано земле, в его душе жило только одно пламенное желание: каждое действие совершать в духе дорогой усопшей. Таким образом его сочувствие обратилось к царской семье с того момента, как он понял, что эти люди, которых он когда-то так сильно ненавидел, сегодня были только страдальцами. Нельзя было предвидеть, куда приведет их тернистый путь, если только кто-нибудь не вмешается в дело и не спасет их от мести новых властелинов. Он представил себе, что ему могла бы сказать в данном случае Александра.
— Ты должен спасти их, — сказала бы Александра, — не потому, что это царская семья, но потому что их вина, если даже можно будет доказать ее, ничто по сравнению с теми страданиями, которые ожидают их. Подумай, Борис, что я перетерпела!
Да, так говорила покойная Александра, являясь Яковлеву во сне, и медленно в нем созревало решение попытаться спасти царя и его семью и дать им возможность скрыться за границу.
Если этот план и не удался, то только потому, что в дело вмешался целый ряд непредвиденных обстоятельств, настолько примечательных своим сцеплением, что можно верить в Рок, обрекший императорскую семью на гибель.
27 января тобольские солдаты все больше и больше выходили из подчинения своему коменданту, прогнали обоих комиссаров Панкратова и Никольского, потому что они недостаточно строго обращались с царской семьей. Солдатня потребовала присылки нового комиссара из Петрограда. Но раньше, чем тот успел прибыть, появился Борис Яковлев с отрядом в 150 человек красных воинов, которые дрались под его начальством еще в день 25 октября и слепо были преданы ему.
Яковлев сейчас же объяснился с половником Кобылинским, который был комендантом внешней охраны. Кобылинский сперва питал сильное недоверие к новому комиссару, от которого ожидал дальнейших притеснений царской семьи. Только спустя некоторое время он поверил, что Яковлев не замышляет против царя ничего дурного. Совершенно иначе отнесся к этому император Николай II. Он предположил, видя все приготовления к отъезду, свое похищение в угоду какой-нибудь партии. Несчастный узник вообразил, что большевицкий комиссар собирается насильно доставить его в столицу, где его принудят подписать Брест-Литовский мирный договор, заключенный между Германией и Россией. После того, как он несколько раз поговорил с Яковлевым, он решил, что тот действует по поручению немцев. И этот несчастный царь был настолько проникнут сознанием величия России и своей собственной задачи, что воскликнул:
— Я скорее дам отрубить себе обе руки, чем подпишу Брестский договор!
Яковлев, имевший свой собственный план и желавший сделать попытку доставить царя на европейскую границу России, решился увезти его одного. Он вполне основательно полагая, что никто не подымет руки ни на наследника, ни на царицу, ни на царских дочерей, если сам царь будет за границей. К тому же различные войсковые части, боровшиеся против советской власти, при случае могли оказаться союзниками.
Но царица спутала все планы Яковлева, объявив, что не позволит своему мужу ехать одному. Она желала знать, что с ним случится. Известно, что царица была гораздо более сильной личностью, чем царь. В течение долгих месяцев царица ожидала со дня на день прибытия своего курьера. Она уже давно опасалась за жизнь мужа и детей. Наступил момент, когда она имела право напомнить адмиралу Колчаку о его клятве. Но курьер царицы бесследно исчез в Петрограде во время переворога. С тех пор никто больше не видал его и не слыхал о нем. На месте никого не было, кто бы мог дать царице какой-нибудь совет. Часть людей, сопровождавших ее в ссылку, была уже изолирована. Только Пьер Жильяр, воспитатель ее сына, находился при ней.
Царица решила вместе с великой княжной Марией сопровождать царя в этом путешествии в неизвестность. Остальные великие княжны и цесаревич должны были приехать потом. Часы, пережитые царицей, пока она не приняла этого решения, по ее словам, были самые тяжелыми в ее жизни. Она боготворила наследника. Но в этот момент, когда речь шла о том, чтобы разделить судьбу царя в жизни и смерти, для нее не было выбора.
13 апреля в половине четвертого утра собрались в путь. Отряд Яковлева находился при нем. Он не решился посвятить своих людей в свои истинные намерения. Он поехал вместе со своими солдатами, царской четой и великой княжной Марией к вокзалу в Тюмени. Отсюда шли две линии: одна — прямая по направлению к Екатеринбургу, другая, более длинная, на Омск.
Тюмень находится в 285 верстах от Тобольска. Путь к Тюмени, совершавшийся безостановочно, с лихорадочной поспешностью, напоминал бегство. Адъютант Яковлева, его старый друг, которого он взял с собой из Петрограда, помчался во весь дух вперед в Тюмень и приказал составить поезд, который должен был находиться исключительно в ведении Яковлева. Вечером 14 апреля путешественники, в сопровождении солдат, прибыли в Тюмень. Яковлев немедленно велел своим пленникам сесть в стоявший наготове поезд. Солдаты разместились по вагонам, и поезд помчался по направлению к Екатеринбургу, причем по телеграфу был отдан приказ очистить путь. Но на полпути Яковлев получил известие, что в Екатеринбурге собралось множество красных солдат, которые узнали, что царь проедет через город. Они решили задержать поезд. Не помня себя, Яковлев велел остановить поезд посреди дороги и помчался обратно в Тюмень. Отсюда поезд был передан на Омскую дорогу.
Поезд опять помчался с максимальной скоростью в новом направлении. Но когда поезд приближался к Куломзину, последней станции перед Омском, по вагонам неожиданно прошел сильный толчок. Вагоны налетели друг на друга. Тормоза заскрипели. Хор диких голосов достиг ушей путешественников. Дальше нельзя было ехать, потому что рельсы оказались снятыми. Целый поток большевистских солдат, устроивших здесь засаду, сразу наполнил поезд. Солдаты Яковлева были в нерешительности — оказать сопротивление или нет. Один из красных офицеров показал Яковлеву бумагу. Екатеринбургский исполком, после бурного заседания, на котором были раскрыты предполагаемые планы «предателя» Яковлева, объявил комиссара вне закона.
— Вы пытались увезти императора за границу! — закричал офицер: — Я вас арестую!