В долине Маленьких Зайчиков - Рытхэу Юрий Сергеевич. Страница 36

Праву невольно сравнил свое неуютное холостяцкое жилище с чистотой этой квартиры.

– Как вы умудряетесь поддерживать в доме такой порядок? – спросил Праву.

– Ребята помогают, – просто сказала Елизавета Андреевна. – Приучила. Выросли не где-нибудь, а на Чукотке. Знают, как и что надо делать.

«Удивительный человек эта женщина! – восхищенно подумал Праву. – Председатель чукотского тундрового колхоза!.. Это, пожалуй, потрудней, чем женщина-летчик или помощник капитана… Как же все-таки приступить к щекотливому поручению Ринтытегина?..»

– Елизавета Андреевна, – начал он, но она остановила его жестом руки и прислушалась:

– Что это?

Все притихли. Гудел самолет.

– Внеочередной рейс, – заметил Борис.

Несмотря на то что самолет для Торвагыргына был обычным делом, каждый старался не пропустить возможности побывать на посадочной площадке, благо она находилась рядом с домами. Самолет всегда привозил самые свежие новости и новых людей.

– Пошли встречать, – Елизавета Андреевна накинула на плечи пуховой платок.

Праву попытался задержать ее:

– У меня к вам важный разговор…

– Если важный, то лучше потом поговорим, когда примем самолет, – деловито сказала Елизавета Андреевна. – Может быть, прислали портативную радиостанцию для оленеводческих бригад, мы просили…

Праву не оставалось ничего другого, как выйти следом за ней. Он клял себя за то, что взялся за это поручение. Вдруг именно на этом самолете прилетели учителя?.. Разве без него супруги не разберутся? Не дети же!

На аэродроме собралось много народу. Все оживленно переговаривались, ожидая, когда подрулит самолет.

Ринтытегин отозвал в сторону Праву.

– Ну как?

– Не успел…

– Эх ты! – махнул рукой Ринтытегин. – Он на этом самолете. Вот телеграмма.

Ринтытегин тайком косился на Елизавету Андреевну. Она стояла вместе с детьми и всматривалась в приближающийся самолет.

Открылась дверца, и на землю спустили трап. Сошел бортмеханик, за ним летчик.

– Угадайте, что я вам привез?! – еще издали крикнул он Елизавете Андреевне.

– Догадываюсь! – радостно ответила Елизавета Андреевна.

Ринтытегин не находил себе места. Он едва успевал следить и за Елизаветой Андреевной и за дверцей самолета, откуда один за другим выходили пассажиры. Который из них Валентин Личко? Не тот ли мужчина с рюкзаком за плечами? Или вон тот, который спиной сходит с самолета? Подойти, что ли, поближе?.. Теперь уже ничего не сделать…

Праву посмотрел на Елизавету Андреевну. Она разговаривала с летчиком, до слуха Праву долетали слова:

– Радиостанция… Энергии берет самую малость… Легкая, портативная… Очень проста в обращении…

Неожиданно стоявший рядом с матерью Борис кинулся к самолету с криком:

– Па-па! Па-ап-ка!

Навстречу ему шел человек в ватнике и синих брюках, заправленных в сапоги.

Елизавета Андреевна так побледнела, будто ее лицо прихватило морозом.

Дочка смотрела на отца удивленно и с любопытством.

– Здравствуй, Валентин, – овладев собой, сказала Елизавета Андреевна и поцеловала мужа в щеку. – Боря, возьми у отца портфель и проводи домой… – И снова повернулась к летчику, будто ничего не случилось и она встретила мужа после непродолжительной командировки.

Праву многозначительно посмотрел на Ринтытегина. Председатель сельсовета показал исподтишка кулак.

– Вот как получилось… Эх, что будет!

– Ничего не будет, – самоуверенно сказал Праву.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Ринтытегин. – Значит, завтра выедешь в стойбище. Сделай так, чтобы открытие школы превратилось для тамошних жителей в настоящий праздник. Попробуй мне не выполнить это поручение!

Утром первого сентября Праву проснулся чуть свет, хотя накануне лег поздно и долго не мог уснуть.

Он спал в яранге Коравье на оленьих шкурах, постеленных на нарте. В дымовое отверстие лился яркий свет раннего утра. Праву встал и пошел умыться к реке. На берегу собралось много ребятишек. Все они старательно намыливали друг друга.

– Посмотри мне в уши, – просил мальчик девочку, видимо брат сестру.

– У тебя шея еще недостаточно белая, – ответила она.

– Что же делать? – плаксивым голосом сказал мальчик. – Я уже который раз мою, а она все черная…

Ребята заметили Праву и притихли. Они поспешили закончить мытье и, уставившись на него, с благоговением наблюдали, как моется человек, понимающий в этом деле толк.

– Глядите, он совсем не боится мыла! – воскликнул кто-то. – Все лицо покрыл пеной!

– А как трется!

Но когда Праву вытер лицо, на берегу уже никого не было.

Коравье помогал Росмунте разжигать примус.

– Сначала поедим, а потом пойдем в школу, – сказал Коравье. – Все равно еще рано.

За чаем Коравье был возбужден и ел мало. Он положил лишний кусок сахара в стакан и, вылавливая его ложкой, виновато говорил:

– Будто сам иду в школу… Сердце так и прыгает от радости.

– Еще бы! – ворчливо сказала Росмунта. – Ты же сам грамотный, а жена не может различить даже собственного имени на бумаге.

Вчера Коравье терпеливо обучал Росмунту расписываться. На это ушел почти весь вечер, но жена постигла лишь первую букву своего имени, и то потому, что эта буква была необыкновенно похожа на горбатую старуху Кэмэну.

– Потерпи, Росмунта, – утешал жену Коравье. – Скоро откроется класс для взрослых, и ты еще обгонишь меня. Как же можно выучиться грамоте у человека, который сам едва различает буквы? Это все равно, что учиться бегать у хромого.

Когда Праву, Коравье и Росмунта с Мироном, важно возлежащим в коляске, вышли из яранги, они удивились обилию людей. Казалось, не было человека в стойбище, который бы остался в этот день в яранге.

– Сегодня большой день! – громко сказал Коравье.

Люди были празднично одеты, но лица их выражали тревогу и озабоченность. В стойбище Локэ все так породнились за многие годы, что не было ни одного человека, чей младший родственник не собирался бы в этот день в школу.

Инэнли вел за руку своего маленького племянника, ставшего ему сыном. Мальчик явно важничал и едва поворачивал шею, глядя на других. Он держал в руках школьный портфель с никелированными замками, в которых отражалось солнце. У каждого школьника был такой портфель – это постарался Ринтытегин.

– Как тебя зовут? – спросил Праву мальчика.

– Инэнликэй, – ответил тот, потупя глаза.

– Учиться идет, – как важную новость, объявил Инэнли. – Мы с ним договорились: всему, чему он научится в школе, будет обучать меня.

– Это правильно, – похвалила добрые намерения малыша Росмунта. При этом посмотрела на мужа. – Научился – научи другого.

Коравье повторил, как бы для Инэнли, но в действительности обращаясь к жене:

– Через несколько дней откроем школу для взрослых. Все, кто хочет, могут учиться грамоте… Даже женщины.

Возле школы, украшенной флагами, стояла толпа. Детей разделили на две группы – старшую и младшую.

Учителя Андрей Васильевич Емрытагин и Валентин Александрович Личко вышли на крыльцо. Валентин Александрович держал в руках медный колокольчик.

– Зачем колокольчик? – тихо спросила у Праву Росмунта. – На шею детям будут вешать? Как оленям?

– Нет, – улыбаясь, ответил Праву. – Когда учитель зазвонит – значит, детям нужно заходить в классы – комнаты, где идет обучение грамоте.

– А голосом нельзя? – спросила Росмунта.

– Таков школьный обычай, – объяснил Праву.

Валентин Александрович поднял над головой колокольчик и зазвонил. Все притихли. Кто-то заметил:

– Хороший звонок. Громкий!

– Тумгытури [16], – начал по-чукотски Валентин Александрович. – Сегодня во всей нашей стране самый счастливый день для детворы – начало учебного года. В этот день дети разных народов входят в классы, чтобы начать многолетний путь к знаниям. И вы, маленькие жители стойбища Локэ, тоже сегодня идете в школу. Скоро вы станете грамотными людьми…